Рабочая группа при Министерстве труда РФ создает "дорожную карту" реформы психоневрологических интернатов. "Власть" выясняла, какие перемены должны быть первоочередными и как их могут встретить на местах.
«Никто не говорит о том, что человека надо вывести из интерната силой. Но, если люди могут и хотят жить самостоятельно, они должны получить такую возможность»
Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ / купить фото
"Когда интернат заключает договор со своей собственной структурой, это конфликт интересов"
В номере "Власти" от 4 апреля мы рассказывали о 26-летеней жительнице ПНИ N30 Ольге Л. Девушка — сирота с детства, жила в детском доме-интернате (ДДИ) для детей с умственной отсталостью, потом ее, как и всех детей из ДДИ, перевели в психоневрологический интернат. В ПНИ N30 в 2014 году Ольгу лишили дееспособности — одновременно еще с 14 другими жителями этого ПНИ.
Осенью прошлого года Ольгу привезли на аборт в Первую Градскую больницу, где работают волонтеры благотворительной службы помощи "Милосердие". Она сообщила волонтерам, что не хочет делать аборт, но на этом настаивает администрация интерната. Благодаря ходатайству общественных организаций руководство департамента труда и социальной защиты населения города Москвы вмешалось в судьбу Ольги: аборт отменили. Департамент предложил директору ПНИ Алексею Мишину принять помощь общественных организаций и, в частности, кризисного центра "Дом для мамы" службы "Милосердие", работающего при Синодальном отделе по благотворительности РПЦ. "Дом для мамы" нашел для Ольги двух кандидатов в опекуны. У одной из них, Натальи Т., она жила несколько месяцев.
В течение этих месяцев администрация интерната сделала все возможное для того, чтобы сопровождение Ольги общественной организацией не состоялось и чтобы девушка вернулась в ПНИ. Квартиру Натальи Т. осаждали представители интерната и органов опеки, снимавшие перепуганную девушку на видеокамеру, Ольге постоянно звонили из ПНИ, после чего ее состояние ухудшалось (подробнее — в материале "ПНИ — это смесь больницы и тюрьмы" во "Власти" N13 от 4 апреля).
В феврале 2016 года, когда для Ольги был оформлен второй опекун, опека Чертановского района стремительно отменила собственное распоряжение об опеке, и беременную девушку вернули в интернат. Надо отметить, что представители опеки (как и представители других социальных служб Чертаново) тесно контактируют с директором ПНИ. Между тем в этом интернате 70% жителей лишены дееспособности. Сотрудники отдела опеки должны заботиться о положении этих людей, контролировать качество оказываемых им услуг, но они не навещают жителей ПНИ и не имеют представления об их реальной жизни. Президент благотворительной организации "Перспективы" Мария Островская, участвовавшая в общественном мониторинге ПНИ N30, отмечает, что договор об оказании социальных услуг недееспособным гражданам в этом учреждении заключается между директором интерната и опекунской комиссией, в которую входят сотрудники учреждения (то есть интернат заключает договор сам с собой), тогда как в Петербурге такой договор руководство ПНИ заключает с органами опеки. "Понятно, что несколько сотрудников органов опеки не в состоянии контролировать соблюдение прав и качество оказания социальных услуг для каждого из тысячи жителей интерната,— говорит Островская, но когда органы опеки являются стороной договора, это хотя бы законно.— А когда интернат заключает договор со своей собственной структурой — это конфликт интересов и это заведомое нарушение прав получателя социальных услуг".
Несмотря на то что "Дом для мамы" договорился о платных родах Ольги в Перинатальном центре Москвы, ее отвезли в 20-ю горбольницу Москвы, где раньше срока провели кесарево сечение. В больницу к Ольге не пустили ни ее психолога, ни помощницу, нанятых "Домом для мамы" и сопровождавших Ольгу несколько месяцев беременности, ни директора "Дома для мамы" Марию Студеникину.
