Выставка неудобных вопросов
Анна Толстова о том, чем нам близко «Новое словенское искусство»
В Музее современного искусства "Гараж" проходит выставка "NSK: От "Капитала" к капиталу", сделанная директором Музея современного искусства Любляны Зденкой Бадовинац. Выставка, в прошлом году показанная в Музее современного искусства Любляны, а в этом — в Музее Ван Аббе в Эйндховене, уже, можно сказать, вошла в историю: ведь это первая коллективная ретроспектива всего NSK (Neue Slowenische Kunst, "Новое словенское искусство"), которое ранее никогда не выставлялось всем коллективом. В Москве выставка проходит в самое подходящее для такого искусства время
В 1992 году они приезжали в Москву — открывать посольство Государства NSK. Развернули огромное — 22 метра по краю — полотнище "Черного квадрата" на Красной площади, акция называлась "Black Square On Red Square". Опубликовали вместе с местными художниками и критиками "Московскую декларацию" — о том, что "бывший Восток" умер, но дело его живет. И выдавали всем желающим паспорта своего утопического Государства NSK, существующего не в пространстве, а во времени. Государство Югославия в те дни тоже постепенно переходило от существования в пространстве, раздираемом войной, к существованию в прошедшем времени — по легенде, паспорта NSK, очень похожие на настоящие, спасли много жизней в тогдашней погранично-военной неразберихе.
К моменту своего первого московского визита и объединение Neue Slowenische Kunst в целом, и три группы, его основавшие,— музыкальная Laibach, художественная IRWIN и театральная "Театр сестер Сципиона Назики", были по крайней мере европейскими знаменитостями. Как устроено NSK со всеми его группами и смежными отделами — архитектуры, кино, телевидения, философии, дизайна, с идеологическим советом, сектором пропаганды и прочими бюро и ассамблеями, можно видеть на огромной "Органиграмме", из которой также явствует, что все это родилось непосредственно из "имманентно-консистентного духа". "Имманентно-консистентный дух" был духом словенской контркультуры 1980-х, духом Любляны, города раскованной студенческой жизни, панка, рока и отнюдь не партийного левачества, авангардных галерей, дискотек и кафе, где обсуждают последние работы Лакана и Деррида, и среди обсуждающих — Славой Жижек, Младен Долар и Растко Мочник, кстати много писавшие об NSK, собственными персонами. "Органиграмма", пародирующая структуры мировой бюрократии вообще и в частностях, будь то ООН, МГБ или Gestapo, выставлена наряду с разного роду уставами, актами, заявлениями и открытыми письмами — NSK своей партийной дисциплиной и организацией отчаянно напоминает КПСС, NSDAP или Союз коммунистов Югославии. Участники Laibach к тому же вообще законспирированы и известны под кличками — это фамилии видных живописцев Третьего рейха, взятые из каталогов "Больших немецких художественных выставок". Прямо-таки секретная боевая индастриал-группа.
Искусство NSK представляет собой невероятную смесь тоталитарных эстетик, и не так-то просто с ходу сказать, откуда взялся тот или иной образ. Скажем, рабочий-молотобоец с афиш и картин Laibach, основанной ранее других подразделений NSK в 1980 году в шахтерском городке Трбовле, сгодился бы и гитлеровской, и сталинской, и титовской пропаганде. Сценический образ Laibach часто прочитывался однозначно, как фашистский и милитаристский, что порой приводило к эксцессам с властями, полицией и публикой. Тоталитарная идеология ловко пользуется бинарными оппозициям, в целом сводящимися к одной, базовой "свое-чужое", однако ироничные художники NSK умудрялись перехитрить — или "перетоталитарить" — черта, занимаясь тем, что на языке теории зовется "деконструкцией" и приводит к неожиданным результатам, когда "чужое" оказывается до боли "своим".
