Падение цен на нефть, усугубленное авторитарной властью, увлеченной социалистическими экспериментами, превратили некогда процветающую Венесуэлу в зону выживания. Только что в стране продлили в очередной раз режим ЧС для "удержания ситуации", но, похоже, удержать ее будет не просто
Как живется в стране, где инфляция со сверхзвуковой скоростью стала самой высокой в мире, где за два с половиной года доллар подорожал в 100 раз, где теперь дефицитны абсолютно все товары первой необходимости? Об этом "Огоньку" рассказали россиянки, для которых Венесуэла — вторая родина.
Сейчас в Каракасе живут 300 русских. Они создали маленькую диаспору "Русский клуб". Собираются на праздники в одном из парков Каракаса. Отмечают День Победы, Масленицу. Сейчас меняются продуктами. А один предприимчивый мужчина даже делает на продажу пельмени...
Прилавок по пятницам
Анне 32 года, она фотограф, частный гид, замужем за венесуэльцем. У нее двое детей — 6 лет и полтора года. Анна живет в Каракасе уже два года. Каждое утро она получает примерно такое сообщение в WhatsApp "Для номеров 0 и 1. Аптека "Фарматодо" на улице Паез: памперсы, гигиенические прокладки, бритвы, мужские дезодоранты. Супермаркет "Бисентенарио": масло, мука, сахар. Аптека "Фарматодо" в районе Виста Алегре — есть маленькие банки детской смеси. Супермаркет района Сан-Мартин — мыло, стиральный порошок". Это не реклама. Так венесуэльцы делятся информацией, где можно найти дефицитные товары. Анну это сообщение не касается. У нее номер 8. Это значит, что покупать продукты она имеет право только по пятницам и воскресеньям...
Анна поясняет: у каждого венесуэльца есть удостоверение личности, ламинированная карточка — седула. По цифре, на которую заканчивается ее номер, определяются два дня, когда можно покупать продукты. Информация от владельцев сетей магазинов и аптек, где что можно достать в определенный день, просачивается в специально созданные группы в социальных сетях, распространяется по сарафанному радио и к 4 утра у названных магазинов вытягиваются очереди. К открытию магазинов в полвосьмого утра они могут достигать сотен человек и продолжать прирастать. К полудню к кому-нибудь, кто уже почти у кассы, приходит человек 20 родственников, которые становятся перед ним. Неизбежно вспыхивают драки. Поэтому у очередей за порядком следят несколько полицейских и военных из Национальной гвардии.
Все к ужину купить в одном месте нельзя, для этого необходимо отстоять несколько очередей в разные магазины. Гонка за дефицитом — дело семейное. Один достает сахар, другой рис, третий молоко, четвертый мясо, пятый яйца. "Венесуэльцам повезло, что у них большие семьи,— считает Анна.— В Каракасе все более или менее спокойно,— рассказывает она,— и очереди где-то в среднем на 4-5 часов. Есть даже районы, где очередь всего на час максимум. Однако за пределами столицы ситуация хуже. У меня есть знакомая из города Пуэрто-ла-Крус. Она тоже молодая мама, так вот, она один раз отстояла 10-часовую очередь за сухим молоком и туалетной бумагой, но в результате так ничего и не смогла купить — магазин закрылся. Народ в очереди стал возмущаться: что такое, с утра стоим, начались беспорядки. Полиция подключилась. Был случай в городке Валера. Люди стояли в очереди, подъехали молодчики, и четырем мужчинам сказали, что встанут перед ними. Когда те стали возмущаться, достали оружие и застрелили всех четверых на месте. Ну и скрылись, естественно. В Каракасе такое, конечно, невозможно".
Каким ты был
Анна впервые приехала в Венесуэлу в 2009 году как туристка. И по ее словам, это была совершенно другая страна. Супермаркеты источали изобилие. "Каракас довольно-таки разношерстный город,— говорит Анна,— но я сразу влюбилась в него, потом вышла замуж за венесуэльца. Все начало меняться в 2014-м. Первыми, как сейчас помню, исчезли средства женской интимной гигиены. Венесуэла уникальная страна, несмотря на огромное количество природных ресурсов, здесь очень мало чего производится. Даже молоко всегда импортировалось из Колумбии. Когда началась инфляция, правительство ввело регулируемую цену на многие товары. И даже то, что делается в Венесуэле, производителям стало невыгодно продавать".
Сегодня в стране дефицит молока, сахара, яиц, детского питания, масла, риса, макарон, муки, мяса... Нет стирального порошка, мыла, шампуня, дезодорантов, памперсов, туалетной бумаги... Проще сказать, что есть,— это фрукты.
Для того чтобы купить молоко ребенку, в Венесуэле теперь нужно не только удостоверение. При продаже самых простых товаров проверяют отпечатки пальцев
— Люди создают группы, где обмениваются продуктами,— рассказывает Анна,— мы, мамы, объединились в группу по обмену регулируемыми товарами в WhatsApp. Я несколько раз менялась: как-то достала молоко и детскую смесь, а мне нужны были памперсы. Договорились, обменялись.