Сразу после операции Ольга написала отказ от ребенка. С тех пор друзья девушки из "Дома для мамы" ни разу ее не видели, хотя не раз пытались навестить Ольгу в ПНИ.
В апреле этого года члены группы мониторинга Общественной палаты РФ (ОПРФ), инспектирующей психоневрологические интернаты, разыскали Ольгу и поговорили с ней, несмотря на активное противодействие со стороны психолога интерната. На вопрос, как ей живется в ПНИ после "Дома для мамы", Ольга ответила: "Там получше было". На вопрос, хочет ли она видеть своего ребенка, сказала: "Да, хотела бы увидеть, но мне его даже не показали". Сразу после родов ребенка унесли, а Ольге дали подписать отказ. На вопрос, зачем она подписала, девушка сообщила, что сотрудники интерната все время ей говорили, что жить с ребенком в ПНИ нельзя. Врачи назвали ребенка Григорием, хотя сама Ольга во время беременности придумала для него другое имя. Запись разговора с Ольгой есть в распоряжении редакции.
Общественные организации добивались встречи с Ольгой и прояснения ее судьбы, но директор ПНИ Алексей Мишин, по сути, не хотел идти им навстречу. В одной из столичных газет появилось сразу две статьи с комплиментарным описанием интерната и фотографиями его директора. В них говорилось, что Ольга Л. хотела сделать аборт, а общественники ею манипулировали: вывезли беременную из ПНИ в "Дом для мамы" против ее воли и желания интерната; держали "взаперти"; а после родов "бросили" Ольгу и ее сына. Кроме этого, в статьях утверждалось, что группа общественного мониторинга, инспектировавшая ПНИ N30 и обнаружившая там множество нарушений, некомпетентна, а реформа ПНИ, которой давно добиваются общественные организации и о необходимости проведения которой недавно заявил министр труда Максим Топилин, вредна и опасна, потому что в результате реформы на улицу выпустят невменяемых людей. О том, что на самом деле представляет из себя реформа ПНИ и как она проходила в развитых странах мира, мы попросили рассказать эксперта Евросоюза Елену Вяхякуопус (см. интервью "Не надо путать ПНИ и психиатрическую больницу"). А чтобы прояснить судьбу Ольги, связались с директором "Дома для мамы" Марией Студеникиной и пресс-секретарем Синодального отдела по благотворительности РПЦ Василием Рулинским.
"Мы понимаем, что просто так ее никто не выпустит"
По их словам, Ольгу никто не увозил в "Дом для мамы" против ее воли — сотрудники ПНИ даже записывали на видеокамеру, как девушка отвечает директору интерната, что согласна ехать. Более того, идея переезда в "Дом для мамы" принадлежит именно директору Мишину. "Мы пришли в интернат с намерением заключить договор о сотрудничестве и помочь Ольге,— вспоминает Мария Студеникина.— Ольга всю жизнь провела в интернатах, она сирота. Она привыкла верить всему, что ей говорит руководство интерната. Она даже не знала, что может сохранить жизнь ребенку. Мы хотели познакомить ее с жизнью "Дома для мамы", показать ей альтернативу. Мы намеревались приглашать к Ольге в интернат психолога, врача, помощницу, которые помогали бы ей во время беременности, поддерживали ее, гуляли с ней, обеспечивали ее досуг. Но директор интерната не захотел сотрудничества с нами в такой форме. Он предложил искать для Ольги опекуна, а на первое время взять Ольгу в "Дом для мамы" на "гостевой режим"".
Ольгу не держали "взаперти", говорят в Синодальном отделе по благотворительности. "Мы начали поиски опекуна для беременной недееспособной женщины,— рассказывает Василий Рулинский.— За короткий срок был подобран кандидат в опекуны. У нее дома Ольга и находилась по согласованию с интернатом и органами опеки. Там она не содержалась "взаперти и в одиночестве", напротив, она много гуляла, посещала зоопарк, к ней приезжал ее молодой человек, сотрудники "Дома для мамы", сотрудники интерната". Рулинский отмечает, что "Дом для мамы" оплачивал для Ольги помощницу-сиделку и психолога, подобрал клинику для ведения беременности и один из лучших роддомов Москвы. "Мы очень хотели, чтобы Оля чувствовала себя комфортно, ни в чем ей не отказывали,— поясняет Студеникина.— Нам казалось, что этот опыт очень важен, потому что в такой ситуации оказываются многие женщины, и многие из них хотели бы сохранить своего ребенка, но им не позволяют".
