Литература
Новый, великий и могучий
Извечный вопрос "Правильно ли мы говорим по-русски?" уже не актуален. Правила меняются. И теперь в школах и вузах учат не столько говорить, сколько выражаться. Полки книжных магазинов буквально завалены справочниками — от "Словаря устойчивых сравнений" до "Словаря русских фразеологизмов с названиями животных. В помощь политикам и менеджерам". О том, с чем сегодня сверяют свой словесный поток,— ЛИЗА НОВИКОВА.
Солидная аббревиатура БСЖ обозначила новый словарь русского жаргона (В. Мокиенко. Т. Никитина. Большой словарь русского жаргона. СПб: Норинт, 2001). Составители по праву гордятся проделанной работой: им наконец дали "выплеснуть слова, что давно лежат в копилке". Таковых оказалось 25 тыс. Чуть ли не основной корпус — тюремно-лагерный жаргон. Но не забыты и прочие языковые носители прошлого и настоящего — от волжских бурлаков до компьютерщиков и дельтапланеристов. Не обидели ни "собак" (помимо "пальто, милиционеров и сторублевых купюр" обозначающих еще и компьютерный значок, и хот-дог), ни "мышей" (из карманного вора и бродяги превратившихся в компьютерный аксессуар).
Особых пометок удостоились словечки из обихода байкеров, бильярдистов, диггеров, "мажоров", журналистов и "наркоманов-грибников". Вспомнили и про небольшие социальные группы. Например, про студентов-филологов, обзывающих Анну Андреевну Ахматову "А в кубе". И даже про фанатов группы "Телевизор", подаривших миру еще одно значение слова "ящик".
В общем, составители БСЖ постарались учесть все мнения, чтобы как можно подробнее разъяснить значения каждого слова. В то же время ученые-лингвисты как будто оправдываются: мол, без этих 25 тыс. словечек "уже невозможно читать современную литературу и периодику, слушать радио или наблюдать за политическими дебатами в Думе". Очевидно, понимают, что, выпустив на волю зверя по имени "сленг", они позволили ему из ярого альтернативщика превратиться в лексическую норму. Но вместе с тем байкер с хакером почти перестали друг друга понимать.
Слова из потайного кармана сегодня в избытке представлены и в научной монографии профессора Владимира Жельвиса "Поле брани: Сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира" (книга выпущена "Ладомиром" в серии "Русская потаенная литература" и выдерживает уже второе, дополненное издание).
Ненормативная лексика требует серьезного подхода: пожилая университетская преподавательница или интеллигентный диссидент, свободно владеющие матерным "кроем", неизменно вызывали уважение у работяг-ремонтников и пиетет — у блатняг-уголовников. Именно поэтому автор "Поля брани" подробнейшим образом исследует "непристойность как важный фактор повышения" статуса и "особенности восприятия словесной агрессии". Здесь же и всевозможные классификации тем и мотивов. Профессор формирует из читателя матерного полиглота, подробно расписав, "как" и "куда именно" отправляют оппонентов разные народы. Процитировав все возможное и невозможное, ученый явно нехотя сбавляет обороты. Например, говоря о матерной прослойке художественной литературы, приводит в пример находчивых Нормана Мейлера с его fug и Александра Солженицына с его "фуем".
Впрочем, в финале своего исследования умудренный профессор все же предлагает искать альтернативные средства эмоциональной разрядки. Тем не менее призыв перейти на междометия и отточия выглядит в книге про сквернословие почти как "Минздрав предупреждает" — практически бессмысленная и к тому же абсолютно циничная фраза-девиз с сигаретной пачки.
Проследить языковые изменения конца ХХ столетия взялись и составители "Толкового словаря современного русского языка" (ИЛИ РАН; под редакцией Г. Скляревской. М.: Астрель, АСТ, 2001). Новая лексика здесь четко распределяется по разрядам. Акупунктура, алкаш, бартер, безналичка, бизнесменка, бомжатник, Госдума, инвалюта и качок — вроде бы знакомые слова здесь преподносятся как новые. С ними мирно соседствуют иностранные заимствования (например, теперь уже можно точно узнать, что такое лэптоп, мейнстрим, папарацци, пиар и сиквел). Жаль, что в этой научной книге так и не нашлось места модному словечку "позиционировать".
Однако некоторые "старые" русские слова позиционировали, то есть нашли себя в новой языковой ситуации по-новому. Например, прилагательное "рублевый" вышло за пределы традиционного значения и сформировало новое, антонимичное прилагательному "валютный". Избавлены от ярлыка "устаревшие" слова "лицей", "гувернер", "алтарь" и "патриарх" (на это в словаре указывает специальная стрелочка). А "доска почета", "загнивание капитализма", "соцреализм" и "партвзыскание" напротив, решительно отправлены в пассив (их место, видимо, заняли "залы славы", "демократия", "постмодернизм" и "штрафы").
Впрочем, подчас решительность составителей смотрится комично. Например, в статье "кошка" и первое, и второе значение гласит "заяц" (в данном случае речь идет о годе рождения человека по китайскому календарю). Хотя еще Козьма Прутков предупреждал: мол, когда на клетке слона прочтешь надпись "буйвол", то не верь глазам своим.