Как первая русская Дума демократизировала отечественную политику
Со времен Петра I Россия была страной мундира, и все государевы люди всегда одевались по форме. Но в 1906 году произошло нечто невиданное — на политической сцене страны появился человек в пиджаке. Тот самый человек, который сейчас сидит во всех кабинетах, во всех заксобраниях, присутственных местах,— он впервые был замечен в Государственной думе. Произошло это, возможно, даже вследствие некоторого недоразумения: когда готовили законодательство о Думе, спешили, о форменной одежде для депутатов не подумали, и этот ответственный выбор — как предстать перед народом — стал первым самостоятельным выбором думцев. Кадеты накануне первого заседания договорились прийти в одежде попроще — и пиджак, который до этого считался спортивной или даже домашней формой одежды, оказался как нельзя кстати. Только представьте: князь Георгий Львов, потомок Рюрика, является на заседание в таком наряде. На уровне символов, знаков всем было понятно — наступает новая эпоха. А уже к концу первого думского созыва в универсальный пиджак стали наряжаться даже депутаты от крестьян: внешние метки сословных различий рушились.
Для кого-то депутаты первой русской Думы были "отбросами и адвокатишками", для кого-то — "нашими депутатами". Их не выбирали на прямых всеобщих выборах, система была куда сложнее, но парламент все равно получился оппозиционным и вполне представительным, а влияние административного ресурса в первую избирательную кампанию проявилось слабо. Пусть дворяне, составлявшие 1,5 процента всего населения, получили в Думе 1906 года 36,7 процента мест, все-таки и крестьяне (84,2 процента населения) имели свои 45,5 процента. Для сравнения, в третьей Думе, которая избиралась уже по новому законодательству и с применением административного ресурса, дворяне получили 49,9 процента мандатов, а крестьяне — только 22,1 процента. В общем, в первой Думе оказались очень разные люди, двое крестьянских депутатов даже не умели читать... Неудивительно, что многие представители старого режима до самого последнего момента не верили, что из такого "сырья" в России может сложиться новая политическая элита, что вообще может состояться парламент. Скажем, еще в 1903 году князь Михаил Волконский на вопрос итальянского короля: "Почему русский царь не дает народу конституцию?" отвечал: "Потому что у нас нет людей для образования парламента". Откуда ж ему было знать, что его сын, Владимир Волконский, будет избран и в третью, и в четвертую Думу и даже займет там пост старшего товарища председателя...
Главной силой в Думе постепенно стали земцы, деятели местного самоуправления: от созыва к созыву их число в российском депутатском корпусе увеличивалось, причем уже в первом парламенте они проявили себя как опытные люди, знакомые с практикой управления. Значимую роль играли юристы, вспомним, например, Сергея Муромцева или Владимира Набокова. Наконец, постепенно в Думе стали появляться и представители буржуазии — вроде лидера октябристов Александра Гучкова.
Для первых думцев самым важным было владение словом. Если в новой России парламент перестал быть местом для дискуссий, то в Думе 1906 года дискуссии велись постоянно. Выступать по бумажке было нельзя, зачитывать разрешалось только цитаты, и очень скоро качество публичности стало критерием профпригодности политика. Россия управлялась словом. Известно, что Петр Столыпин был хорошим оратором и очень любил выступать перед Думой, потому что там встречал себе равных. А вот один из министров его кабинета, министр путей сообщения Шаффгаузен-Шенберг-Эк-Шауфус даром слова не владел и писал Петру Аркадьевичу, что "убедился в своей полной неспособности убеждать" Думу, а потому хочет отойти от дел. И правда, Шаффгаузен вскоре был уволен.
Конечно, парламент раздражал. Даже само слово "парламент" у нас не использовалось, а на страницах проправительственной газеты "Россия" соседство самодержавия с народным представительством подавалось как "русское слово в теории государственного права", как нечто противоположное западноевропейскому парламентаризму. Как видим, и тогда было достаточно сторонников "особого пути". Николай II, к слову, и сам не любил ни конституций, ни народного представительства. На одной из записок 1905 года, которую ему подали члены одесской судебной палаты с предложением образовать представительное учреждение при Министерстве внутренних дел, он коротко написал: "Глупо и нахально". Но справедливости ради отметим, что и думцы зачастую действовали непримиримо. Когда лидер кадетов Павел Милюков в 1906 году встретился со Столыпиным, на него обрушился шквал критики. А русского философа Сергея Булгакова, известного адвоката Василия Маклакова, Петра Струве и Михаила Челнокова за переговоры со Столыпиным соратники по партии буквально затравили... В то время у представителей всех ветвей власти еще не сформировалось отношение к политике как к торгу, а не как к войне. Впрочем, есть основания полагать, что оно и до сих пор не сформировано. Итог битвы Думы с правительством в 1906 году известен: разгон первого российского парламента через 72 дня. Отчасти одним из итогов затяжной войны правительства с Думой стала революция 1917 года: договориться по-хорошему не получилось.
После 1917 года человек в пиджаке надолго стал непопулярной фигурой, но спустя время начал возвращаться в большую политику. Он, конечно, очень изменился, однако заново "государев мундир" не надел. И это один из очень важных плодов демократизации, случившейся более 100 лет назад.