Сразу после рождения Григория, когда Ольга оказалась в изоляции, а ребенок в боксе для отказников, общественники стали искать ему опекуна: ребенка взяла под опеку Наталья Т., у которой на гостевом режиме и жила беременная Ольга. "Сразу после рождения Гриши Наталья написала заявление в органы опеки,— говорит Мария Студеникина.— В очереди перед ней была семья, которая, узнав, что мама Гриши из ПНИ, отказалась от идеи его взять. Так Наталья стала его опекуном. В ее пользу был и тот факт, что Наталья с первого дня была настроена на поддержание контакта Ольги и ее ребенка. Сейчас у Гриши все хорошо, он растет, развивается. Мы все надеемся, что когда-нибудь Ольгу отпустят из интерната, и она сможет познакомиться со своим ребенком. Сейчас она в изоляции, мы предпринимали попытки с ней встретиться, но интернат категорически не желает нас к ней пускать".
7 мая Ольга, по словам Студеникиной, позвонила ей и сказала, что хочет жить в "Доме для мамы": "Мы договорились встретиться с ней 9 мая в Лианозовском парке. Оля должна была прийти вместе со своим молодым человеком и отцом ребенка Сашей, он дееспособный, и с ним Олю иногда отпускали в город. 9 мая она позвонила мне в 12 часов дня и сказала, что скоро должна выйти из интерната, но на встречу так и не пришла. С тех пор ее телефон отключен. Я неоднократно обращалась к Алексею Мишину с просьбой разрешить встречу с Ольгой. На мои письма он не отвечает".
"Дом для мамы" по-прежнему готов поддерживать Ольгу и содействовать ее общению с ребенком. "Мы понимаем, что просто так ее никто не выпустит,— говорит Студеникина.— Но мы очень хотим ей помочь. И рассматриваем разные варианты: если ей не восстановят дееспособность, мы готовы искать для нее опекуна. Если ей дадут ограниченную дееспособность, мы готовы искать ей попечителей. Также мы готовы подбирать для нее варианты сопровождаемого проживания".
Несколько раз Ольга звонила своей бывшей помощнице Алене и опекуну Наталье. Спрашивала, где живет Гриша и может ли она приехать его навестить. Однако директор Мишин утверждает, что Ольга после родов подавлена и совсем не хочет видеть своих друзей.
12 мая члены группы общественного мониторинга Роза Цветкова и Павел Кантор пришли в ПНИ N30 и спросили у главного врача ПНИ психиатра Виктора Иванова, могут ли они проведать Ольгу. Тот сообщил, что это невозможно: Ольга очень плохо себя чувствует, никуда не выходит и после общественного мониторинга 25 апреля у нее вообще был приступ эпилепсии. Не разрешил он пообщаться и с ее соседками по отделению. Однако позже Иванов сообщил, что в начале мая Ольге несколько раз разрешили гулять с ее молодым человеком Сашей ("приступ" этому не помешал). Мария Студеникина говорит, что эпилепсией Ольга ранее не страдала: "Пока она жила под нашим наблюдением, никаких приступов эпилепсии не было, нам из ПНИ даже не дали никаких лекарств от эпилепсии".
Общественники полагают, что Ольгу изолируют намеренно. "Мы знаем, что знакомым в ПНИ Ольга рассказывает, что она больше не может иметь детей,— говорит Мария Студеникина.— Вполне вероятно, что в больнице ее стерилизовали, это происходит часто в отношении женщин, живущих в ПНИ".
