Невиновны только жертвы

Нюрнбергский трибунал, приговор которого прозвучал 70 лет назад, заставил Германию признать, что весь народ соучаствовал в преступлениях Третьего рейха. И это позволило немцам создать процветающую страну

Леонид Млечин

В мае 45-го германский фашизм был сокрушен. Вожди рейха закончили свой путь на виселице. Но взгляды и идеи, которые привели нацистов к власти, не с ними родились и с ними не умерли. Никуда не исчезли те представления о жизни, которые привели немцев к нацизму. Ведь они сами избрали Гитлера и поклонялись ему, воевали и убивали людей, грабили Европу и пользовались награбленным. Нацистская внешняя и внутренняя политика — захватнические войны, подавление свобод, концлагеря, массовое уничтожение мирного населения — возмущала немногих. И лишь единицы по моральным и религиозным соображениям считали режим преступным.

Немцы начинали новую жизнь не просто на развалинах, а на развалинах духовных и моральных. Мыслящая часть немецкого общества понимала: начинать надо с понимания и переосмысления прошлого. Но как это сделать, если честному взгляду на прошлое сопротивляется едва ли не вся страна?

Слово прокурора

Огромную роль сыграл прокурор Фриц Бауэр.

В 1930 году он стал самым молодым судьей в Веймарской Германии. В мае 1933 года нацисты его арестовали. Восемь месяцев держали в концлагере. Но времена еще были вегетарианские: его отпустили, и он эмигрировал. В 1949 году вернулся в Германию. В 1956 году его назначили генеральным прокурором земли Гессен.

Фриц Бауэр добился, чтобы Верховный суд ФРГ принял решение расследовать преступления, совершенные в концлагере Освенцим, и поручил провести процесс земельному суду во Франкфурте-на-Майне. Процесс начался в декабре 1963 года. Продолжался 20 месяцев. На скамью подсудимых посадили 22 бывших эсэсовца (еще двое болели). Опросили 359 свидетелей, из них 248 — бывшие узники Освенцима.

Именно этот процесс стал для Германии историческим. Прокурор Бауэр поставил вопрос самым неприятным для немцев образом: преступниками были не одиночки, а миллионы — все те, кто соучаствовал в деяниях Третьего рейха.

— В Германии были не только нацист Гитлер и нацист Гиммлер,— говорил Бауэр.— Миллионы людей совершали преступления не только потому, что им приказали, но и потому, что это уже стало их собственным мировоззрением.

Освенцим задумывался как лагерь для советских военнопленных. И смертельный газ впервые испытали на военнопленных. Потом Освенцим превратился в огромный комплекс. На полную мощность работали газовые камеры с крематориями. Максимума производительности газовые камеры достигли летом 1944 года: 9 тысяч человек в сутки. А еще делали смертельные уколы, расстреливали и забивали насмерть... С 1940 по 1945 год в Освенциме уничтожили около 1,5 млн человек.

Выжившие узники вспоминали:

— На воротах было написано: "Работа сделает вас свободными", но это были врата ада.

Завидовали тем, кто сходил с ума. Хуже всего приходилось детям. Юные узники вместо имен получали номера, вытатуированные на руке. Новорожденным сразу ставили лагерные номера — на ножке, ручка новорожденного слишком мала. Беременных тоже отправляли в концлагерь.

Ни один из лагерных надзирателей, врачей и охранников не признавал себя виновным. Они твердили: мы исполняли свой долг, мы подчинялись приказу.

Обвинитель отвечал им:

— Вы — убийцы.

Газеты поначалу рисовали обвиняемых монстрами, что позволяло обществу дистанцироваться от них и не испытывать ни малейшей вины за все, что происходило в концлагерях. Все эти преступления творили ненормальные, больные, уроды, а не настоящие немцы...

— Но это не имеет никакого отношения к реальной истории,— говорил Бауэр.— В стране полно было яростных националистов, империалистов, злобных антисемитов. Без них Гитлер был бы невозможен.

Вызванные им в суд эксперты объясняли устройство государственной машины террора. Государство не просто гарантировало полную безнаказанность убийцам и садистам, а и поощряло запредельную жестокость.

Коллеги не понимали: зачем прокурор Бауэр вытаскивает на свет божий то, что позорит Германию? Он признавался:

— Когда я выхожу из своего служебного кабинета, я словно попадаю в чужую и враждебную страну.

Прокурора Фрица Бауэра 1 июля 1968 года нашли мертвым в ванной, заполненной водой. Официальная версия: самоубийство. Вскрытия не проводили. Хотя было известно: ему угрожали, он носил с собой служебный пистолет. Бауэр повторял: "Ничто не принадлежит истории. Все существует в настоящем и может снова стать будущим".

