|
Лягушатник-путешественник |
 |
Печать отверженности
 |
| Приехав в Россию монархистом, Астольф де Кюстин покинул ее убежденным демократом |
Однако молодой маркиз прославился не только как литератор. Вскоре после брака его жена умирает, и Кюстин дает свободу своим гомосексуальным наклонностям. Ему не повезло: назначив свидание молодому солдату, Кюстин был избит и ограблен. История попала в газеты. С тех пор и до конца своих дней маркиз никому не уступал роли самого знаменитого гомосексуалиста Франции.
До эпохи политкорректности было далеко, и печать отверженности преследовала Кюстина до конца жизни. Обыгрывание нетрадиционной ориентации маркиза было общим местом в литературной полемике тех лет. Относительно деликатные критики (Филарет Шаль) писали про "сочинение остроумного человека, привыкшего атаковать с тылу". Другие высказывались более прямолинейно. Например, комментируя антироссийские пассажи из книги La Russie en 1839, П. А. Вяземский писал А. Я. Булгакову: "Должно быть, маркиза плохо е... в России".
Путешествие в Россию
 |
| La Russie en 1839 сразу стала бестселлером |
Ожидание печатных похвал было столь велико, что Николай I, знавший о скандальной репутации Кюстина, тем не менее всячески ему покровительствовал. Позже император жаловался французскому дипломату: "Да, он приехал в Петербург, предшествуемый весьма нелестной славой, и представил рекомендательные письма от особ, которые оказались недостойными доверия. Тем не менее я не мог не выказать уважения к этим рекомендациям и писавшим их лицам. Итак, я принял его, должен признаться, с некоторым отвращением, которого, однако, не показал,— словом, принял очень хорошо. Вы знаете, как он меня отблагодарил".
После Французской революции многие аристократы смотрели на Россию как на единственную страну, способную противостоять революционному террору. Подобно тому как после падения "железного занавеса" наши соотечественники поехали в Америку за демократией и правами человека, Кюстин отправился в Россию, чтобы посмотреть настоящую монархическую державу, не испорченную конституцией и прочими модными выдумками. Однако повосхищаться органичностью монархического государства путешественнику не удалось: приехав в Россию монархистом, маркиз вернулся во Францию сторонником демократии.
Тест Роршаха
 |
| Главным врагом России де Кюстин считал Петра I. Неудивительно, что Петербург маркизу сразу не понравился |
Причина столь неправдоподобно долгого успеха книги Кюстина заключается в том, что маркиз написал что угодно, но только не политический памфлет. Автор записывает непосредственные впечатления и не боится оказаться непоследовательным. "Не нужно уличать меня в противоречиях,— призывает Кюстин читателей,— я заметил их прежде вас, но не хочу их избегать, ибо они заложены в самих вещах". У него был хороший глаз.
В 1921 году швейцарский психиатр Герман Роршах разработал методику тестирования, которая заключалась в том, что пациенту показывали листы с заведомо беспредметными рисунками и просили их истолковать. Так же как это происходит с подвергаемыми тесту Роршаха, читатель La Russie en 1839 видит в тексте то, что отвечает его "диагнозу". И западники, и славянофилы, и монархисты, и революционеры, и русские патриоты, и борцы с имперскими притязаниями России, читая Кюстина, убеждаются в своей правоте.
Первый славянофил
 |
| Сексуальная ориентация Сергея Уварова была близка Кюстину, но их политические симпатии решительно различались. Именно Уварову принадлежит наиболее серьезный план опровержения книги Кюстина |
Главным врагом России Кюстин считает Петра I, который забавы ради одел медведей обезьянами. Однако "многие из этих выскочек цивилизации сохранили под теперешним своим изяществом медвежью шкуру: они всего лишь вывернули ее наизнанку, но стоит их поскрести, как шерсть появляется снова и встает дыбом". Взгляды Кюстина на будущее России вполне совпадают со славянофильскими: "Россия лишь тогда станет настоящей нацией, когда ее государь по своей воле исправит зло, совершенное Петром". Политиком, способным отказаться от обозначенного Петром I курса на европеизацию, он считает Николая I. "Император Николай,— пишет Кюстин,— первым начинает идти против течения, возвращая русских к самим себе. Мир придет в восхищение от подобного предприятия, когда поймет, сколь мощный и несокрушимый ум замыслил его".
