Курильский остров Матуа, о котором шла речь в предыдущем материале этого номера, был впервые нанесен на карту российской экспедицией Шпанберга еще при Анне Иоанновне — в 1740 году. В елизаветинские времена русский флаг пришел на Аляску. Потом наступила славная екатерининская эпоха, когда мощь страны умножалась победами и приобретениями, а самодержица шутливо говорила: "Я не знаю другого способа защитить границы империи, кроме того, чтобы их расширить". Расширяли как могли и после Екатерины, пусть даже с переменным успехом: Аляску вовсе продали, те же Курилы 70 лет были японскими, пока опять не стали нашими. После возвращения в "лоно", кстати, прошли уже другие 70 лет. Что изменилось? Да по большому счету ничего: гражданское население там не приживается, военный персонал растет и убывает по приказу. Об освоении территорий системно не думали ни при императрицах, ни позже: главное — удержать. Причем удержать именно территории, богатые сырьем и стратегическим положением, а не людей, которые на них живут. В итоге на гигантских дальневосточных просторах сложился какой-то особый сорт суверенитета — вахтовый. Оазисы обустроенной инфраструктуры, вроде процветающих Якутска, Хабаровска, Владивостока, Благовещенска или Южно-Сахалинска, убогость и запущенность окрестных пространств только подчеркивают. Как это выглядит и можно ли что-то поправить, выяснял "Огонек".
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Павел Кассин / купить фото
Шанс увидеть, как этот феномен выглядит в реалиях и как работает, представился сам собой: слетать на овеянный легендами курильский Матуа, на котором вот уже месяц как развернута совместная экспедиция Минобороны и Русского географического общества,— от этого предложения невозможно было отказаться.
Удивительно бессмысленной была эта командировка, но уникально насыщенным впечатлениями оказался маршрут: Москва — Екатеринбург — Новосибирск — Улан-Удэ — Чита — Хабаровск — Сахалин — Итуруп. Дальше должен был быть Матуа, но остров не принял — погода не дала. Отчаяние и обиду описать трудно — после почти 20 часов лета и семи пересадок упереться в облака и ветер. Вертолетчики готовы были лететь — привыкли, но прогноз на трое ближайших суток был такой: окно над Матуа может закрыться в любой момент, пока машина туда летит, а окно над Итурупом — в любой момент после старта с него. Короче, перспектива: улететь и не иметь возможности ни сесть там, ни вернуться назад. Получалось как в песне: "и на Тихом океане свой закончили поход". Географически именно так это и выглядело: полоска Итурупа тянется с юга на север, слева Охотское море, справа Тихий океан. И именно оттуда плотную облачную вату гнал на взлетную полосу жесткий ветер в сопровождении неприятного природного явления, именуемого горизонтальный дождь. "Хотели Курилы? Получите",— прокомментировал оперативный дежурный, выпроваживая посторонних с аэродромной бетонки...
Цивилизация по убывающей
Здешняя природа сурова, но прекрасна. Жаль только, людей мало. В этом горячем источнике, например, народу в разы больше, чем в среднем по острову на квадратный километр
Фото: Павел Кассин, Коммерсантъ
"От машины не отходим, держимся кучно: в траве клещи, в кустах медведи",— довел прибывшим, но не убывшим местные вводные усталый и мокрый подполковник на Итурупе. И это прозвучало как финальный аккорд путешествия, начавшегося за семь пересадок до этого в аэропорту Чкаловский в Москве. Этот маршрут на военном "челноке" — дивный опыт спуска по спирали цивилизации по мере удаления от центра к окраинам державы. После этих заметок, боюсь, у меня уже не будет возможности когда-нибудь его повторить. Но удержаться от некоторых ярких деталей просто не могу.
Старт поездки, а/п Чкаловский. Именно здесь в гарнизонном магазине помимо маек с Путиным и Шойгу можно купить снежскую воду с кислородом, инструкция которой сообщает: "Содержит краситель, который может оказывать отрицательное влияние на активность и внимание детей". Начальство — не дети. Ему тут недавно построили новый терминал — с иголочки. Но нас собирают в тылу, возле одноэтажной комендатуры. Картонка с загадочным текстом: "Армия России. Мужество в награду". "Простите, где тут можно руки помыть?" — "Чего помыть? Тут ничего не моют, покиньте помещение..." День отъезда счастливо совпал с объявленной поутру высшим командованием внезапной проверкой. Вылет нашей маршрутки по этому поводу постоянно сдвигается — пропускаем больших командиров. С нами тоже летит один такой — генерал-лейтенант. Насколько он крут, мы узнаем через три пересадки, когда в спецдомик с едой и водой посреди башкирской степи перестанут пускать людей младше полковника.