Бауэра не стало, но проведенный им процесс сыграл важнейшую роль в пробуждении самосознания немцев: прежде никто не говорил открыто, что помимо прирожденных негодяев рьяными соучастниками преступлений становились простые немцы, которые легко переступали через любые моральные нормы и превращались в убийц. Пожалуй, это было самое неприятное и самое болезненное открытие. Так не хотелось об этом знать!

Газеты и телевидение рассказывали о процессе каждый день. Почти два года новости из зала заседаний суда прорывались в каждый немецкий дом. Нацистское прошлое вернулось в немецкие семьи самой мерзкой своей стороной. И общество уже не могло делать вид, будто ничего не было...

Пощечина канцлеру

Неизвестно, как развивалась бы Западная Германия, если бы оккупационные власти не запретили нацистскую идеологию и не заставили немцев встать на путь осознания собственной вины. Немцам не хотелось это признавать, но им пришлось услышать, что сам народ несет ответственность за то, что он подчинился диктатору, за все преступления режима. Каждый, кто, видя несправедливость, издевательства, мучения, которым подвергали других людей, ничего не сделал — виновен.

Неприятие нацистского прошлого стало темой обязательного школьного обучения. Уроки из трагического опыта Третьего рейха в западной части Германии извлекались правильные: в первую очередь нужны демократия и свобода. Именно поэтому ФРГ, мучительно расставаясь с фашистским прошлым, стала в послевоенные годы подлинно демократическим государством.

В ФРГ началась долгая и тяжелая очистительная работа, избавление от расовых и национальных мифов. Это было совсем не просто — преодолеть не только груз 12 лет нацистского режима, но и отказаться от более глубоких традиций, например от прусского милитаризма, презрения к либеральным идеям. Западные немцы воспитывали в себе терпимость и уважение к чужому мнению, осваивали то, что им так трудно давалось,— культуру спора, общественной дискуссии. В немецкой жизни в итоге появилось понятие, прежде невозможное: гражданское неповиновение.

Расцвет ФРГ — результат долгих лет тяжелой работы ответственных политиков и деятелей культуры. Они не пошли на поводу у тех, кто предлагал забыть о неприятном прошлом или твердил, что лагеря и убийства — измышления врагов. Процессы над нацистскими преступниками не позволили прошлому исчезнуть. И настал момент, когда молодежь, которая выросла после 45-го года, потребовала от отцов ответа: а что вы делали в Третьем рейхе?

В 1966 году канцлером ФРГ стал Курт Георг Кизингер, который в свое время вступил в нацистскую партию и был избран секретарем первичной партийной организации. Всю войну он руководил в Министерстве иностранных дел отделом радиопропаганды на иностранных языках. Назначение Кизингера главой правительства вызвало возмущение тех, кто считал, что недавние нацисты не смеют занимать государственные посты.

В ноябре 1968 года студентка Беата Кларсфельд подошла к канцлеру, окруженному желающими получить его автограф, презрительно сказала ему: "Нацист!" и прилюдно дала пощечину.

Замечательный писатель, лауреат Нобелевской премии Генрих Белль, которого называли "совестью нации", преподнес Беате Кларсфельд букет алых роз.

"Я делаю это из ненависти к проклятым наци,— объяснил Белль,— особенно того сорта, к которым принадлежит господин Кизингер: ухоженные нацисты-буржуа. Я делаю это ради мертвых и выживших; ради тех, кто не может себе позволить выразить госпоже Кларсфельд свою симпатию, потому что они потеряют свои должности. Я могу это себе позволить и позволяю себе... за многих".

Отец Беаты служил в вермахте, был ранен. Подростком она удивлялась, почему родители винят в своих невзгодах кого угодно: американцев, русских, но не самих себя, восторженно или покорно шедших за фюрером? Когда выросла, Беата вышла замуж за парижского адвоката Сержа Кларсфельда. Его отец в годы войны был отправлен в немецкий концлагерь и там погиб. Вдвоем с мужем они избрали делом своей жизни разоблачение ненаказанных нацистских преступников и полагали, что именно их поколение обязано сказать, что виноваты не только те, кто совершал преступления, но и те, кому неплохо жилось при Гитлере, кто не счел своим долгом выступить против Третьего рейха.

В Германии были не только нацист Гитлер и нацист Гиммлер,— говорил Бауэр.— Миллионы людей совершали преступления не только потому, что им приказали, но и потому, что это уже стало их собственным мировоззрением

Громкая пощечина канцлеру имела не только символическое значение. Меньше чем через год Курт Георг Кизингер принужден был оставить пост главы правительства. Новым канцлером Федеративной Республики стал человек, который был его полной противоположностью,— Вилли Брандт, социал-демократ и участник Сопротивления.

