Отношения между жителями городов и сел и защитниками правопорядка всегда были непростыми. Особенно в том случае, когда они становились чрезвычайно тесными и противозаконными. Но жизнь обычных людей осложнялась еще больше, если правоохранители начинали считать себя главной и единственной властью на местах.
Из письма М. Т. Кузьминой в редакцию газеты "Московская деревня" — сельскохозяйственного приложения к газете "Рабочая Москва", 1930 год (стиль и орфография автора полностью сохранены).
Прошу вас из редакции проработать мою статью и пропустить ее в газету. Я есть крестьянка деревни Ваганово, Деденевской волости, Дмитровского уезда, Московской губернии, Мария Тимофеевна Кузьмина. Касается это дело ехидной работы Деденевской милиции или как родился от нее ребенок.
Товарищ Анисимов, видя такое буквальное положение, предлагает войти мне с ним в соглашение по бабьему делу
Дело было так. На пасхе у меня, у Кузьминой, была, как обыкновенно, в гостях гражданка Зудилина, Клавдия Александровна. И в это время на мою деревню Ваганово проезжал милиционер в полной форме и вооружении. Конечно, как увидев такое дело, гражданка Зудилина вышла и побежала, понятно, домой выливать самогонный затвор. Но милиционер, именно товарищ Анисимов, не погнался за ней, а заезжает к Кузьминой, то есть именно ко мне, и начинает меня спрашивать про эту неизвестную гражданку. Я ему открылась. Ho на обратном пути товарищ Анисимов опять поворачивает ко мне на двор, якобы на допрос, но, не переночевавши с Зудилиной, предлагает Кузьминой, то есть мне, нельзя ли к нам заехать. Я как уже являюсь вдовой 10 лет, говорю, что ко мне ездить незачем. Но как раз в это время буквально никого из моих трех детей не было дома. Тогда товарищ Анисимов, видя такое буквальное положение, предлагает войти мне с ним в соглашение по бабьему делу. Я, то есть Кузьмина, как я уже 10 лет вдовой, отказалась. Но товарищ Анисимов предлагает тогда менку, то есть на мою любовь самогонный аппарат и ты, то есть именно я Кузьмина, будешь варить самогон. Но я, именно Кузьмина, боялась взяться за такое хмельное дело, так как за это дело ссылают в ссылку, а то и дальше. Тогда товарищ Анисимов принципиально говорит, что вся власть наша, то есть на местах, и никто ничего не сделает, и опять предлагает войти в соглашение по нашему упривычному бабьему делу. Хотя я отказалась, но товарищ Анисимов начинает под страхом оружия меня насиловать и грозит в случае беременности отцом меня, то есть именно товарища Анисимова, не объявлять.
В дальнейшем конечно привез он аппарат и я гнала для товарища Анисимова. И когда у меня народилась дочь, то я именно и боялась объявлять его отцом, в виду его принципиальной угрозы, в течение 5 месяцев. В дальнейшем поездки стал он делать все реже и реже. А потом приезжают по обыску самогона товарищи Анисимов и Хохлачев. Анисимов, как уже сговоренный, зашел понятно поперед тов. Хохлачева и предупреждает меня, то есть Кузьмину, что ты самогон принимай на себя, хотя самогон был сварен мною по бабьему делу для товарища Анисимова. И после этого обыска вызывает меня на допрос т. Хохлачев и предлагает мне те же условия, что и Анисимов, то есть вся власть на местах, именно ложись и получишь аппарат обратно, но Кузьмина, то есть я, тут уже никаких страстей не боялась.
А он, то есть Хохлачев, подает на меня в суд и суд присуждает мне две недели, хотя я была и в положении, по вышеозначенному делу от товарища Анисимова. В таком случае, когда меня привели в волость, я говорю товарищу Анисимову, что у меня вышло такое положение, что садиться в тюрьму, то ребенка я принесу именно товарищу Анисимову. Но он, то есть Анисимов, говорит: если ты это сделаешь, то житья тебе будет принципиально 2 часа, а я, то есть Анисимов, подам бумагу в суд, чтобы тебя освободили, а пока иди с миром.
С этого времени тов. Анисимов по этой дороге сапоги грязью не марал. И вот присылает ко мне других милиционеров, между прочим тов. Викторсонова. И вот этой зимой приходит ко мне товарищ Викторсонов в 3 часа дня и говорит, что принес мне сокращение суда и конечно проситься ночевать. Тогда я, то есть Кузьмина, сказала, что не оставлю его ночевать, как я не проститутка, чтобы ночевать днем. Но он, то есть товарищ Викторсонов, именно на это напирает, говорит с характером, что он подождет. Тогда я ему еще сказала, что гусь ты хороший, но угожать тебя нечем. А он опять напирает и говорит, что ничего мне, то есть товарищу Викторсонову, не надо, была бы ты сама краля, то есть я. Не могши ему ничего буквально сказать, я пошла давать корму скотине, а он напирает за мной, как баран за овцой. Я пришла в сарай, а он тут как тут и начинает мне все предлагать, как и товарищ Анисимов, по несчастному нашему бабьему делу. Но боясь их, то есть товарища Викторсонова, угрозы, сказала о признании его отцом ребенка, а он говорит: "На кой ты мне". После этого нахально двигает руками и придвигается ко мне с оружием в руках. Тут уж я позвала своего 15 летнего сына и мы его вытолкали, а он без совести побежал за сельским исполнителем, привел двух понятых и начал делать обыск, писать бумагу, а бумагу подавать в нарсуд. Но нарсуд оправдал меня. И тогда вторично они подают, но товарищ Викторсонов стал предлагать мне мириться при моих свидетелях. А я ему, то есть именно Викторсонову: "Зачем ты подавал в суд". А он: "Что я не подавал, это Анисимов и Хохлачев". Дело мое пошло все выше и выше в суд, до губернии, а достатки мои все ниже и ниже, так как по вдовьему своему положению, имея на руках троих детей и четвертого младенца Анисимова, не имею хлеба.
Прошу вас пропустить все это в газету, как эта история случилась со мной, именно гражданкой Марией Тимофеевной Кузьминой, из деревни Ваганово.
Редакция "Московской деревни" переслала письмо М. Т. Кузьминой в ЦК ВКП(б), где на нем появилась резолюция без подписи: "Желающим читать".
Один из прочитавших — член Политбюро ЦК ВКП(б) и нарком по военным и морским делам К. Е. Ворошилов написал на письме: "Москвичам следовало бы обследовать указ. район".