Олимпоэзия
Глава 6
Неспортивное поведение
Проблемы допинга здесь, в Рио,
Не существует ни черта,
Чего бы вам ни говорили.
Клянусь вам статуей Христа,
Что здесь «под кайфом» — каждый третий,
А если ночью, то — второй.
При этом, я хочу отметить,
Все здесь увлечены игрой,
Что в олимпийскую программу
Не включена ещё пока.
Игра простая: ром (сто граммов),
Потом бутылочка пивка,
Потом бразильская кашаса
«Канинья 51»,
Закусим (местная колбаска),
Потом — за ромом в магазин,
Опять пивка (уже на пляже),
Пять селфи в баре на айфон,
Ну а потом — как фишка ляжет…
Таков бразильский марафон!
Короче, нефига тупить,
Как спел бы Шнуров: «В Рио — пить!»
Знакомятся бразильцы быстро,
Лучась улыбками, легко,
Едва им на бразильском чистом
Ты скажешь, например: «Мутко!»
— Мудко! Мудко! — бармен метнётся
К бутылке бледно-голубой,
И что-то мутное польётся
В рюмашечку перед тобой.
Нет-нет! Тут нет ни слова матом
И про министра спорта нет!
«Мудко кон суко де томато»…
Сейчас открою вам секрет…
«Фазендный ром с томатным соком» —
Вот дивной фразы перевод!
От этой фразы много прока
Тому, кто весело живёт.
Я помню, в баре «Сааведра»
Впускал в себя мудковый хмель,
Когда подсели пара Педров,
Лоренцу, Энцу и Мигель.
Не вру! Два Педру! Ну ей-богу!
Я был тогда ещё не пьян.
Тут донов Педров очень много,
Не то что диких обезьян.
…Когда беседа как-то прытко
Перескочила на напитки,
Мигель сказал: — Наверняка
Вы гоните из тростника
В России обалденный ром!
— Нет, тростниковый мы не пьём.
— А из чего? — спросила тётка.
— Как из чего? Пшеница! Водка!
Я в баре показал бутылку
«Столичной». Педро-первый пылко
Вскричал: — Хочу её попить,
А русский должен угостить!
Призыв не вызвал возраженья,
Мы после круга угощенья
Переместились в бар «Буковски»
И там добавили «Московской».
«Буковски» — хипстерская хрень,
Подобие московской «Клавы».
Здесь пьют не все кому не лень,
Здесь тупорылы, величавы
Сидят с макбуками, насупясь,
Прайсвотерхаусы и Куперс,
Юристы в оксфордских рубашках —
За вечер выпьют три рюмашки
И обсуждают в два стола,
Как жизнь экспата тяжела.
Когда бы Чарльз Буковски с ними
Столкнулся, он бы не шутил
И в тот же миг своё бы имя
В названьи бара запретил.
Ну ладно, тут я придираюсь.
Толпа менялась. Напиваясь,
И я немножко подобрел.
В углу экран ТВ горел.
Все штатники смотрели теннис,
И вдруг какой-то лысый пенис
На весь кабак воскликнул: — Фак!!!
И показал рукою знак,
Понятный русским и китайцам —
Кулак с торчащим средним пальцем.
Мы с доном Педро возмутились,
А он — орёт: «Серену! Вильямс!
Дерёт Свитолина Элина!
Я вижу надпись «Украина»,
Приятно ёкнуло внутри.
Удар! Еще! И вот — 6:3!
Не часто видели арены
Лица такого у Серены…
Она же — первая ракетка!
Ну что, домой в Майами, детка?
Дон Педро крикнул: — Гринго, гуд?
Иран! «Макдоналдс»! Голливуд!
И, гринго подколоть пытаясь,
Большой показывает палец
На очень крепком кулаке.
Америкос сидел в тоске
И пил чаёк по-стариковски.
Тут завалился в бар «Буковски»,
В дверях сложившись пополам,
Голландец. Крепкий. Пьяный в хлам.
Он весел был, лица не хмурил,
Представился: — ван Гелдер Юри,
Гимнаст. Уже прошёл в финал!
Как этот Юри выпивал!
Да, это видеть было надо:
Он, явно в честь Олимпиады,
Составил в кольца пять стаканов,
Налил бухла пяти цветов
И, улыбнувшись как-то странно,
Бухнул, уснул и — был «готов».
Потом — проснулся, выпил виски
И до деревни Олимпийской
Себе велел позвать такси,
Сказав бармену: «Гран мерси».
Наутро разнесли газеты,
Что он за поведенье это
Был из команды исключён,
Что правила нарушил он,
Набравшись, так сказать, «по гланды»
И опозорив Нидерланды.
Ну что, вы поняли, друзья,
Что олимпийцам пить нельзя?
Они во всём должны быть чисты,
Не то что, скажем, журналисты.