Анна с мужем 4 месяца жили в отеле, потому что семья с детьми в Венесуэле не может снять квартиру. Это прямое следствие благих намерений бывшего президента Уго Чавеса, который пытался решить проблему нехватки жилья и бедности радикально: был принят закон, по которому семья с детьми, снимающая жилье и оказавшаяся внезапно без средств к существованию, получала право конфисковать квартиру владельца в свою пользу. Итог: начались злоупотребления, и теперь никто не сдает квартиры семьям с детьми.
Бачакерос и гонка за ценником
Никто не может точно посчитать, какая же сегодня инфляция в Венесуэле. Местные шутят, что цены растут быстрее, чем можно высчитать проценты. Независимое исследование сайта Dollartoday выбрало мерилом инфляции уличную еду. Так, курица гриль в 2013 году стоила 170 боливаров, а в 2015-м — 1750. За два года около тысячи процентов роста! Кукурузная лепешка в ноябре 2014 года стоила 120 боливаров, а сейчас продается за 1500-2000 боливаров.
В Венесуэле практически невозможно купить доллары. Здесь нет обменников, и простому смертному нужно собрать сотни справок, чтобы купить доллар по официальному курсу, который не имеет ничего общего с реальностью. В 2013 году по официальному курсу за 1 доллар давали 6,3 боливара. На черном рынке — 60 боливаров. Именно по этой цене все их и покупали. Сейчас официальный курс — 525 боливаров за доллар, черный — 999,87 боливаров.
— Если в двух словах, то Венесуэла сейчас для туристов, для иностранцев, для сотрудников посольств, которые зарабатывают в долларах,— это рай,— говорит Анна,— а для местных, которые получают в боливарах,— это ад.
Муж Анны, экономист с высшим образованием, работает в местном Центризбиркоме. Его зарплата 38 тысяч боливаров в месяц. Для того чтобы купить продукты на неделю, нужно 12-15 тысяч. "Конкретно нашей семье живется легче, есть какие-то запасы валюты,— спокойно говорит Анна,— есть и какие-то дополнительные доходы. Людям, у которых исключительно доход в боливарах, приходится крутиться. Я в очереди стояла всего один раз в течение часа и сказала мужу, что больше не буду этим заниматься. Достаем через знакомых. Муж находит".
Найти можно все — если есть деньги.
— Памперсы сейчас днем с огнем не сыщешь,— рассказывает Анна.— У меня младшему сыну полтора года. Нельзя пойти и купить, какие ты хочешь. Надо знать, где в какой аптеке будут какой размер продавать и с 5 утра стоять в очереди. Официальная цена пакета подгузников 150 боливаров. На черном рынке перепродают за 5 тысяч один пакет. Мы покупали и за 3, и за 4 и за 5 тысяч. На днях правительство цены повысило, на черном рынке цены растут еще быстрее. Раньше, для сравнения, молоко стоило 150-200 боливаров в магазине по официальной цене, у спекулянтов литр молока стоит 2,5 тысячи.
Спекулянтов в Венесуэле называют бачакерос. Это вид муравьев, который встречается только в Латинской Америке. Когда на куст или дерево нападает стая этих муравьев, они подчистую уничтожают все листья. По словам Анны, большая часть народа в очередях — это именно эти самые бачакерос, которые раскупают все, чтобы потом перепродать.
Правительство пытается с этим бороться. Для того чтобы купить молоко ребенку, в Венесуэле теперь нужно не только удостоверение: в 2016 году в стране, богатой нефтью, с климатом, в котором можно собирать несколько урожаев в год, при продаже самых простых товаров проверяют отпечатки пальцев. Большинство магазинов снабжено специальными аппаратами. Кроме того, в одни руки не дают больше двух пачек или 2 килограммов товара. Но это плохо работает. Спекулянты все равно налетают стаями.
В Каракасе есть два основных места, где можно купить все. Первое — это самые большие трущобы в Южной Америке. "Там можно найти абсолютно все,— описывает Анна,— ну и, естественно, есть определенный риск, когда туда поднимаешься. Бандиты могут ограбить, могут отнять автомобиль под дулом пистолета. Но ничего, люди как-то выкручиваются. Есть место немножко поспокойнее — бульвар в противоположном конце города. Но там меньше выбор".
С риском для жизни
Лилия — инженер, приехала в Венесуэлу в 2011 году по госконтракту строить заводы по производству автоматов Калашникова. Вышла замуж за венесуэльца. "Это прекрасная, уникальная страна по своей красоте,— говорит Лилия,— до сих пор влюблена в нее. Есть шикарные пляжи, есть снег, есть пустыня, красота немыслимая. Мы работали и были счастливы, что у нас в двух часах езды Карибское море. В городе Маракай, где я работала, продукты начали пропадать постепенно. Потом в какой-то день, раз — и нигде невозможно найти куриное мясо, его просто нет. Отстоять очередь в 200-300 человек ради того, чтобы купить шампунь, мыло, муку, макароны,— это невозможно. Мы все покупали в 10-50 раз дороже у перекупщиков. По контактам находили у знакомых. Звонишь, приезжаешь и покупаешь. Но стало очень тяжело с медициной, многих лекарств просто не найти".