Поскольку изоляция Ольги и препятствование ее общению со знакомыми из НКО нарушает ее права, авторы статьи настоятельно просят департамент труда и социальной защиты населения города Москвы разрешить доступ к Ольге Л. представителей авторитетных общественных организаций "Милосердие", "Центр лечебной педагогики", "Я есть", которые на протяжении последнего года участвовали в ее судьбе.
В общественной проверке ПНИ N30 помимо перечисленных организаций участвовали представители фондов "Волонтеры в помощь детям-сиротам", "Перспективы", Фонда Владимира Смирнова, а также член ОПРФ Елена Тополева-Солдунова и член координационного совета по делам детей-инвалидов Елена Клочко. Эти люди входят в общественные советы при российских министерствах и правительстве РФ, где на их многолетний опыт опираются при принятии решений. Так что заявления о некомпетентности экспертов, участвовавших в мониторинге ПНИ N30 и выявивших грубые нарушения российского законодательства, лишены оснований.
Эту историю мы описываем так подробно, потому что она показывает, как система на своем самом низовом уровне сопротивляется усилиям общественных организаций, пытающихся облегчить жизнь людей в ПНИ и добиться в этой закрытой, тоталитарной среде хоть каких-то перемен.
"Политическая воля на самом верху очевидна"
В двух отчетах группы мониторинга ОПРФ говорится о нарушении прав граждан, живущих в ПНИ N30, на свободу передвижения; о длительной принудительной изоляции и незаконном использовании изоляторов; об отсутствии ежедневных прогулок; о принудительной госпитализации и недобровольном лечении; о правилах внутреннего распорядка, изданных директором ПНИ и ограничивающих право граждан на личную переписку, прием посетителей, приобретение предметов первой необходимости и на пользование собственной одеждой. Изменения, на которые пошла администрация ПНИ, носят, по мнению комиссии, формально-имитационный характер (подробнее об этом см. материал "Открывали дверь, ставили еду на пол, закрывали дверь" во "Власти" N22 от 6 июня.
5 июля в ПНИ N30 приехал глава департамента труда и соцзащиты населения города Москвы Владимир Петросян. Общественники стали приводить ему примеры репрессивного воздействия администрации ПНИ на молодых женщин за их общение с внешним юристом и попытки отстоять свои права. Петросян высказал мнение, что люди, которые могут жить самостоятельно, не должны содержаться в интернатах за государственные деньги. По словам чиновника, который ранее тоже был директором ПНИ, недобровольное применение тяжелых психотропных препаратов недопустимо, за воровство на кухне надо увольнять, а запирать людей на этажах нельзя, потому что в противном случае они лазают через окна, а это приводит к травмам. Юристы общественных организаций напомнили министру, что насильственная изоляция людей и лишение их свободы нарушает Конституцию РФ.
Петросян согласился с тем, что жители ПНИ могут свободно выходить из своих отделений и передвигаться по территории интерната. Общественники привели в пример московский ПНИ N4, где уже много лет существует "открытый" корпус, и Звенигородский ПНИ, где уже более года открыт пятиэтажный корпус А, и где из-за этого не произошло никаких неприятностей — напротив, люди стали более открытыми и доброжелательными.
По словам чиновника, Москва хотела бы принять участие в пилотном проекте по реформированию ПНИ, и он лично позаботится о том, чтобы одной (или нескольким) НКО был выделен грант на организацию сопровождаемого проживания в рамках этого пилотного проекта. Однако сам пилотный проект, по всей видимости, департамент намерен реализовывать на базе ПНИ N30, что представляется авторам статьи в корне неверным шагом. Директор учреждения и его администрация являются противниками реформы, они не считают, что люди с ментальными нарушениями могут жить в обществе. "Реформу можно начинать в тех интернатах, где руководство готово",— считает и президент благотворительной организации "Перспективы" Мария Островская. По ее словам, недавно представители общественных организаций в рамках поручения вице-премьера Ольги Голодец ездили с инспекционной поездкой в один из регионов, где увидели в ПНИ "настоящие карцеры без окон" — их там называют темными: "Люди жаловались нам, что их закрывают в карцеры, а когда мы подняли журнал "движения по изолятору", то прочли, что медсестры сами сажают людей в изолятор за "неадекватное поведение". Мы объяснили администрации, что изоляторы и карцеры не должны существовать в ПНИ, это грубое нарушение прав человека. Через три недели мы узнали, что все карцеры в интернате закрыли. В одном сделали душевую, в другом — клизменную. То есть администрация этого ПНИ нас услышала. Вот в таких учреждениях и нужно начинать реформу".
