Пожар
 |
| Митинг, посвященный пятилетию со дня избрания Аслана Масхадова президентом, больше напоминал поминки |
Мы оставляем машину на обочине дороги. Отсюда мне удается отчетливо разглядеть большое черное пятно, вокруг которого толпятся люди.
— Пожар,— хмуро объясняет нам проходящий мимо пожилой чеченец.— Трое детей сгорели заживо.
Шадиев бледнеет, звонит по мобильнику, а затем со всех ног устремляется в самую гущу толпы. Мы несемся следом.
Я вижу молодую беременную женщину с опаленным лицом, окруженную всхлипывающими беженками. Покачиваясь на ватных ногах, она тихо причитает по-чеченски. Вокруг много знакомых лиц. Однако никто с нами не здоровается. Большинство отворачивает лица и прячет глаза.
— Все мальчишки,— тихо сказала вслух стоявшая рядом со мной заплаканная женщина.— Старшему четыре года, среднему три и младенец. Отец был на работе, мать ушла на пять минут за хлебом, а они одни остались.
— Почему вы не поставите нам сюда пожарную машину? — гневно закричала на Шадиева одна из женщин.— Палатки горят как газета. Мы тушили как могли, но детей спасти не удалось. Соседняя палатка тоже сгорела.
— Почему вы не вызвали пожарных? Ведь в лагерном отделении милиции есть рация.
Вдруг молодой чеченец со злостью поглядел на меня.
— Идите отсюда! Вы зарабатываете на крови чеченских детей.
Еще минуту назад застывшие в горестном молчании люди вспыхнули от негодования и в одно мгновение окружили нас плотным кольцом.
— Что ты сюда пришла?! — закричала мне в лицо смуглая рослая чеченка.— От вас никакого толку. Вы, русские, все делаете для того, чтобы истребить чеченцев!
— Вы, русские, все у нас забрали! У нас ничего не осталось, кроме наших детей. Их вы тоже хотите уничтожить!
— Пусть снимут трупы, пусть весь мир узнает, как нас здесь убивают!
Сергей попытался пройти к палатке, в которой лежали тела погибших детей. Однако вход в нее загородил мужчина с железным прутом в руках.
— Только попробуй,— процедил он сквозь зубы и звонко хлопнул прутом по ладони.
— Вам лучше уйти. Здесь находиться небезопасно,— вполголоса сказал Шадиев.
Мы сели в машину. Всю дорогу до Назрани никто из нас не проронил ни слова.
Мулла
 |
| Братья Микаил, Азраил и Джабраил сгорели 26 января. Пожары у беженцев случаются часто, но дети гибнут впервые |
— Вы установили причину пожара?
— Детская шалость,— сухо заключили они.
Один из милиционеров строго посмотрел на меня.
— Все лазаете, девушка, лазаете. Езжайте лучше домой в Москву. Мы вас спасать не будем, когда они вас в заложники возьмут.
Слова услышали стоящие рядом чеченцы.
— Что вы ее пугаете! Мы мирные люди, а не бандиты! — наперебой закричали они.
На фоне милиционера мы уже перестали быть для них врагами. Вспомнив о мусульманском обычае хоронить до захода солнца, я осмелилась спросить:
— Детей уже похоронили?
— Нет, тела в мечеть занесли,— дружелюбно ответил кто-то за моей спиной.— Их готовят к погребению.
Я обернулась. Передо мной стоял мужчина средних лет с аккуратно подстриженной бородой, тронутой сединой.
— Меня зовут Сулейман, пойдемте за мной.
— Куда?
— В мечеть.
Мы двинулись за Сулейманом, поскальзываясь на вязкой грязи. В темноте я почти не различала дороги.
— Куда они? — из палаток настороженно выглядывали беженцы.
— Мулла им разрешил,— кивая на Сулеймана, успокаивали их наши сопровождающие.— Их милиция хотела прогнать, а они остались.
Мы остановились на окраине лагеря у местной мечети. Сергей с мужчинами зашел. Я осталась ждать на улице. Через минуту дверь открылась.
— Заходите,— сказал мне Сулейман.
Стоящие на крыльце мечети мужчины удивленно переглянулись между собой, но промолчали. Я остановилась в прихожей, заставленной обувью. Она вплотную примыкала к просторной комнате. В ней на застеленном коврами полу на белых простынях лежали тела мальчиков. Шестеро босых мужчин, стоя на коленях, совершали намаз.
— Мы уже омыли детей,— сказал Сулейман.
Чеченцы завершили молитву и стали аккуратно заворачивать обугленные трупики в белые простыни. Один из мужчин обкладывал лица мальчиков плотным слоем ваты.
— Джабраил, Микаил, Азраил,— поочередно указывая на завернутые в саван тела, пояснил мне еще один чеченец.— Утром хоронить в Чечню повезем.
