Премьера кино
Фото: Bernd Schuller
В прокат вышел фильм Оливера Хиршбигеля "Взорвать Гитлера" (Elser, 2015). История Иоганна Георга Эльзера, в ноябре 1939 года чуть не убившего Гитлера, пробудила в душе МИХАИЛА ТРОФИМЕНКОВА смутные сомнения в правде истории и правде кино.
Догматически следуя принципу "кому суждено быть повешенным, тот не утонет", дура судьба хранила Гитлера от бомбистов — что профессионалов, что любителей. Достояние массовой мифологии — история о том, как полковник Штауффенберг примостил на совещании в ставке 20 июля 1944 года прямо у ног фюрера портфель с бомбой, а какой-то болван его передвинул. Менее известна история 36-летнего плотника Эльзера (Кристиан Фризен): он вмонтировал адскую машину в колонну мюнхенской пивной "Бюргербройкеллер", центра "пивного путча" (8 ноября 1923 года). Ежегодно в этот день фюрер выступал там перед ветеранами партии. В 1939-м все было как всегда, за исключением пустяка. Гитлер покинул пивную раньше обычного и за 13 минут до взрыва: погибли восемь человек, свыше 60 были ранены, но никто из бонз не пострадал.
Еще до взрыва Эльзера схватили: он метался вдоль заграждений на швейцарской границе. В карманах у него нашли план пивной и открытку с ее изображением, а на лацкане пальто, что уму непостижимо,— значок коммунистического "Рот Фронта". Его долго мучили, потом бросили в Дахау, где убили в 1945-м, за считаные дни до освобождения лагеря.
Забвение Эльзера массовой культурой постыдно. В отличие от заговорщиков 1944 года он никак не был связан с режимом, действовал исключительно из благородных побуждений и в отчаянном одиночестве. Но кино начиная с 1950-х годов героизировало бравых палачей, решивших спасти собственные шкуры, поднеся союзникам голову Гитлера, а Эльзера игнорировало. То ли потому, что чумазый плотник не может соперничать в киногеничности с прусскими офицерами, то ли потому, что он был коммунистом или во всяком случае сочувствовал Компартии.
Хиршбигель вроде бы отомстил заговорщикам 1944 года. Дело Эльзера ведет лично начальник криминальной полиции (кстати, президент Интерпола в 1942-1943 годах) Артур Небе. Эльзер пусть ненадолго, но переживет его: в финале Небе вешают за участие как раз в заговоре Штауффенберга. Вроде бы поделом ему. Но проблема в том, что Хиршбигель целеустремленно очеловечивает Небе, служаку, похожего на старого пса. И дополнительным пыткам уже во всем признавшегося Эльзера он препятствовал. Мало ли что фюрер требует выбить из террориста имена заказчиков: стреляный воробей Небе чует, что парень — одиночка. И слово офицера давал Эльзеру, что его близкие не пострадают. В общем, справедливо вопрошал его коллега из СС: "Что стало с вашей жестокостью, Небе?"
То есть зрителям предложено априори видеть в Небе человека, а в его гибели — искупление грехов. В эту концепцию никак не умещается маленькая деталь. В 1941-м Небе руководил айнзацгруппой в Белоруссии. Когда по просьбе Гиммлера он устроил показательную массовую казнь, рейхсфюреру СС стало натурально дурно.
Этические двойные стандарты порождают эстетические. Хиршбигель демонстрирует пытки в отвратительных подробностях. Ладно, думаешь, может, так и надо: если режиссер выбрал позицию безжалостного хроникера, пусть идет до конца. Но вскоре после этого, в одном из флешбэков (фильм наполовину состоит из них), Эльзер мчится к своей любовнице Эльзе (Катарина Шюттлер), узнав, что муж, скотина и пьяница, ее "проучил". Эльза лежит спиной и к Эльзеру, и к зрителям, умоляя не смотреть на нее. Памятуя о сценах в гестапо, готовишься к худшему — и напрасно. Беда не в том, что кровоподтек не слишком уродует бедняжку. А в том, что в следующем плане Хиршбигель снимает женщину (воспользовавшись отсутствием мужа, Эльзер и Эльза не теряли времени зря) так, что побои совсем незаметны. В общем-то, это лицемерие: задав уровень жестокости, режиссер не имеет права тут же давать себе и зрителям поблажку.
Дело в том, что "Взорвать Гитлера" — это два фильма в одном. Один — о герое-одиночке, которого пытают, хотя пытать его бесполезно. Он никого не выдаст, потому что выдавать некого. И чувствует себя никаким не героем, а преступником — убийцей невинных людей, родным которых передает соболезнования.
Другой фильм — о швабском городке, где Эльзер умеренно тусовался с коммунистами (лозунги по ночам на стенах писал, но от драк со штурмовиками увиливал) и вел не очень красящую его половую жизнь. А в реконструкции быта Heimat (малой родины) немецким режиссерам трудно найти равных. В правде быта Хиршбигелю можно доверять, хотя, не заслуживай режиссер доверия, на зрительской душе было бы легче. Приход нацистов к власти по фильму никакой роковой черты между до и после не выжег. Хиршбигель опытным путем пришел к тому же выводу, что и несколько поколений немецких режиссеров за последние 50 лет — от Петера Фляйшмана до Михаэля Ханеке: фашизм — органический компонент немецкой души, а Гитлер лишь выставил его на всеобщее обозрение.