ГМИИ имени Пушкина открывает выставку "Рафаэль. Поэзия образа", на которую из коллекций итальянских музеев приедут несколько портретов флорентийского периода и один настоящий шедевр — "Экстаз святой Цецилии".
Выставка получилась небольшой, но логичной: здесь понятно и доступно объясняется, как Рафаэль сделался титаном Возрождения. Начнем с ангела 1501 года, того времени, когда художник еще жил в Урбино и испытывал влияние своего учителя Перуджино. Здесь светлая живопись и упрощенные черты свидетельствуют о том, что искусствоведы обычно называют боязливым кватрочентизмом. Избавиться от него Рафаэлю помог визит во Флоренцию, случившийся около 1504 года. Там молодой художник встретился с Леонардо и в тонкостях изучил его манеру. Основные работы на выставке происходят как раз из флорентийских собраний (галерея Уффици, палаццо Питти и другие).
Принято считать, что в парном портрете урбинских молодоженов Аньоло и Маддалены Дони Рафаэль наконец нашел свою манеру. Здесь он впервые задался целью написать живые портреты, то есть сделать так, чтобы портретируемые предстали перед зрителем в наиболее естественных позах, а не фронтальными и торжественными памятниками самим себе, как это было раньше. В отличие от Леонардо, предпочитавшего готическую мрачность ландшафта, Рафаэль вписывает чету купцов и коллекционеров в более близкий ему солнечный пейзаж, на котором он набил руку еще в мастерской своего учителя Перуджино. Ближе всего Леонардо по цвету автопортрет Рафаэля из Уффици 1505 года, хотя с тонкостью деталей пока загвоздка. Одна из первых мадонн, которые принесут ему вечную славу, "Мадонна Грандука", интригует знакомых с историей итальянского искусства зрителей своим черным фоном. Но нет, Рафаэль не предшественник Караваджо: совсем недавно, в 2011 году, исследователи с помощью ультрафиолетового просвечивания нашли под слоем черного фирменный пейзаж. Кто закрасил его, неизвестно. Может, модник XVII века, поклонник тьмы и световых контрастов.
И наконец, "Экстаз святой Цецилии", работа зрелого Рафаэля в одном ряду со всеми его шедеврами, начиная с фресок в Ватикане. "Пятеро святых рядом друг с дружкой, ни до одного из них нам, собственно, дела нет, но их земное бытие воссоздано так совершенно и несомненно, что этой картине желаешь вечной жизни, примиряясь даже с мыслью, что сам ты обратишься в прах",— писал о "Святой Цецилии" Рафаэля Гете в "Итальянском путешествии". Восторг романтиков перед мадоннами и мученицами Рафаэля — это отдельная тема, в русской литературе наиболее страстно раскрытая Василием Жуковским, который перед "Сикстинской мадонной" восклицал: "Не понимаю, как могла ограниченная живопись произвести необъятное!" Правда, в случае Цецилии все чуть сложнее: перед нами не столько божественный образ, сколько аллегория музыки земной и небесной. Считается, что раздолбанные инструменты у ног святой символизируют отказ от плотских удовольствий на грешной земле ради музыки сфер, которую исполняют ангелы наверху, в облаках. Рафаэль нотной грамоты не знал и в тех случаях, когда надо было изобразить музыкальный текст, выдумывал отсебятину, однако на "Святой Цецилии" ангелы расположены группами так, что иллюстрируют пифагорейскую теорию консонансов. Скорее всего, в создании этой композиционной метафоры художнику помогли заказчики. "Святая Цецилия" писалась для капеллы церкви Сан-Джованни-ин-Монте в Болонье по заказу кардинала Лоренцо Пуччи и его покровительницы, аристократки Елены Дульольо, которую за праведную жизнь католическая церковь почитала блаженной.