Самую несгибаемую игрушку, символ советского детства, снова начали выпускать на крупнейшем российском пороховом заводе
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
— Когда-то в нашем цеху было полторы тысячи женщин — только мы в СССР с 1959 года делали неваляшек,— первым делом, встретив нас на проходной, заявляет Антонина Рязанова, начальник участка по производству игрушек.— Мы работали даже в перестройку, в 1990-е. Когда не было военных заказов, то весь завод, а значит, весь город Котовск кормили одни наши куколки: на хлеб с маслом, может, и не хватало, но зато уж хлебом мы обеспечивали. Знаете, как обидно было, когда несколько лет назад нас сочли нерентабельными и закрыли? А ведь заказчики звонили в отдел сбыта, искали нас. Я здесь 40 лет проработала, не могла видеть, как разрушается дело жизни. Девочек перевели в другие цеха, кто-то уволился, ушел на пенсию, а я все равно приходила в наше здание — на крыше уже деревья росли, по стенам текла вода, а у меня по щекам — слезы!
«Ой, та самая!»
"Мы тут после работы грибы собираем. И груши у нас вон есть, и яблони, вишни",— Антонина Витальевна ведет нас тропинками мимо старинных зданий, полуразвалившихся памятников, осенних цветов, сосен, мимо стаек собак и задумчивых кошек — вся эта огромная территория в лесу и есть Тамбовский пороховой завод, основанный более 100 лет назад. "Ой, нельзя, вы что! — вскрикивает она, когда фотограф пытается сфотографировать белку на дереве.— У вас же разрешение только на 16-й цех!" Разрешения и согласования на посещение этого завода мы добывали долго и снимать должны только там, куда есть допуск. Пороховой завод считается секретным еще с советских времен. Тогда его именовали заводом пластмасс и, видимо, чтобы ввести в заблуждение шпионов, для отвода глаз выпускали пластмассовую игрушку-неваляшку. Хотя, конечно, тот еще секрет был. Все в Тамбовской области прекрасно знали, что производят в Котовске. Город этот построен с широкими улицами — чтобы, случись что, взрывная волна нанесла минимальный ущерб. В советские годы на предприятии работала чуть ли не половина всех жителей Котовска. Из 12 тысяч нынешних пенсионеров — с порохового семь с половиной.
В цехе игрушек сейчас трудятся всего два десятка женщин — они выпускают и знакомую каждому советскому ребенку красно-белую неваляшку Машу, и модернизированную Анюту, Катюшу и Ксюшу, Крокодила и Зайца-листопадничка, Утенка и Поросенка, неваляшку Антона и "Неваляшку маленькую" — Tumbler toy small. Работают в том же цеху, на том же оборудовании, которое конструкторы завода смастерили почти 60 лет назад. Работа считается исключительно женской — ни один мужчина этой монотонности не выдерживает. Почти все — потомственные заводчанки. У Татьяны Дерябиной, прессовщицы изделий из пластмассы, здесь работала мама: "Но дочь моя тут, надеюсь, не окажется. Она хочет переводчиком быть, мечтает Нью-Йорк увидеть". За границей никто из Дерябиных еще не был: "Не на наши деньги", лето провели в Котовске. Главная мечта разведенной Татьяны — выучить дочь. Это непросто: репетиторы, художественная школа, за обеды в школе 800 рублей вынь да положь. А зарплаты на неваляшках — 15-18 тысяч. И это с доплатой за вредность и денежными выплатами за давно не выдаваемое молоко — сами игрушки хоть и безопасны для детей, но их производство здоровья не добавляет.
С безопасностью здесь строго, например, сотрудники, работающие с порохом, обязаны носить одежду, нижнее белье и тапочки только из хлопка — защита от статического электричества. Но, увы, это не спасало завод от несчастных случаев: вся страна помнит взрывы пороха, которые здесь случились в 2015-м и весной 2016-го, только после этого руководство, наконец, сменили. "Наш завод играет важную роль в системе обеспечения национальной безопасности страны, выпуская стратегически важную продукцию,— говорит Никита Гараджа, первый заместитель директора ФКП "Тамбовский пороховой завод".— И сегодня завод переживает не самые простые времена. Это связано прежде всего с теми трагическими инцидентами, которые произошли в последние годы. Но в настоящее время предприятие интенсивно восстанавливает и модернизирует свои производственные мощности, внедряет современные системы безопасности, призванные свести к минимуму риски возникновения чрезвычайных ситуаций. Безопасность на особо опасном производстве, каким является производство пороха, это приоритет номер один". Когда речь заходит о неваляшках, Никита Владимирович улыбается: "Есть что-то символичное в том, что оборонное предприятие, которое более 100 лет производит порох и смертоносные боеприпасы, известно многим именно как производитель, наверное, самой узнаваемой детской игрушки. Поэтому для нас восстановление производства неваляшек в определенном смысле стало делом чести. Можно сказать, мы сохранили символ нашего завода".
— Не знаю, сколько нужно времени, чтобы навести здесь порядок,— говорит "Огоньку" Ирина Барымова, местная активистка, организатор протестных митингов, бывшая рабочая завода, которая сейчас пытается помочь "организовать профсоюз для работяг за стенами завода".— Предприятие давно развалено, мы все это знаем — город ведь маленький. Условий никаких, здания старые, раздевалки не оборудованы, душевые убогие, сортиры на улице, дорог почти нет, все тропинками ходят. Как построено все 100 лет назад, так и стоит. Профсоюз права людей не защищает. Про технику безопасности говорить нет смысла — взрывы все помнят. Одна надежда, что новое руководство начнет наводить порядок. Кое-какие сдвиги уже есть, реконструкция идет по чуть-чуть, производство налаживают, те же неваляшки стали впускать — у работниц теперь есть хоть какие-то копейки, чтобы накормить детей. Котовск очень верит, что все наладится, потому что больше нам в городе идти работать некуда.