Отказ от европеизации и возвращение к допетровской Руси — любимая идея славянофилов, однако La Russie en 1839 была написана тогда, когда славянофильство как общественное течение еще не оформилось. Первый славянофильский манифест — "О старом и новом" — был прочитан Александром Хомяковым в том же году, когда маркиз путешествовал по России.
Тюрьма народов
До недавнего времени русские читатели знали Кюстина исключительно как критика николаевской России. Кюстину, как никому другому, удалось создать образ гигантской империи страха,— страны, где человек беззащитен перед государственной машиной. "Российская империя,— пишет он,— это лагерная дисциплина вместо государственного устройства, это осадное положение, возведенное в ранг нормального состояния общества". Через всю книгу проходит страх перед Сибирью, хотя, признается он, "и сама Сибирь — та же Россия, только еще страшнее". А посетив Петропавловскую крепость, он с удивлением отмечает, что ее стены отделяют от остального мира как политических преступников, так и могилы российских императоров. С пафосом, достойным Некрасова или Чернышевского, он описывает положение крепостных крестьян, всеобщее бесправие и откровенную полицейскую слежку. "В России,— говорит Кюстин,— я стал демократом".
Русские идут
 |
| По мнению маркиза, Николай I был главной российской достопримечательностью |
После вступления русских войск в Париж устойчивым спросом пользовалась литература о планах России завоевать весь мир. Уже в 1812 году появилась книга французского историка Лезюра "О возрастании русского могущества с самого начала его до XIX века", где было впервые обнародовано подложное завещание Петра I с подробным планом покорения Европы. И у Кюстина мы находим многочисленные предупреждения об опасности, которую Российская империя представляет для всего цивилизованного мира: "Провидение неспроста копит столько бездействующих сил на востоке Европы. Однажды спящий гигант проснется, и сила положит конец царству слова".
Внешняя угроза всегда щекочет нервы. И рассеянные по всей книги сентенции типа "Их цивилизация — одна видимость; на деле же они безнадежно отстали от нас и, когда представится случай, жестоко отомстят нам за наше превосходство" — не могли оставить равнодушным европейского читателя. Русских читателей, мечтавших показать Европе кузькину мать, эти фразы волновали не меньше, чем европейцев.
Обида
 |
| Бальзаку так и не удалось вступиться за честь России |
А романтически настроенный литератор и дипломат Элим Мещерский, прочитав рекламное объявление о выходе второго издания книги Кюстина, готовился драться с ним на дуэли. "Эта реклама заставляет жаждать крови,— писал он. Моя кровь кипит и приливает к вискам... Я подожду еще немного, а затем напишу опровержение, какого не написать другим... В апреле я вернусь в Париж, в мае опубликую мою брошюру о Кюстине, в июне кого-то одного из нас — либо его, либо меня — на свете уже не будет; это решено".
Однако самым обиженным был Николай I. Между тем маркиз посвятил российскому императору немало восторженных страниц. "У императора греческий профиль,— пишет Кюстин,— высокий лоб, слегка приплюснутый сзади череп, прямой нос безупречной формы, очень красивый рот, овальное, слегка удлиненное лицо, имеющее воинственное выражение, которое выдает в нем скорее немца, чем славянина. Император очень заботится о том, чтобы походка и манеры его всегда оставались величавы". "Живи я в Петербурге,— сожалеет он в другом месте,— я сделался бы царедворцем не из любви к власти... но из желания отыскать путь к сердцу этого человека, единственного в своем роде и отличного от всех прочих людей".