Вода и еда на военной маршрутке очень важны — хоть снаружи это и выглядит как обычный Ту-154, здесь не кормят и не поят, а в туалете нет мыла и бумаги. Пройти в конец салона, впрочем, не всегда получается: после Новосибирска там обычно живут большие служебные собаки, которых, случается, расселяют по заветным кабинкам, если они друг с другом не дружат. Если полет днем и вожатые не спят, проблем нет. Если ночью и спят, то проблемы есть: задремавшего бойца с поводком будить не стоит, поскольку пес за хозяина порвет. Поэтому надо либо через весь борт тащиться в другой салон, либо убалтывать собаку.
Лететь в военной маршрутке тесно, душно, но занимательно. Можно посмотреть на представителей всех родов войск, послушать смешные личные и печальные служебные разговоры и полюбоваться соответствующими наколками у сержантского состава и младших офицеров. Например, "Никто кроме нас" — десантники; "Здесь и сейчас" (не только по-русски, но и на латыни даже — HIC ET NUNC) — спецназ разного профиля. Якоря с набором букв, цифр или кинжалов — морская пехота. "Дарья", "Вова" и пр. — это, если есть, то у старших офицеров крупного телосложения. Проветриваться даже на многочисленных остановках борт не успевает, поэтому от воздушного концентрата глаза слезятся и лучше всего — спать.
Чем дальше от комфортной столицы и обжитых региональных центров, тем больше запустения вокруг и меньше признаков цивилизации
Багаж — особая история в путешествии на военно-воздушной маршрутке через всю страну. Если кто видел замечательное кино "Орда", то чем-то напоминает. В брюхо тушки имущество грузят подразделениями или бригадами попутчиков. Что везут, куда, в какой консистенции и каким весом, никого не интересует. При выгрузке из бортового чрева выносят самые разные предметы: ящики, в которых то ли есть, то ли было оружие и боеприпасы, каски, бронежилеты и прочую амуницию, собачий корм, канистры, баулы, рюкзаки, матрасы жен военнослужащих и коляски их детей, мелкую мебель собранную, крупную мебель разобранную...
Свободные люди в командно-административную схему плохо вписываются, зато любые грандиозные задачи решаются легко
Просыпаешься в военной авиамаршрутке автоматически. Не потому, что куда-то приземлились, а потому что отключают вентиляцию и сразу нечем дышать. Ближе к Москве на пересадках подают полноценные трапы, дальше от столицы — неполноценные, потом, бывает, и стремянки. Если аэропорт в месте посадки двойного базирования, то кусочки сносно устроенного быта есть и в военных выгородках — лавочки, например, кран с водой или удобства с дверью. Если же а/п профильный, то есть только военный, то окружающий вид концептуально аскетичен: на самых дальних рубежах просто нет ничего. Есть кровососущие насекомые разной — в зависимости от места посадки — величины. И чем дальше от комфортной столицы и обжитых региональных центров, тем больше запустения вокруг и меньше признаков цивилизации: в пути последовательно пропадают еда, вода, интернет, мобильная связь...
Невольно ловишь себя на мысли: слава святым, что вот так — от столицы до Итурупа — большинство все же не летает ни лично, ни в составе подразделений. Стало быть, военнослужащих командиры оберегают от концентрированных психологических травм в пути. Поскольку при прохождении ударного маршрута насквозь возникновение ненужных и вредных вопросов неизбежно. Ну, правда, зачем бойцам и командирам осознание того, что голая природа, пусть и родная, недружелюбна современному человеку, даже если он военный?..
Земля без людей
Чем дальше восток, тем дефицитнее люди, города, поселки и даже отдельные постройки. К примеру, на Итурупе нет архитектурных излишеств. Да и архитектуры нет. Развалины былого, правда, периодически по обочинам возникают
Фото: Павел Кассин, Коммерсантъ
Вопросы — вообще штука вредная. Тем более при пролете над безлюдными миллионами квадратных километров Отечества. Вот она, Родина внизу, любимая и... почти пустая: чем дальше на восток, тем дефицитнее люди. Знаете, какая плотность населения на Чукотке? 0,07 человека на квадратный километр. Недавно случайно наткнулся в Сети на интервью якутского президента: Якутия, рассказывает он, по территории равна Западной Европе или Индии, население — менее 1 млн. Дальше — самое "вкусное": "Около 90 процентов территории Якутии находится в первозданном виде, не тронуто человеком вообще".
