Вчера заместитель министра экономического развития Андрей Шаронов огласил пренеприятнейшее для правительства, не говоря уж о населении, известие. В первой половине января инфляция в России, по его словам, составила 1,2%. В годовом исчислении это составляет без малого 30%. Любопытно, что господин Шаронов тут же заверил, что Минэкономразвития не собирается пересматривать куда более скромный прогноз роста цен, заложенный в бюджет 2002 года,— 12-13%.
Андрей Шаронов в Минэкономразвития отвечает за естественные монополии. Поэтому вчера его интересовала не общая инфляция, а связь роста цен с повышением тарифов естественных монополий. На эту связь замминистра смотрит с оптимизмом. 24 января правительство собирается принять окончательное решение о тарифах, в целом же, как утверждает Андрей Шаронов, рост тарифов повинен лишь в 20-25% инфляции. Успокоительные заверения господина Шаронова на самом деле пугают. Тарифы монополий еще не вышли из спячки (кроме разве что цен на пассажирские перевозки в плацкартных и общих вагонах), а январская инфляция уже бьет все рекорды.
Впрочем, в правительстве, а точнее в сменяющих друг друга российских кабинетах, давно смирились с тем, что январь — это неизбежное стихийное бедствие. Половина месяца нерабочая, и поэтому падает все: ВВП, сбор налогов и пошлин. Растут только цены. Само по себе это неудивительно. Но объяснение все равно получается ущербным.Если сравнить январь этого года с январем прошлого, то прогресс с точки зрения инфляции если и есть, то, мягко говоря, не слишком впечатляющий. В январе 2001 года цены выросли на 2,5%; в этом году показатель будет явно ниже, потому что вторая половина января от первой отличается гораздо большим трудовым рвением, что отразится на показателях ВВП. Напомним, однако, итог 2001 года: инфляция дошла до 18,6% вместо обещанных 12-14%. Что же касается января 2002 года, то именно в этом месяце будет дан старт вертикальному взлету тарифов естественных монополий, за которыми устремятся и все остальные цены.
Так что бородатая и печальная шутка, что в Советском Союзе было четыре стихийных бедствия — зима, весна, лето и осень, по-прежнему актуальна в России. Но январь — лишь самое яркое проявление не подвластной правительству сезонности в экономике. А ведь есть и другие.
Ъ уже отмечал любопытный феномен: третий год подряд (а именно столько в России продолжается экономический рост) темпы подъема экономики в первой половине года, несмотря на праздничные январь и май, гораздо выше, чем во второй. Пока правительство хранит эту тайну или попросту не знает, как ее разгадать, можно предложить как минимум два варианта ответа.
Первый — сезонно-статистический. Как именно рассчитывает макроэкономические показатели Госкомстат, знает он один. Но разумно предположить, что такие показатели бюджетного плана, как, например, среднегодовая инфляция или среднегодовой валютный курс, используются не только для отслеживания того, насколько правительство отклоняется от принятых на себя обязательств. Они должны использоваться, как это делается в развитых странах, и для расчета показателей того же ВВП. Так как главный рубеж российской статистики — квартал, то к третьему кварталу становится очевидным, что среднегодовой показатель инфляции оказывается перевыполнен, а курса — недовыполнен. ВВП в результате пересчета в постоянные цены и экспорта в реальные рубли падает.
Второй вариант — сезонно-экспортный. Осень-зима в России — это отопительный сезон, разгар которого приводит к сокращению экспорта нефти, газа и других энергоносителей. Сокращение экспорта, в свою очередь, снижает ВВП.
Наверняка есть и другие объяснения. Главное же — в том, что впору считать ведущим правительственным ведомством Гидрометцентр. Во всяком случае, главная отличительная особенность российской экономики в том, что сезонное влияние на нее явно превышает регулирующие возможности правительства.
НИКОЛАЙ Ъ-ВАРДУЛЬ