Государь-император Николай Павлович был красивым мужчиной, однако ожидал от заезжего писателя панегириков не своей внешности, а своей политике. Можно представить себе гнев императора, читавшего про "его великолепное чело", "черты, в которых есть что-то от Аполлона и от Юпитера" и прекрасно осведомленного о сексуальной ориентации автора.
Операция "Антикюстин"
 |
| Россия казалась Кюстину единственной силой, способной противостоять революционному террору |
За пределами России книга стремительно распространялась. При жизни Кюстина вышло пять изданий. Почти сразу книга была переведена на основные европейские языки. Только в крохотной Бельгии разошлось более 30 тысяч экземпляров.
Составление грамотного ответа на книгу Кюстина становится для российских дипломатов задачей государственной важности. При этом было понятно, что ловить автора на ошибках — задача неблагодарная. По словам Жуковского, "нападать надобно не на книгу, ибо в ней много и правды, но на Кюстина... ответом ему должна быть просто печатная пощечина, в ожидании пощечины материальной".
Один из наиболее эффектных проектов борьбы с тлетворным влиянием La Russie en 1839 принадлежал министру народного просвещения графу Сергею Уварову. Уваров предлагал следующее: "В Париже, где — при соблюдении некоторых предосторожностей — все покупается и — при наличии определенной ловкости — все продается, следует найти знаменитость, писателя с репутацией, который не принадлежит ни к крайне правым, ни к крайне левым; писателя серьезного, обладающего авторитетом в сферах политической и литературной. Надлежит связаться с ним напрямую и не только начертать ему план сочинения, но (и это главное) предоставить ему все необходимые материалы. Его книга должна явиться не опровержением книги г-на де Кюстина, но сочинением, которое можно будет ей противопоставить". На роль защитника России был выбран Бальзак, который как раз готовился к путешествию по России. Сразу после посещения Бальзаком российского посольства в Петербург полетела секретная депеша: "Идя навстречу денежным потребностям г-на де Бальзака, можно было бы использовать перо этого автора... чтоб написать опровержение... книги г-на де Кюстина". Однако Бальзаку не было суждено выступить в роли спасителя России: о цели его поездки догадывались все. Французская пресса, комментируя путешествие Бальзака, прямо писала о деньгах, которые русское правительство готово выложить, чтобы уменьшить влияние книги Кюстина. Игра была разгадана, и продолжать ее не имело смысла.
Сто лет спустя задумку Уварова реализовало советское правительство. Летом 1936 года Россию посетил французский писатель Андре Жид. Он был встречен как прогрессивный писатель, удостоился беседы со Сталиным, однако, как и маркиз де Кюстин, проявил черную неблагодарность, выпустив книгу "Возвращение из СССР". В следующем году СССР посетил Лион Фейхтвангер, в путевых очерках которого содержатся десятки ответов Андре Жиду. Социальный заказ был наконец выполнен вполне профессионально.
Зависть советологов
 |
| La Russie en 1839 воспринимали как политический памфлет. Так Гюстав Доре проиллюстрировал высказывание Кюстина о том, что Николай I выше ростом, чем окружающие его люди |
Конечно, можно вслед за Аленом Безансоном сетовать на пристрастность Кюстина, не заметившего ростков русского либерализма. С тем же успехом можно вслед за Борисом Парамоновым считать La Russie en 1839 гомосексуальной фантазией маркиза, влюбленного в "красивейшего мужчину Европы" Николая I и ненавидящего Россию, отделяющую его от возлюбленного. Можно сколько угодно упрекать Кюстина в фактических ошибках, но La Russie en 1839 остается самой читаемой книгой о России. Появившийся в 1996 году полный русский перевод не может не повлечь за собой новых проектов, посвященных Кюстину. Фильм Александра Сокурова о России и Кюстине — это только первая ласточка.
АЛЕКСАНДР МАЛАХОВ
При подготовке статьи использованы материалы В. Мильчиной и А. Осповата.
|