Выставка иконы
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Коллекционер Феликс Комаров продолжает осваивать Большой Манеж: показав там иконы крупного формата и небольшую ретроспективу Эрнста Неизвестного (все — из своего собрания), он спродюсировал энциклопедический проект о русской святости. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Сравнительно недавно в Манеже возник новый выставочный жанр — нечто среднее между культпросветом, одой меценатству и ярмаркой тщеславия. Известный коллекционер арендует свободные площади Манежа и выставляет там собрание, но не просто так, а с упором на свою жизнь в искусстве — с фотографиями из личного архива, цитатами и афоризмами собственного сочинения и прочими заметками на полях, которые обычно на люди не выносятся. Пионером такого подхода выступил антиквар широкого профиля Марк Патлис. В прошлом году он сделал в Манеже "Кавер-версию" — выставку о коврах (Патлис считается крупнейшим специалистом в этой области), прялках, живописи, дополненную собственноручно сделанными снимками в компании известных людей как на формальных мероприятиях, так и на отдыхе, например в бане. В начале этого года его примеру последовал собиратель и бизнесмен Феликс Комаров. В Манеже он дебютировал сразу двумя выставками — ретроспективой Эрнста Неизвестного и вещами из основанной им в девяностые на Манхэттене Russian World Gallery. Панорама творчества шестидесятников (помимо Неизвестного тут фигурировал, например, живой классик Олег Целков) тоже заканчивалась семейным альбомом, где Феликс Комаров позировал с гостями из России и США (в частности, голливудскими актерами) в интерьере своей галереи.
На нынешней выставке фотографий коллекционера нет, и это понятно: ставить лицо ныне живущего бизнесмена в один ряд с ликами святых, пускай даже и местночтимых, все-таки нескромно. Тем не менее и здесь чувствуется задорный, американистый культ успешной личности. Два отдельно стоящих постамента из гипсокартона, единственная архитектура выставки, заставляющая предполагать в ней какую-то особую идеологию, украшены соответственно приветственным словом истринского митрополита Арсения и кратким лозунгом про Русь и духовность от самого Феликса Комарова. По размеру шрифта видно, что коллекционер явно не ставит себя ниже духовной власти. Возможно, в этом проявляется большой опыт жизни в США и почерпнутое там стремление подражать самопровозглашенным гениям бизнеса и политики — например, Дональду Трампу. Сходство между господином Комаровым и Трампом особенно заметно, если зайти на сайт первого. Посетителя встречают слоган "Феликс Комаров — это стиль жизни" и набор кратких афоризмов, заставляющих вспомнить о твиттере нынешнего кандидата в президенты от республиканцев.
Но утверждение своего культурного значения все-таки уступает главному сюжету выставки. Между постаментами с цитатами Комарова и митрополита Арсения располагается икона св. Владимира, крестителя Руси, с подробной справкой о том, когда стал популярен его культ. А случилось это при Екатерине Великой, когда Российская империя бескровно присоединила Крымское ханство. В 1778 году был основан Херсон, ставший духовным правопреемником ключевого центра распространения христианства в регионе в те времена, когда и славян как политической силы и оформленного этноса не было. Тогда-то и вспомнили о князе Владимире — государственность наконец-то сложилась в идеологически четких границах. Неудивительно, что Комаров и куратор выставки искусствовед Ирина Бусева-Давыдова выдвигают крестителя Руси на первый план: нынешняя политическая ситуация как нельзя лучше соответствует возрождению его культа. В этом господин Комаров тоже похож на Трампа: оба — державники, хоть бизнесмен из США и против вмешательства государства в жизнь простых (и богатых) американцев. С другой стороны, есть и историческая логика для такого смыслового центра: в конце концов, первыми русскими святыми были не мученики за веру, а князья-страстотерпцы Борис и Глеб.
В остальном это очень сбалансированная выставка, красиво сделанная, с огромным количеством новых имен — как для ценителей иконописи, так и верующих. Святые расположены по датам жизни так, что начинается все с херсонских митрополитов эпохи раннего христианства и заканчивается Иоанном Кронштадским. Культуртрегерство и энциклопедизм здесь побеждают идеологическую конъюнктуру: в экспозицию включены и старообрядческие иконы, и холсты, и даже хромолитографии из журналов, все это на фоне деревянных досок одинакового формата. Конечно, в силе остается возродившаяся после 1991 года манера некритически относиться к житиям и пересказывать их без какого-либо рационального анализа, как есть, хотя понятно, что помимо прославления добродетелей и смирения у православных подвижников были и другие миссии — колонизация бескрайних на тот момент территорий, хозяйство, политика и так далее. Очень не хватает и общероссийской карты святости, где все святые были бы привязаны к регионам и приходам — получилась бы очень интересная картина, и с тем количеством икон, которое есть в собрании, задача выглядит выполнимой. С точки зрения искусства, однако, тут есть на что посмотреть. Большинство вещей из собрания сделаны в XIX веке, и видно, как эклектичны были вкусы заказчиков и манеры исполнителей. Мастерские Киево-Печерской лавры, например, писали вещи западные, со светотенью и пейзажами. В Мстере стилизовали под Рублева и Дионисия. Местные письма иногда открывают блестящих самоучек. Явление святому Дорофею иконы Богоматери на месте слияния рек Белый и Черный Юг, написанное где-то в Поморье, радует свободным и приподнятым отношением к пейзажу — кажется, что елки тут пляшут вокруг праведника. Стандартизация иконописи, кажется, окончательно сложилась только в постсоветской России, а до революции, к счастью, не хватало скреп на то, чтобы воплощать всех святых на один манер.