Олимпоэзия
Глава 4
Деревенские страдания
Почему у нас в деревне
У девчат переполох?
Дзюдоисток из Уганды
Кто с утра встревожить смог?
Вы чего дрожите, смуглолицые?
Это ж не бандиты, а полиция!
Отвечают угандийки:
— Сам-то смелый, что ли? Ишь!
Ты здесь ночью походи-ка —
Сам как листик задрожишь.
Мир — жесток и страшен, скажем, в частности,
Нет в деревне нашей безопасности.
Я на жалобы ответил:
— Может, это перебор?
Ведь вокруг деревни этой
В три ряда стоит забор.
А они лопочут: «Ты — дурак и псих,
Нападает ночью кто-то из своих».
Подбежали австралийки:
— И у нас — немало бед.
У пловчихи Симмонс Ники
Спёрли новенький айпэд.
Хочешь факт недавний? Очень грустный он:
У Элизы Дауни стырили айфон…
Все кричат: «Куда деваться!»
У девчат глаза горят:
— С этим нужно разобраться,
Тут воруют всё подряд.
— Хороша деревня олимпийская,
Жаль, что безопасность низкая!
— Тут — маньяк! — Уганда дружно
Продолжает голосить,
— Как нам жить, девчонки, нужно
У полиции спросить.
Кто ведёт такую жизнь злодейскую,
Пусть нам растолкуют полицейские!
Полицейские сказали:
— Прекратим ненужный спор!
Мы насильника поймали,
Это Джуниос, боксёр.
Под спортсмена косит, но закону — враг,
На парадах носит намибийский флаг.
Где же принцип олимпийский?
Этот намибийский кекс
Двум уборщицам бразильским
Предлагал за деньги секс.
Обуяли парнем мысли вздорные —
Овладеть за деньги коридорною.
Подошёл штангист грузинский,
Тоже начал глотку драть,
Он кричал, что просто свинство —
За такое забирать.
Может, секс за бабки там традиция,
Где живут ребятки чёрнолицые?
От таких традиций древних
Упаси спортсменов бог!
Мы решили всей деревней:
В шею гнать! Другим — урок.
У Олимпиады есть любовь в крови,
Но вообще-то надо, чтобы по любви!
Глава 5
Сердце Герца
В Олимпийской деревне полно заведений,
Где желающий может попить и поесть,
Но еда там (поверьте поэтскому мнению) —
Не особо вкусна, плюс — остра. В общем, жесть.
Каждый день на деревню приходят машины.
Штук 120 машин доставляют еду.
Столько съесть даже очень спортивным мужчинам
Невозможно за день. А к чему я веду?
А к тому я веду, что продуктов остатки
(Это — множество тонн первоклассной еды)
По ночам очень крепкие грузят ребятки
И увозят их в ночь, заметая следы.
Все остатки продуктов под утро сжигают,
Как у нас на границе порой пармезан,
Чёрным дымом продукты в трубу улетают.
А к чему я клоню? А к тому, что низам…
В смысле бедным бразильцам, которых немало,
О подобной жратве остаётся мечтать.
Тем, кто в жизни не видел пять сотен реалов,
Новостей про сжиганье еды не понять.
Мысль об этой еде беспокоила многих.
Каждый сытый её прогонял поскорей,
Но однажды, шагаючи из синагоги,
Вдруг задумался Герц, житель Рио, еврей.
«Герц» на идише, если не знаете,— «сердце»,
Герцы очень фамилией этой горды,
И пришла вдруг идея сердечному Герцу,
Что и как нужно сделать с остатком еды.
В олимпийском движенье евреев немало,
Да и в мэрии Рио кудрявые есть.
Герц им всем объяснил: из того, что осталось,
Можно бедным и нищим сготовить поесть.
Слово — дело. Он занялся бизнесом странным,
Разрешений пришлось получать — будь здоров!
А закончилось странным весьма рестораном,
Лично Герц отбирал для него поваров.
Сорок пять поваров посчитали наградой,
Сорок пять поваров посчитали за честь
В заведении Герца в дни Олимпиады
Из остатков продуктов готовить поесть.
Главным стал итальянец Массимо Боттура,
Обладатель заветных мишленовских звёзд,
И в помощниках — цвет ресторанной культуры,
В общем, дело закручено очень всерьёз.
В ресторане не будет узоров на блюдах,
Нанокухни не будет и прочей фигни.
Будет то, что по нраву обычному люду,
Фуа-гры и икры, извините,— ни-ни.
Поваров замечательных опыт огромный
И продукты, что Фелпсу на стол не пошли,
Превратятся в обеды для местных бездомных
И бомжам, что на пляжах ночлег свой нашли.
Понимаю, что в принципе так бы и надо
Относиться к беднейшим, к деньгам и еде,
Но жалею, что кончится Олимпиада
И опять будет всё как всегда и везде…
