6 октября президент России Владимир Путин вместе с князем Монако Альбером II приехал в Третьяковскую галерею, где открылась выставка «Романовы и Гримальди», рассказывающая об истории отношений между Россией и Монако. Специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ глядел на яйцо Фаберже, читал дневники императора Николая II, пытался раскрыть вековую дипломатическую загадку, а также понять, откуда берет истоки нерушимая дружба между Княжеством Монако и государством Россия. И понял.
Князь Альбер II входил в зал, посвященный его прапрадеду князю Альберу I, со смешанными чувствами
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
— Так, ну в XVIII веке у нас ничего не происходит с Монако,— подсчитывала Марина Сидорова, куратор выставки «Романовы и Гримальди», стоя во втором по счету зале Третьяковской галереи, где разместилась выставка.— По крайней мере мы об этом ничего не знаем… Итак, XIX век…
Эх, подумал я, вот у нас хоть бы один век так прошел когда-нибудь, чтобы потом говорили, что про него потомкам ничего не известно: настолько все тихо было. Да хоть бы один год… Ладно, ну хоть один месяц…
— Благодаря Александру I,— продолжала она,— в Европе устанавливается новый порядок, и в конце концов Монако получает независимость… И вот видите, монархи пишут друг другу письма, это нам из Монако привезли, поздравляют друг друга с днем рождения, с Новым годом… Вот подпись Александра I… Да, на французском языке… Ну, ему письмо прислали на французском, он и ответил на французском…
— А вы видели,— увлек меня обратно в первый зал муж почетного консула России в Монако Екатерины Семенихиной Владимир Семенихин,— самый главный тут документ?
Нет, я, конечно, не видел.
— Русские послы,— рассказал он,— которые плыли из Лондона в Италию, во время шторма укрылись в бухте Монако, и об этом узнал князь Монако. Послы не могли прийти к нему без установления дипломатических отношений. Верительных грамот к нему у них не было, и тогда они написали, что вот они русские послы и они хотят установить отношения. И князь их принял. И он был очень польщен, что к нему попали такие высокие люди из такой большой страны. И вот тут первая запись в монегасских государственных документах о появлении первых русских людей! Вот она!
И правда, запись.
— Вы у нас в Монако не были? — спросил меня Владимир Семенихин.
— У вас не довелось,— признался я.— А в Монако был.
— Так вот,— не обратил внимания этот великодушный человек,— у нас в память об одном из приездов князя Монако в Россию стоит зубр таксидермический! Монако гордится им! Хотели сюда на выставку его привезти. Но Третьяковка его не акцептовала.
— Не разрешила то есть? Не выдала сертификат на посещение России? — уточнил я.
— Конечно,— согласился Владимир Семенихин.— И я смотрю… Зубра здесь, конечно, не хватает… Выставка без него кажется мне неполной.
Мне нужно было окинуть выставку взором, хотя бы мысленным, чтобы не согласиться с ним.
Возможно, такой разновидности зубра, как зубр таксидермический (то есть, видимо, чучело зубра), и правда не хватало тут, среди документов и картин, чтобы придать выставке иное измерение. 3D, что ли…
А Марина Сидорова уже подходила к яйцу Фаберже, главному, по мнению многих (но не по ее собственному, потому что она архивист и для нее дороже документов все равно ничего нет), экспонату.
Она рассказывала, как было изготовлено это яйцо-часы, одно из лучших, какие фирме Фаберже вообще удавались, и как трагически сложилась его судьба. В 30-е годы прошлого века коммунисты распродали яйца Фаберже («мы об этом вообще-то не очень говорим…»), о чем сейчас не принято вспоминать, и на несколько десятков лет это яйцо потерялось среди разных владельцев, но тем не менее уцелело и в конце концов в 1974 году оказалось у князя Монако, который потом подарил его своей жене Грейс Келли на 25-летие счастливой совместной жизни.
История была красивая и даже, судя по всему, не слишком выдуманная. Только насчет 25 лет счастливой жизни — это, конечно, самое слабое место в рассказе.
— А вот здесь можно видеть, как обменивались орденами монархи,— рассказывала Марина Сидорова.— Мы им орден Александра Невского, они нам — орден Святого Карла…
Ордена прилагались.
Между тем я-то видел, что спецпредставитель президента по международному культурному сотрудничеству Михаил Швыдкой застыл все-таки возле яйца. Я подошел и поинтересовался, правда ли, что это самый ценный экспонат выставки.
— Не-е-е-т,— покачал головой Михаил Швыдкой.— Самый ценный — это приход Владимира Путина и князя Альбера…
А Марина Сидорова показывала нам памятную книжку императора Александра III, где на странице 45 его личной рукой сделана историческая запись: «Был монакский принц прощаться». В смысле заходил.