На прошлой неделе директор Мишин собрал родственников людей, живущих в ПНИ. Пришло человек 60 — в основном пожилые люди. По выкрикам с мест было очевидно, что они заранее негативно настроены по отношению к общественным организациям, которые пытаются изменить жизнь интерната и сделать ее более открытой. Мишин выражался осторожно, под камеру. Пообещал, что интернат никто не закроет, но тут же дал понять, что в интернате есть свои волонтеры, и поэтому нет смысла впускать туда новых людей "с улицы". Родственники активно соглашались — с улицы никого не надо. Но с этим согласны и общественные организации: ни одна из них никогда не предлагала Мишину заводить волонтеров с улицы — во всех социальных учреждениях Москвы работают волонтеры с опытом, прошедшие необходимый обучающий курс. Например, волонтеры "Милосердия", работающие в нескольких московских ДДИ, в начале своей работы обязаны прослушать семинар по основам ухода за детьми с ментальными и двигательными нарушениями.
Манипуляцией можно считать и слова директора ПНИ N30 о том, что, если отделения в интернате откроют, к жителям интерната будут приходить посторонние люди. Родственников такая перспектива очень возмутила: никто не хочет видеть чужих людей рядом со своими близкими. "Но если ваш сын сам захочет общаться с кем-то и у него появятся друзья, вы будете против?" — спросили после собрания представители общественных организаций одну из пожилых родительниц. "А, ну если он сам захочет, то я не против, конечно",— ответила она. Настраивая родственников против изменений и реформ, директора ПНИ рассчитывают на шквал возмущенных писем в департамент, способных остановить реформу. Но остановить ее уже невозможно, считают специалисты.
"Есть абсолютно четкое желание министра труда делать эту реформу,— говорит член ОПРФ, член совета по вопросам попечительства в социальной сфере при правительстве РФ Елена Тополева-Солдунова.— Политическая воля на самом верху очевидна. Но все понимают, что это непростая задача, которую не решить за один год. Поэтому министр предложил создать "дорожную карту". Для начала — изучить, кто живет в ПНИ и почему, ведь если в интернате живет несколько человек опасных для общества, неразумно из-за этого лишать свободы всех остальных. Необходимо также расставить приоритеты: кого выводить из ПНИ в первую очередь и как менять жизнь людей, которые в интернатах остаются. Никто ведь не говорит о том, что человека надо вывести из интерната силой — если человек хочет жить в интернате, он там и останется. Но, если люди могут и хотят жить самостоятельно, они должны получить такую возможность. И, конечно, одна из главных задач реформы — снижение количества прибывающих в ПНИ из ДДИ. Дети-сироты в ДДИ сегодня получают хоть какое-то развитие и образование, но, попав в ПНИ, они деградируют, потому что вся их жизнь сводится к просмотру телевизора в палате и походу в столовую. Им не помогают развиваться, не помогают с трудоустройством. И сейчас необходимо хотя бы таким ребятам дать шанс". Кроме этого, по словам Тополевой-Солдуновой, рабочая группа министерства, в которую входят представители общественных организаций, намерена написать "новое типовое положение по ПНИ, соответствующее и новым международным обязательствам РФ, и 442-му федеральному закону". В этом типовом положении должны быть отменены нормативные акты 1978 и 1980 годов, которыми до сих пор руководствуются ПНИ. "Несмотря на то что министерство считает эти положения утратившими силу, в психоневрологических интернатах руководствуются не законом о соцобслуживании, а этими устаревшими советскими нормативами",— объясняет член ОПРФ. Наконец, еще один важный пункт "дорожной карты" — оценка финансовых затрат при выделении муниципалитетами квартир сопровождаемого проживания. "Сейчас запускаются пилотные проекты по сопровождаемому проживанию в трех российских регионах,— рассказывает Тополева-Солдунова.— Но мы надеемся, что и другие регионы подключатся. Почему-то все думают, что выделение жилищного фонда — очень дорогая идея. И тут важны экономические расчеты — насколько сопровождаемое проживание дешевле или дороже, чем жизнь в ПНИ. Наши пилотные проекты и должны такие расчеты предоставить".