Но в немецких семьях и после этого долго молчали. Заговорили, когда подросли внуки бывших нацистов. А отправной точкой стала весна 1978 года, когда в Соединенных Штатах показали телесериал "Холокост" с Мерил Стрип в главной роли и затем его увидели западные немцы. Сериал произвел сильнейшее впечатление: зрители увидели, как это происходит — как живущую рядом семью превращают во врагов народа и государства, как отправляют на смерть. И как соседи в этом участвуют.

Великая сила искусства - телевизионная картинка потрясла немцев, хотя историки и прежде рассказывали о том, что немецкое общество с удовольствием помогало депортировать и уничтожать евреев. Многие проявляли энтузиазм и личную инициативу, щедро вознаграждаемую. На изгнании евреев наживались не только бургомистры и полицейские, но даже уборщицы, которые за личный досмотр еврейских женщин получали надбавку к жалованью. А соседи просто занимали квартиры депортированных и забирали их имущество...

Легко ли быть против?

Вожди и дети

Немецкая литература все послевоенные десятилетия пытается понять, почему добропорядочные люди при определенных обстоятельствах ведут себя столь подло. Большинство немцев оказалось крайними детерминистами: в широком диапазоне ответов от "я не делал ничего преступного" до "я вынужден был выполнять приказ" скрывалось твердое убеждение в том, что во всем виновато само время.

Но ведь не все поддались обстоятельствам! Другие же не позволили превратить себя в палачей и садистов! Ведь были люди, которые сопротивлялись влиянию обстоятельств и сохранили свою честь. Участники Сопротивления, например.

Сейчас участники Сопротивления — герои, борцы с абсолютным злом, фашизмом. А в нацистской Германии они считались предателями, продавшимися врагу. Опасности подстерегали их со всех сторон. Они не могли раскрыться даже перед самыми близкими людьми, боясь обвинений в измене родине.

В подлые времена человеку бывает трудно и страшно принять решение. Гнуться или сопротивляться? И в чем же искать опору? В религии?

Население Германии делится почти поровну на католиков и протестантов. Многие набожные люди не нашли противоречия между собственными религиозными убеждениями и программой национальных социалистов. Епископы разделяли антисемитизм и национализм Гитлера, им нравилось его обещание вернуть Германии земли, утерянные после Первой мировой. Ни концлагеря, ни убийства политических противников, ни гонения на евреев не беспокоили епископов. Религиозность, как выяснилось, не тождественна совестливости.

В нацистской Германии Церковь не смогла сохранить народную нравственность. Набожность не помешала служить режиму. Вера в Бога не уберегает людей от участия в преступлениях. Среди противников диктатуры, среди людей, которые по моральным, нравственным соображениям не могли подчиниться преступным приказам, атеистов было не меньше, чем верующих. Но среди тех, кто так или иначе был причастен к варварским акциям режима, верующих оказалось большинство.

Так пришло понимание: в ситуации выбора человек может полагаться только на собственную совесть и моральные нормы. Единственное решение — очень трудное — вырваться из этой загипнотизированной толпы, вырваться из истории, которая лишает тебя лица и судьбы. Не быть управляемым, не позволять манипулировать собой, сохранить пространство внутренней свободы и самостоятельности — вот урок, извлеченный из опыта Третьего рейха. В противном случае человек легко принимает любую преступную идеологию и практику.

Жандарм революции

...В память о прокуроре Фрице Бауэре создан институт, названный его именем. Здесь изучают влияние национального социализма на послевоенные поколения. Министр науки и образования земли Гессен Борис Райн сказал в годовщину окончания войны:

— После крушения нацистской диктатуры прошло семь десятилетий, но никогда не наступит время, когда можно будет подвести итог и сказать: эта страшная эпоха изучена. Нынешнее поколение не несет правовой ответственности за преступления нацистов, но оно в ответе перед настоящим и будущим.

Конечно, в Германии есть и те, кто требует не мазать историю черной краской: "Это наша история, было плохое, но было и хорошее, и мы ничего не можем из нее вычеркивать..." Прошлое присутствует в настоящем, мертвой хваткой держит людей и пугает. Недаром выдающийся немецкий писатель и бывший солдат вермахта Генрих Белль жил не в столице, а рядом с границей, держал наготове заправленный автомобиль и носил в кармане деньги на неделю жизни: он знал, что все перемены обратимы.

Начало эссе Леонида Млечина («Условно виновные») читайте в «Огоньке» № 38 за 2016 год