Взгляд, скользящий по поверхности, различит у NSK лишь один объект иронии — ближайшего соседа. Безусловно, и приторный китч бидермейера со всеми его рогами, копытами и прочими охотничьими трофеями, торчащими тут и там между цитатными картинами IRWIN, и "арийская" стилистика плакатов "Нового коллективизма", и немецкий язык в названиях ("Laibach", а не "Любляна", "Neue Slowenische Kunst", а не "новое словенское искусство") задевают национальные словенские чувства, напоминая о колониальном прошлом в империи Габсбургов и насильственной германизации в годы нацистской оккупации. Стоит лишь перевести невинный хит "Life Is Life" безобидной австрийской поп-группы Opus на немецкий, как в нем начинают проявляться не вполне невинные смыслы, а уж соответствующие аранжировка и клип превращают этот "Opus Dei" в откровенно нацистский гимн. Но история с "плакатной аферой" показывает, что стрелы иронии NSK были направлены не только и не столько вовне.
В 1987-м дизайнерское подразделение NSK — "Новый коллективизм" — получило первую премию на общенациональном конкурсе плакатов ко Дню молодежи, и жюри в Белграде отмечало, что работа молодых художников из Любляны выражает "высочайшие идеалы югославского государства". Вскоре выяснилось, что молодые художники из Любляны точно воспроизвели фигуру обнаженного факелоносца с плаката нацистского художника Рихарда Кляйна 1936 года, подправив некоторые детали: знамя Третьего рейха поменяли на югославский флаг, имперского орла — на голубя мира, а факел — на эстафетную палочку, увенчанную моделью здания словенского парламента по нереализованному проекту главного архитектора словенского модернизма Йоже Плечника. Югославское государство, увидев свои "высочайшие идеалы" в таком некрасивом ракурсе, озверело и обрушилось на участников NSK с репрессиями. Официальная печать гневно осудила провокаторов — на открывшейся вскоре выставке плакатов "Нового коллективизма" был зафиксирован рекорд посещаемости: в небольшой галерее SKUC Студенческого культурного центра Любляны за десять дней побывало 20 тыс. человек. Laibach уже давно покорили Лондон — после "плакатной аферы" на весь мир прославились и остальные "новые словенцы". Общенациональных конкурсов плаката больше не проводили, День молодежи не праздновали. Полагают, что NSK сыграло не последнюю роль в распаде Югославии.
Из распада Югославии Словения вышла легче остальных республик СФРЮ и почти бескровно — у нее были другие травмы, связанные с переделами карты Европы после Первой и Второй мировой войн, другие утраты — ведь духовным центром словенского авангарда был Триест, теперь итальянский,— и другие комплексы вины. К этой сложной словенской истории XX века постоянно возвращаются все коллективы NSK, проверяя на прочность и непорочность утопию авангарда и утопию коммунизма. Священный словенский Триглав, священный советский "триглав" Маркс-Энгельс-Ленин — кровь, которой щедро политы эти символы, очищает или пятнает? Государство NSK не признает границ в пространстве и времени — точно так же не признает границ в пространстве и времени искусство NSK, провозгласившее "ретроавангард" своим методом.
Итальянский футуризм, политическое искусство Веймарской республики, русский авангард, Казимир Малевич, Владимир Татлин и Эль Лисицкий — все они, как и множество словенских художников и мыслителей вроде автора национальной иконы "Сеятель" Ивана Грохара или автора идеи космической станции Германа Поточника (Германа Ноордунга), приглашены на заседание парткома NSK и вынуждены отвечать на неудобные вопросы. Нет, в отличие от футуристов или будетлян, "новые словенцы" не призывают "низвергать кумиры" — они призывают помнить. Задавать неудобные вопросы и помнить — это совсем не то, что стоит на официальной повестке дня в сегодняшней России. И поэтому выставка NSK пришлась как нельзя более кстати.
"NSK: От "Капитала" к капиталу". Музей современного искусства "Гараж", до 9 декабря