В перспективе на реформу уйдут годы, но есть шаги, которые нужно делать уже сейчас, полагает Тополева-Солдунова: "Те нарушения базовых прав человека, которые мы видим сейчас и в ПНИ N30, и в других интернатах, нельзя терпеть, эти проблемы нужно решать прямо сейчас".
Президент благотворительной общественной организации "Перспективы" Мария Островская полагает, что первым шагом к реформе должна стать открытость интернатов: "Нужен закон о распределенной опеке, чтобы для недееспособного жителя интерната появился еще один опекун кроме собственно интерната. Чтобы родители не теряли право опеки над взрослыми детьми, помещенными в интернат. Чтобы люди учились и работали за пределами интерната. Чтобы лечились амбулаторно, проходили настоящую диспансеризацию. А если у человека температура 38, к нему в ПНИ вызывали бы врача из поликлиники, и тогда врач видел бы, в каких условиях живет человек и не причиняют ли ему вред. Врачи в штате ПНИ не нужны — они теряют связь с медицинским сообществом, теряют квалификацию. В ПНИ возможно оставить одного врача-терапевта, который будет подчиняться не ведомствам соцзащиты, а Минздраву, который и будет его контролировать. Как департамент соцзащиты может контролировать качество оказания медицинских услуг? Это может только профильное ведомство".
По мнению Островской, нужно отказаться от системы финансирования койко-мест, при которой интернат держится за каждого жителя и не желает отпускать его в длительный отпуск или на сопровождаемое проживание, потому что теряет при этом деньги. "Нужно перейти к системе, когда финансирование идет за человеком,— поясняет она.— Финансируется только индивидуальная программа предоставления социальных услуг (ИППСУ). Если человек способен за собой ухаживать, не надо прописывать ему в программе обслуживания стрижку ногтей и мытье головы. Нужно определять нуждаемость человека в определенных услугах и финансировать только исходя из нуждаемости. Поставщик этих услуг должен быть не один. Например, ПНИ предоставляет койку, внешняя организация — питание, НКО — дневную занятость, реабилитационный центр — лечебную физкультуру и массаж. И тогда эти структуры начнут друг друга видеть, взаимодействовать, контролировать друг друга, а интернат превращается в дом. И государственные, и негосударственные организации могут участвовать в этом процессе, это право определено ФЗ N442. И это не будет государству дороже стоить, ведь НКО привлекают ресурсы со стороны общества". По мнению эксперта, жилье муниципалитеты могут предоставлять инвалидам по договору социального найма, а услуги по сопровождению и организации дневной занятости можно разыграть на конкурсе среди НКО. "Тех, кто способен жить сам, нужно выводить на самостоятельное проживание, а тех, кто не способен,— на сопровождение в гетерогенные группы,— убеждена Островская.— Нельзя выводить из интерната только сильных и самостоятельных, оставляя в нем самых слабых: мы обрекаем их на забвение и сегрегацию. В некоторых странах Европы пошли по этому пути, а теперь все переделывают. Потому что слабые должны жить вместе с сильными, тогда они стремятся к развитию, а сильные учатся проявлять заботу о них. Это самая верная модель для групп сопровождаемого проживания".