В 1929 году руководство страны пыталось решить вопрос о том, как в кратчайшие сроки нарастить производство стали. Ведь крупные германские фирмы на переговорах о технической помощи неожиданно заняли единую и очень жесткую позицию. В принятии решения помог доклад ОГПУ, ввиду особой секретности адресованный только и лично Сталину.
Мало кто сомневается в том, что знания — сила. Но важно еще получить эту силу в нужный момент. К концу 1920-х годов советская промышленность — в особенности ее оборонные отрасли — страдала от острого дефицита высокосортной стали. Выход для того времени был очевидным — создать заводы-гиганты, способные обеспечить народное хозяйство необходимым количеством металла. Сырье было в изобилии. К примеру, еще с XVIII века было известно о богатых залежах Магнитной горы на Урале.
Однако металлургический комбинат, который должен был оставаться ведущим предприятием на многие десятилетия, следовало создавать на основе последних достижений науки и оснащать по последнему слову техники. За помощью обратились к фирмам дружественной Германии. Но руководители крупных компаний, обладавших самыми передовыми технологиями, неожиданно сделали переговоры о технической помощи Магнитострою крайне непростыми.
Информация о том, каковы истинные причины сопротивления немцев и пойдут ли они на уступки, имела первостепенное значение. И 8 декабря 1929 года заместитель председателя ОГПУ Г. Г. Ягода отправил не всем членам Политбюро ЦК ВКП(б), а только Сталину, с пометкой "лично", стенограмму беседы в германском посольстве в Москве.
В разговоре, как указывалось в сопровождавшей документ справке, участвовали:
"1. Генеральный консул Шлезингер, ответственный работник Германского Министерства Иностранных Дел, "специалист" по русским делам. Социал-демократ, сторонник западной ориентации. Доверенное лицо Русского Комитета Союза Германской Промышленности.
2. Гильгер, советник Германского Посольства в Москве, руководитель экономического отдела посольства и экономического шпионажа.
3. Мевис, видный германский инженер, представитель фирмы "Сименс-Бау-Унион", руководитель германской консультации на Днепрострое".
В справке рассказывалось и о том, что стало причиной беседы:
"Поводом к разговору послужили переговоры Мевиса с Советским Правительством об оказании технической помощи при постройке Магнитостроя. Немцы фактически сорвали переговоры тем, что для участия в работах организовали концерн, в который вошли все наиболее значительные германские фирмы, т. е. они противопоставили нам монополистское объединение для устранения конкуренции и поставили условие, чтобы все заказы на оборудование были размещены в Германии. Сам Мевис был возмущен этим маневром".
И Мевис не скрывал своего раздражения от собеседников:
"В пятницу, 22/XI-29 г.,— говорилось в стенограмме,— Мевис посетил Гильгера в Германском Посольстве, и там между ним и подоспевшим тайным советником Шлезингером произошел следующий разговор:
Шлезингер: ...Ну, как идут дела с Магнитостроем. Господа представители германской промышленности были тоже у меня, и я вполне разделяю их точку зрения. Не правда ли (обращаясь к Гильгеру), ведь ты тоже такого мнения? (со стороны Гильгера ответа не последовало).
Мевис: Я зато не согласен!
Шлезингер: Ну почему так?
Мевис: Ну да, нельзя же прийти к Сов. Правительству с ультиматумом, оно совершенно не нуждается в том, чтобы принять его. Такими способами здесь нельзя заключать сделки. Там все германские фирмы объединились единым фронтом, и это исключает свободу конкуренции. Такое положение в смысле выработки будущих цен. Последнее предложение консорциума было очень выгодно, но что эта за форма? Ультиматумом здесь решительно ничего не добьешься. Ведь Вы же знаете, как это делается. Все дело попадет в мировую печать, и тогда ни один американец не сделает предложения (относительно Магнитостроя). А русские этого не хотят. Американцы поступают иначе: они просовывают один палец, а потом постепенно идут дальше.
Если они два года выдержат, то карта Европы получит совсем другой вид
Раздражение Мевиса помогло выяснить немало интересного об истинной позиции германской стороны:
"Шлезингер: Скажите, пожалуйста, что же, собственно, производит этот самый Магнитострой?
Мевис: Железо!
Шлезингер: И много?
Мевис: 1 100 000 (тонн.— "История") в год.
Шлезингер: Да сколько же это?
Мевис: В Германии железо стоит 2,5 марки, таким образом, Вы можете сосчитать себе, сколько из этого получается, и, кроме того, 50% из этого количества, вероятно, пойдет на экспорт!
Шлезингер: Да ведь они тогда погубят нас?
Мевис: Совершенно верно, они нас погубят.
Шлезингер: А разве правильно, что мы при этом помогаем им?
Мевис: Нет, конечно, это неправильно, но ведь у нас каждый думает только о себе. Мы, собственно, должны были бы здесь все разрушить.
Шлезингер: Ну а как они думают экспортировать? Много у них руды?
Мевис: Еще бы! 75 лет они могут добывать, и, кроме того, такого качества руды у нас нет.
Шлезингер: Ну да, все зависит от того, выдержат ли они. Как Вы думаете, г-н Мевис?
Мевис: Это Вы уже лучше должны знать там, в Министерстве иностранных дел. Ведь Вы там сидите?
Шлезингер: Я думаю, года два.
Мевис: Да если они два года выдержат, то карта Европы получит совсем другой вид.
Шлезингер: ???..
Мевис: ...Меня еще никогда так не подводили, как сейчас. Это сделали представители промышленности по этому делу. Если их увидите в Берлине, передайте им от меня привет".
Крайне раздраженный ситуацией на переговорах по Магнитострою, Мевис, как говорилось в справке к стенограмме, решил отойти от общей позиции и "приступил к сепаратным переговорам по строительной части, которые в настоящее время обещают привести к положительному соглашению".
Это значило, что при достаточном внешнем толчке единство германских фирм рухнет и Магнитострой получит все необходимое на разумных условиях. Таким толчком Сталин решил сделать передачу основного контракта на техническую помощь американцам, фирме "Мак-Ки", которая ввиду начавшегося в Соединенных Штатах экономического кризиса была готова идти на уступки по многим позициям договора. 25 декабря 1929 года Политбюро приняло решение:
"а) Разрешить ВСНХ заключить договор с "Мак-Ки" о технической помощи по постройке и пуску в ход Магнитогорского завода.
б) Увеличить объем магнитогорского завода до 1 600 000 тонн, поведя переговоры с "Мак-Ки" о том, что он возьмет на себя строительство завода увеличенного объема за ту же сумму.
в) Условия платежей: в 1-м году — 40%, во 2-м году — 30%, в 3-м г.— 15% и после пуска завода — остальные 15%.
г) Обязать ВСНХ немедленно послать в Америку комиссию для оформления этого договора".
Партнер был отнюдь не идеальным, и то же ОГПУ в ноябре 1930 года докладывало:
"Фирма "Мак-Ки" на американском рынке считается весьма скромной, фирма проектная, имеет некоторый опыт в нефтяной промышленности. В области металлургии фирма никакого опыта не имеет, за исключением доменного строительства. Крупных строительств фирма "Мак-Ки" никогда не вела".
Но специалистов набрали, проект подготовили, а оборудование и материалы СССР закупал там, где было выгоднее,— и в Европе, и в Америке. Так что знание о конфиденциальном разговоре было силой, которая принесла весьма и весьма значительную выгоду.