Блокпост
 |
| Ингушскую милицию здесь не любят: "Будут знать, что такое чеченский женский батальон!" |
При въезде в "Спутник" нас остановила милиция.
— Въезд на территорию лагеря запрещен,— строго сказал нам ингушский милиционер.
Здесь уже образовалась большая пробка. На обочине дороги стоял "Икарус", из которого высыпали возмущенные женщины.
— Сматывайтесь отсюда,— повторил милиционер.— Вам сказали, в лагерь вы не проедете.
— Тогда я пойду пешком,— сказал Сергей и вышел из машины.— Не запретите же вы мне ходить.
— Сядь в машину,— вцепился в рукав его куртки другой милиционер.
Сергей вырвался и попытался пройти. Его обступили другие милиционеры. Чеченки в одно мгновение оказались рядом. Они окружили фотографа со всех сторон, оттеснив от милиционеров.
— Ничего вы ему не сделаете! — заорали чеченки.— Снимай! Не бойся! Мы порвем их в одну секунду! Пусть только они попробуют тебя пальцем тронуть.
Милиционеры попытались вырвать из рук Сергея фотокамеру и сломали фотовспышку. Чеченки с остервенением накинулись на них с кулаками. Сергей по живому коридору пробрался к машине.
Мы уже собирались тронуться, когда к нам в салон протиснулся командир роты МВД, по имени Муслим.
— Гони в ФСБ! — сказал он нашему водителю.
Через пять минут мы подъехали к жилому пятиэтажному дому. Оказалось, местное отделение ФСБ располагается в обычной квартире на первом этаже. Муслим нажал на звонок. Дверь немного приоткрылась. Из-за нее выглянула голова.
— Что надо? — спросила голова.
— Вот, журналистов задержал, из Москвы,— вытягиваясь в струнку, отрапортовал командир роты.— Хотели пробраться в "Спутник".
— Минуту.
Голова скрылась. Дверь захлопнулась.
— Сейчас с вами разберутся,— пообещал Муслим и исчез.
Дверь снова открылась.
— Заходите. А в чем, собственно, дело? Какие-то проблемы?
— Да нет у нас никаких проблем.
— А зачем пришли?
Зикр
 |
| Обойдя милицейский кордон, чеченцы зарезали пять коров в память погибших |
Пройдя километра три, мы увидели митингующих. Толпа прибывала. Многие, так же как и мы, бросив на блокпостах машины, брели сюда пешком. На почтительном расстоянии от поляны расположились ингушские милицейские уазики.
Нас окружили женщины.
— Золотой ты наш, золотой,— они обнимали Сергея,— пришел все-таки. Вас никто не тронет. Пусть только попробуют.
Заметив камеру, к нам вновь подошли двое милиционеров.
— Пройдемте с нами, мы проверим ваши документы,— подчеркнуто вежливо сказал один.
Несколько женщин тут же вцепились в милиционеров, осыпая их ругательствами. Милиционеры поспешили ретироваться. Женщины развеселились:
— Будут знать, что такое чеченский женский батальон! Здесь им с нами не справиться! Мы вас будем охранять.
— Я Тоита,— сказала мне самая бойкая из них,— У меня сил много накопилось. Давно не работаю. Ничего не делаю, только пью, жру, сру и дома на диване валяюсь. У меня сил много накопилось. Любого мента поколотить могу!
— За что вы так милицию не любите?
— Они нас за людей не считают. Если новым президентом Ингушетии станет мент или эфэсбэшник, нам крышка.
Через некоторое время милиционеры все-таки вернулись. Они постоянно находились в нескольких метрах от нас и пристально следили за каждым нашим движением. Кто-то протянул мне косынку.
— Повяжи, не будешь так в глаза бросаться. Мы не столько ментов боимся, сколько своих. Есть очень много плохих людей. Могут украсть. Никуда не отходите.
Впрочем, отойти от женщин не представлялось возможным. Они обступили нас плотным кольцом. Меня взяли под руки. За куртку Сергея уцепились сразу пятеро женщин.
Посередине поля несколько мужчин орудовали ножами — разделывались пять коров. Их принесли в жертву по погибшим.
Женщины стали делать зикр. Так у мусульман называется обряд, исполняемый в том числе на поминках; обычно женщинам запрещено в нем участвовать, но в этот раз все было иначе. Они встали в круг и, хлопая в ладоши, затянули молитву. Политическая акция, ради которой были стянуты силы районного отделения милиции, оказалась большими поминками.
Из лагеря мы выбирались в забитом женщинами автобусе. Они прятали в своих сумках камеру и кассеты с фотоснимками. Как только мы выехали из лагеря, за нами пристроились три милицейские легковушки.
Мы ушли от погони, выскочив в каком-то переулке. Женщины долго махали из окон руками.