— Когда пришли новые начальники, новая команда из Москвы,— вспоминает Антонина Витальевна,— мы им всех наших неваляшек выставили на стол, и эти взрослые мужчины вдруг заулыбались: "Ой, та самая! И у меня такая игрушка была в детстве!" Может, это и помогло: цех немного отремонтировали и женщин снова начинают приглашать на работу. За месяц они уже произвели продукции на 3 млн рублей.
«Не наша Маша»
На строго охраняемую территорию разрешается проносить только косметички и "продукты питания в прозрачных пакетах". Нина Лукьянова — из тех, кто всегда с косметичкой: как начала в 1978 году перед работой "подмазывать" свои чуть распахнутые, как у пластиковой Маши, глаза, так и продолжает это делать до сих пор: "Ой, я здесь как дома. Мне все нравится — я люблю чугунные шайбы штамповать, на них наша кукла держится". Нина Ивановна приложила много усилий, чтобы выучить дочь, и теперь торопится похвастаться: "Она единственная из всего нашего рода стала медиком! Врач-терапевт! Теперь надо внука поднимать, а я — главный кормилец: у меня пенсия 12 200 плюс зарплата". Когда у этих женщин спрашиваешь "У вас есть мечта?" — они никогда не говорят о себе. Надежда Булгакова мечтает скопить денег сыну на машину, а желание дочери-подростка уже выполнила — подарила ей айфон за 25 тысяч. "Все детям, внукам,— объясняет разрисовщик деталей Любовь Буерашина, которая 37 лет раскрашивает лица неваляшек, всего 800 штук в день.— Мы ведь ради детей работаем, себя не балуем. Но вы запишите, что работа у нас очень хорошая, потому что игрушка наша хорошая. Кто бы на нее ни посмотрел — улыбается".
В 1970-е был самый расцвет 16-го цеха, Нина Кураева вспоминает, что женские голоса заглушали шум вытяжек и станков. Соседки, подружки, дочки и матери — казалось, вся женская половина Котовска делала главную игрушку СССР. Может, поэтому в центре Котовска и установили памятник — не пороху, а пузатой кукле-кормилице. Памятник этот, правда, никому не нравится, уж больно страшный. "Не наша Маша,— возмущается Нина Матвеевна.— В скульптуре эта игрушка не смотрится, она ведь живая, как мы". Нина Матвеевна в цеху нашла лучшую подругу, Валентину Федулову, они до сих пор сидят рядом, эти литейщицы изделий из пластмассы, надолго не разлучаются. Смеются, переговариваются, поглядывая друг на дружку через плечо. Валентина когда-то занималась легкой атлетикой, выступала от завода, была чемпионкой области: "А потом вышла замуж, и муж сказал: хватит. В 21 год я родила сына, потом дочь. Какая уж там легкая атлетика... Но до сих пор иногда снится, как бегу".
На что похоже? — улыбается Антонина Витальевна и чуть толкает игрушку.— Это же колокольчики, бубенцы, как на русской тройке. Слышите? Узнаете?
Кристина Горбунова, самая молодая, 24-летняя работница, фотографироваться отказывается. "Скромная,— тихо объясняет Антонина Витальевна.— Она у нас институт окончила, дизайнер, а работает отделочником деталей. Я спросила у нее как-то: "Кристина, почему ты не уезжаешь, не ищешь лучшего места?", а она мне: "Я мать-одиночка, мне сейчас нужна стабильная работа в одну смену, чтобы я успевала забирать ребенка из садика". Девчонка она самостоятельная, стойкая, наша, неваляшечка".
«Она всегда встает»
— Как хорошо, что все возрождается,— Антонина Витальевна проводит нас по родному зданию, которое ее девочки, не дожидаясь шикарного ремонта, украсили сами как могли: нарисовали на стенах сказочных зверушек и березки, заставили подоконники цветами, повесили на рабочих местах, рядом со станками, зеркальца и иконки.— Появилась все-таки надобность в нас и нашей Маше!
Машей назвала свою дочь Светлана Логачева. Светлана недавно вышла из декрета и очень рада, что у нее есть работа: "Мы с помощью материнского капитала купили за миллион квартиру, ипотеку еще восемь лет платить, я половину зарплаты в банк теперь отдаю. Главное, чтобы нашу игрушку покупали и любили ее, как мы любим".
Светлана сидит на "глазках" — сейчас в цеху производят три моргающие неваляшки — Лизу, Анюту и Вареньку. "Глазки" для них закупают в Китае. Советские инженеры пытались еще в 1959 году сделать подобную конструкцию, но тогда не было у них ресничек. А без ресничек совсем не тот эффект. Зато звук, который издает русская неваляшка при наклоне,— наш, отечественный. Нехитрый музыкальный механизм производят тут же. "На что похоже? — улыбается Антонина Витальевна и чуть толкает игрушку.— Это же колокольчики, бубенцы, как на русской тройке. Слышите? Узнаете?" Мы слышим и узнаем. Неваляшка хоть и была заимствована то ли у японцев, то ли у китайцев, все же получилась очень русской — ее хрустальный перезвон азиаты как-то пытались скопировать, но безуспешно: не та у них пластмасса, форма шара не та. Да и встает наша кукла всегда ровно, никогда не застывает в полунаклоне. "Как несгибаемая русская женщина,— снова философствует начальник участка.— Смотрите: опля! Туда-сюда, туда-сюда... Как бы ее жизнь ни била, как бы ни толкала, а она всегда встает — и только с гордо поднятой головой!"