В 2014 году в Венесуэле началась жестокая эпидемия лихорадки Денге. Лилия тоже заболела. "В частных клиниках есть лекарства, но в аптеках и государственных больницах напряженка. У меня семь дней была температура 40. Необходимо пить парацетамол. Его нигде нет. Нет никаких антибиотиков. Мой муж объездил все больницы, искал по всем связям — был готов купить за любые деньги. В конце концов нашли. Потом передали из России парацетамол. Но очень много людей остались без лекарств, и многие умерли".
Сейчас прожиточный минимум — это 15 тысяч боливаров (15 долларов). Но на самом деле — это ежемесячный доход многих семей с детьми. На эти деньги практически невозможно купить достаточно еды для семьи даже в магазинах, по регулируемой цене, отстояв все километры очередей. У людей остается только один выход — воровать. Это и происходит: угоняют машины, крадут телефоны, отнимают кошельки и сумки средь бела дня.
— Преступность выросла,— подтверждает Лилия.— Недавно мы пошли с мужем в ресторан обедать в 12 дня. Заехали за его сестрой и ее маленькой дочкой. Заказали еду, сидим кушаем. Заходит парень. Дальше я вообще ничего не успела понять — раз и он в меня пистолетом тыкает. Говорит: всем не двигаться — телефоны, кошельки на столы. Все произошло очень быстро. Девушка, которая с этим парнем была, сгребла все в сумку, и они уехали на мотоцикле...
От процветания — к нищете
Некогда обожаемый народом Уго Чавес строил в Венесуэле "социализм XXI века". Показательный социализм стартовал в 2007-м, когда Чавес национализировал действовавшие в стране американские компании. Потом процесс огосударствления стал "приметой времени": Чавес начал национализировать все подряд — промышленность, фермы, земли. Конъюнктура всем этим социалистическим упражнениям над экономикой благоприятствовала: цены на главный венесуэльский продукт — нефть — безудержно росли, беды ничто не предвещало.
Гром грянул еще при жизни народного любимца — нефть начала резко дешеветь, внешний долг — расти, а ситуация в экономике — ухудшаться. Без конкуренции предприятия стали чахнуть, а с началом кризиса, лишившись государственных субсидий, вообще умирать. Опора режима — государственная нефтяная компания Petroleos de Venezuela SA (PDVSA) — работала крайне неэффективно, огромные средства уходили на зарплаты чиновникам и на содержание армии. Народ, как водится при любом социализме, остался в стороне.
Потом Чавес умер, его сменил соратник Мадуро, но страна продолжала катиться вниз. И катится — до сих пор. Сейчас на Венесуэлу свалился еще и энергетический кризис. Засуха привела к тотальным перебоям с электричеством. Для решения проблемы 2 млн госслужащих сократили рабочую неделю до двух дней — до конца кризиса (?!). Кроме того, введены ежедневные отключения электричества на 4 часа. Страна даже перешла в другой часовой пояс ради экономии.
Отключения электричества вывели людей на улицы. Во втором крупнейшем городе страны — Маракайбо в конце апреля начались беспорядки, по стране прокатилась волна грабежей магазинов. Митинги проходят с нарастающей регулярностью.
— На днях был марш оппозиции,— рассказывает Анна,— и был марш чавистов. Их с каждом днем становится все меньше. Народ не хочет уже поддерживать это. А выгоняют на митинги в качестве чавистов государственных служащих под угрозой увольнения. Есть здесь площадь Венесуэла. Они на ней все время собираются. Я здесь, когда еще была как туристка, каждое утро в 7 утра просыпалась под песни чавистов про социализм. Они такие танцевальные, задорные, весело было просыпаться".
Теперь задорные социалистические ритмы стихают. А жители столицы живут слухами: самый свежий о том, что Мадуро держится из последних сил, что от него отворачиваются даже соратники по социалистической партии и что американская разведка считает, что в Венесуэле может произойти дворцовый переворот — президент будет отстранен членами своей же Единой социалистической партии Венесуэлы...
Анна и Лилия не считают, что в стране революционная ситуация и возможен военный переворот. "Все так давно говорят об отстранении Мадуро. Чуть ли ни с его избрания, но ничего не меняется",— устало говорит Лилия. "Не понимаю, зачем военным тут что-то переворачивать,— признается Анна,— им лучше всех. У них есть все: и продукты, и деньги".
Что дальше? Тут мнения наших собеседниц расходятся: "Конкретно нашу семью кризис пока не очень сильно трогает, так чтобы совсем собирать чемоданы и бежать, но есть, конечно, какие-то проблемы. Но у нас есть знакомые, есть связи. Лично мне тут нравится! Круглый год лето, тепло, фрукты. Когда едешь на пляж или поднимаешься в Анды, сразу забываешь и о кризисе, и о дефиците, и обо всех проблемах сразу",— говорит Анна. А вот Лилия переезжает с мужем в Америку — будет там заниматься турбизнесом. "Нам нужно думать о будущем,— говорит она,— а в Венесуэле нет молока, нет памперсов..."