Ну, спросите вы, и о чем это говорит? А может, там и жить людям нельзя? Может, и нельзя. Но у нас ведь власть традиционно иначе формулирует приоритеты: город — будет; саду — цвесть... Ну и дальше по всему периметру текущих проблем подход сугубо директивный. Свободные люди во всю эту командно-административную схему, правда, плохо вписываются, зато любые грандиозные задачи решаются легко: хоть необитаемый Матуа срочно раскопать, хоть Пальмиру разминировать. И как-то при этом неловко уточнять: а зачем Матуа-то ковырять именно теперь, в кризис, когда каждая копейка на счету? И если все так здорово у нас получилось в Пальмире, почему ж тогда под Анапой, совсем рядом с будущим керченским мостом, где тепло и люди живут, до сих пор со времен войны не разминированы склады 11-й армии вермахта? А никто и не уточняет — так жили и так живем.
Вот, например, милый сердцу Итуруп, самый крупный из островов Южных Курил, ставший нашим 70 лет назад. При японцах здесь жили десятки тысяч людей, жизнь кипела в деревнях и на рынках, имелась крупная военная база, откуда японская эскадра уходила громить Перл-Харбор. Что мы своего за минувшие годы тут построили? Недавно вот — аэропорт. Еще появилась пара магазинов и гостиниц. А в главном населенном пункте — городе Курильске с населением чуть больше полутора тысяч человек — уложили диковинную достопримечательность: пару сотен метров (!) асфальта.
Пара сотен метров асфальта есть только в Курильске – главном городе острова с населением около полутора тысяч человек. За 70 российских лет приличных дорог на Итурупе так и не появилось. Зато все просторы — наши
Фото: Павел Кассин, Коммерсантъ
Но в магазине продавец предупреждает покупателя: "Продукт почти просроченный. Берете?" И слышит в ответ: "Да знаю я. Конечно, беру". А как не брать, если своего продовольствия (за исключением рыбы и того, что огород дает) в достатке нет, а подвоза в ближайшие дни не будет, точнее, неизвестно, когда будет. Здешние люди любят повторять: у нас тут водятся 3 тысячи человек и 8 тысяч медведей. Людей побольше, конечно, если посчитать еще военных и пограничников, а медведей никто и не считал — может, и их больше. С юга на север острова надо добираться по суровой грунтовой дороге через перевал, где каждую машину караулят голодные лисицы, а придорожные лопухи — размером с человека, ими укрываться можно. Красоты, конечно: вулканы, лощины, источники, не то что чайки — орланы летают над зарослями непроходимого бамбучника. Но безопасно ездить по здешним грунтовым тропам можно только днем и когда тумана нет. А в редких населенных пунктах на улицах пусто уже после девяти вечера — комендантский час по факту. Простого вопроса — почему японцы тут ладно жили, а у нас только выселки получаются? — у большинства обитателей просто не возникает. Живем — землю стережем...
Занятно, что прелести рыночной экономики, благословенная инициатива частника и прочие достоинства свободного общества, пришедшие в отечественные пределы после скучного социализма, проблемы вахтового суверенитета не разрешили, а скорее усугубили: стало понятно, что новые возможности не просто противоречат, а часто входят в клинч с административной действительностью. Ключевым стал простенький вопрос: кто должен обустраивать инфраструктуру удаленных и трудных территорий — государство или бизнес? Быстро выяснилось: при недостатке людей, а стало быть, и спроса заниматься затратными инфраструктурными проектами (вроде дорог, жилья, тепловых сетей, электрических и иных коммуникаций) бизнесу просто не выгодно. А без реализации таких проектов люди на голом месте, если это не военные, не появятся. Высокие заработки? Они могут привлечь кадры — на сезон. Но жизнь в сарае или даже щитовом домике с семьей без школы, больницы и прочих атрибутов нормального социального быта (в числе которых, отметим, сегодня уже и интернет, и устойчивая мобильная связь) не увлекает даже энтузиастов денежных знаков. Что в сухом остатке? Да все то же: вахтовый суверенитет.
Под занавес анекдот, привезенный (это действительно именно так) с Итурупа:
— Коля, если тебе дадут машину времени, ты что с ней сделаешь?
— Да ясное ж дело — затонирую...