Рассказала она и историю чучела, или зубра таксидермического. Действительно, князю прислали приглашение поохотиться на зубра в Беловежской Пуще и даже разрешили убить двух. Князь был вдохновлен этой перспективой и все сделал как надо. А жалеть об этом начал только в мемуарах. Он припомнил, как зубр молча стоял перед ним, смотрел на него человеческими глазами и нисколько не сопротивлялся своей участи. И второй оказался такой же безголовый… Был и третий, который показался князю эксцентричным и даже нервным, и вот с ним можно было обойтись уже без сожаления, да только разрешение-то князь получил лишь на двух зубров…
В общем, было очевидно, что история эта перепахала князя вдоль и поперек, и лучшее, что он мог сделать для павших,— заказать чучело хотя бы из одного из них.
— А что же не акцептовала Третьяковка чучело-то? — спросил я Марину Сидорову словами, которым научил меня Владимир Семенихин.
— Да здесь же у нас Третьяковка,— укоризненно посмотрела она на меня.— Не может чучело соседствовать с памятниками искусства.
— Так у них же соседствует…— рискнул произнести я.
— У них,— разъяснила она раз и навсегда,— княжеский дворец. Там все что угодно можно поставить. У него и яйцо Фаберже прямо на камине стоит.
Все теперь было понятно.
Вдруг обнаружилось, что князь и президент вот-вот подъезжают, и всех поставили за красную ленточку, отделяющую от стойки микрофона, к которому должны были через несколько минут приложиться Владимир Путин и Альбер II.
Безо всякого удовольствия за ленточку зашел научный руководитель Госархива РФ Сергей Мироненко и еще несколько человек, среди которых были люди, сопровождающие князя в поездке. Сергей Мироненко, похоже, был расстроен. Все-таки Госархив готовил эту выставку, и Сергей Мироненко, очевидно, полагал, что хотя бы одна привилегия (стоять по ту сторону ленточки) ему полагается. Но ему следовало понимать, что, когда речь идет о президенте, за ленточку идут все.
Между тем среди красноленточников завязался разговор. Монегаски вспомнили, как их встречали из аэропорта.
— Замечательно встретили,— признался один из них.— Перекрыли все улицы, ведущие к той, по которой ехал кортеж князя! Он ехал как по пустому городу! О, он это оценил!
Через несколько минут в зал вошли Владимир Путин и Альбер II. Они обменялись короткими, в меру осмысленными речами и начали осмотр экспозиции. Рассказывала им директор Третьяковки Зельфира Трегулова. Рассказывала наспех: видимо, ее предупредили, что времени у господ мало. Дольше всего они простояли у первого экспоната (меньше всего — около яйца). Директор Третьяковки рассказывала, как «в силу скверной погоды корабль русского дипломатического представительства под руководством посла Желябужского, направлявшийся во Флоренцию, оказался в бухте Монако. Им было предложено сойти на землю…»
Президенту и князю показали картину, изображающую посла Желябужского.
— Это привезли из Петербурга? — вдруг спросил господин Путин.
Он ее где-то видел.
— Да! — подтвердила Зельфира Трегулова.
Я обратил внимание, как напряженно всматривается в картину князь. Наконец он оторвался от созерцания и произнес, обращаясь к президенту России:
— Так, значит, это ему мы должны быть благодарны!
Комментариев тут не нужно было. Расценивать это, конечно, может кто как хочет. Но я-то сразу понял истинный смысл этого замечания. За что благодарны? За то, что они, Владимир Путин и Альбер II, когда-то познакомились и теперь видят друг друга. И в Туву вместе ездят рыбачить. И вообще.
Осмотр занял у них минут, может, десять. Когда они уехали, мы с Владимиром Семенихиным подошли к научному руководителю Госархива Сергею Мироненко. Хотелось прояснить один момент. Дело в том, что перед этим Владимир Семенихин (когда осматривали выставку, князь все перемигивался с Екатериной Семенихиной, пока не улучил момент и лично с нею и с ее мужем не расцеловался), показав мне запись в дневнике императора Николая II насчет того, что к нему приезжал князь Монако отблагодарить за охоту в Беловежской Пуще, рассказал, что есть версия, к которую свято верят по крайней мере в Монако: что это была на самом деле тайная дипломатическая вылазка. И что истинной целью князя, ближайшего друга кайзера Вильгельма, на самом деле была попытка предотвратить неумолимо надвигающуюся Первую мировую войну.
И теперь мы шли к Сергею Мироненко в надежде, что он сможет пролить свет на эту великую таинственную загадку. Ведь в Госархиве хранится все. И даже не такие тайны.
И Сергей Мироненко пролил:
— Забудьте,— сказал он.— Туфта это все.