Закончилась ли эпоха высоких цен на нефть? Кого волнует положение дел на фондовом рынке? Как сланцевая революция повлияла на внешнюю политику США? На эти и другие вопросы ведущему «Коммерсантъ FM» ответил бывший министр топлива и энергетики РФ, председатель совета Союза нефтегазопромышленников России Юрий Шафраник в рамках программы «Действующие лица».
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ / купить фото
«Как нет незаменимых людей, так нет и незаменимых поставщиков»
Юрий Шафраник о нынешнем состоянии фондового рынка: «Вообще наш фондовый рынок такой куценький, что весь фондовый рынок меньше одной приличной компании зарубежной. И когда на уважаемых каналах идут обсуждения журналистские, и эксперты выступают: как меняются фишки зеленые, красные, голубые, как идут вверх индексы, вниз, — у меня это вызывает неприятие. Я думаю, что этого даже на Западе очень мало, и только специализированные каналы дают эту информацию. Потому что там сотни миллионов пользователей фондового рынка. Вас это волнует? 99% населения России не волнует это. Пусть это растет, институциональные дела развиваются, пусть фондовые индексы живут, надо это развивать, но на это десятилетия нужны. И это нужно сегодня только спекулянтам.
Самое главное — эффективность предприятия, прибыль предприятия. Сравните газпромовскую, сургутскую и другие компании. Во-первых, я был участником создания всех этих компаний, и я очень уважаю большинство, да всех практически президентов, это не сладкий хлеб. Поэтому я бы не хотел в вашем интервью участвовать в передергивании. Но, заметьте, это пока у нас зачаток, и он не отражает реальную цену, которую стоит "Газпром". "Газпром" стоит 500 млрд, и надо, чтобы кто-то нашелся, и мы всей страной поработали, чтобы он стоил 500 млрд».
Об устройстве современного экспорта: «Конечно, перезрела тема свободного доступа, открытой себестоимости, открытых затрат по газовой трубе внутри России и свободный доступ всех пользователей внутри России. Это назрело и перезрело давным-давно. А экспорт — это все-таки вещь, когда трубы уже проложены, и рынок выстроен так, как уже выстроен, и здесь устраивать хаос, отдавая рынок, когда через трубу пойдут трое-четверо, придут в Германию — кто выиграет? Выиграет Германия, Венгрия и так далее, но не Россия. Поэтому внутри все перезрело, давно надо решить. А экспорт, там, где созданы трубы, должен быть пока российской монополией.
Государство пока держало через "Газпром" руку на пульсе. Я тертый человек, особенно сделав в девяти странах мира проекты, хорошо вижу нас оттуда, критично, кстати, но я не скажу, что акционеры "Газпрома" немного выигрывают, влияют на то, что я бы поопасался вообще ломать сегодняшний экспорт».
«Энергетика и политика сильно связаны»
Юрий Шафраник о неверных шаблонах в СМИ: «Энергетика и политика сильно связаны. Мне где-то приходилось молодым журналистам объяснять, что "изменилась политика на Ближнем Востоке, и как она повлияла на нефть и газ". Там все диаметрально наоборот: изменилась энергетическая картина мира, изменился приоритет Америки по энергетике, по нефти и газу — изменилась политика. Шаблонов, особенно в СМИ, да и от выступающих на конференциях, иногда знаете сколько? "Войну начали там из-за нефти". Ну как человеку объяснить, что ровно наоборот, а иногда вообще из-за третьего факта, а нефть, как говорится, тут рядом не стояла. А если и стояла, так это просто продукт, который окупит любую нефть, это надо учитывать».
«Мировыми процессами всегда кто-то пользуется»
Юрий Шафраник о действиях Саудовской Аравии: «Конспирологии нет, кроме одного: как только начинается процесс падения — месяц уже видно снижение — тем, кто отвечает, условно Саудовской Аравии, приходится сесть и думать, а как быть — снизить добычу или расслабиться? И вот здесь уже четвертые, пятые игроки начинают играть. Сидит Саудовская Аравия и думает, что надо бы всех научить. И я бы на их месте поступил так же.
Если никто не собирается снижать, то значит в Дохе не о цене речь идет, и проблема не в цене, а в рынке. То есть идет война за рынок. И даже если бы в Дохе вдруг подписали бы согласие, то если бы один завтра нарушил, а это сразу бы произошло, у остальных были бы руки развязаны. Я бы на месте Саудовской Аравии поступил так же: я бы сыграл вместе с Россией, подписался, как-то всем знак дал, что, ребята, знайте, устроим кузькину мать — но тут же бы посмотрел, кто нарушит, на нарушителя свалил бы всю вину и сам поднял добычу, потому что я бы играл конкурентно, я бы так или иначе продолжал выдавливать и зажимать всех и захватывать рынок. Поэтому, как говорится в американских фильмах, ничего личного. Процессами всегда кто-то пользуется, даже войной».
О влиянии нефти на политику: «Американцы нащупывали очень много разных подходов к тому, чтобы улучшить свое обеспечение, не зависящее от внешнего мира. Все-таки они очень сильно зависели от Ближнего Востока и от Саудовской Аравии. И заметьте: когда они покупали 27% свободной нефти мира, они, как говорится, взасос любили Саудовскую Аравию. Но когда сейчас стали меньше зависеть, политика на Ближнем Востоке изменилась. "Да, мы дружим, но Иран нам важнее", потому что Иран требует новых вложений, надо поставлять оборудование, надо строить — новый рынок. И даже не газ и нефть Ирана, а работа, рынок — вот что нужно большинству компаний, американских ли, русских ли».