Во время юбилейных торжеств, посвященных 110-летию Дмитрия Шостаковича, "Огонек" ознакомился с фрагментами неопубликованных "партитур" — досье ФБР на композитора и отчетами о его поведении за границей, написанными отечественными "музыковедами в штатском"
Дмитрий Шостакович ездил в США три раза. Его визиты в Америку пришлись на три разные эпохи. Первый — на апогей зрелого послевоенного сталинизма. Второй — на разгар хрущевской оттепели. Третий состоялся в момент триумфа разрядки международной напряженности, "программы мира" Брежнева. Но все три раза каждый его шаг отслеживало Федеральное бюро расследований (ФБР). Американские агенты искали ответ на главный вопрос: не шпион ли Шостакович? Аналогичный вопрос, впрочем, беспокоил и наших "музыковедов в штатском", сопровождавших советские делегации в США.
Поводы для поездок были разными. В 1949-м Шостакович поехал на так называемый Всеамериканский конгресс деятелей науки и культуры в защиту мира. Через 10 лет, в 1959-м, за океан полетела делегация советских музыкантов. В 1973-м композитор побывал с почти частным визитом — он получал степень почетного доктора Университета Нортвестерн в городе Эванстон (штат Иллинойс).
Известно, как проходила подготовка к таким ответственным поездкам. Выездные комиссии ЦК, проверки в КГБ, согласования и решения отделов ЦК, секретариата и Политбюро. Наконец, личная подпись командируемого под документом, суть которого оставалась неизменной с 37-го года вплоть до ГКЧП:
"12. Гостиницы должны являться только для сна и отдыха. Не устраивать у себя в номере выпивок, не принимать женщин, ибо об этом немедленно доносится в разведки, которые принимают меры к шантажу и вербовке такого гражданина СССР. <...> 20. Обязуюсь ни под каким видом не покупать и не читать контрреволюционных, белогвардейских, троцкистских газет и антисоветских изданий. 21. Не брать для ознакомления с городом и его достопримечательностями проводников-гидов, являющихся по существу агентами-вербовщиками контрразведок".
И итоговое: "Я, гражданин Советского Союза, ознакомился, усвоил и обязуюсь точно и неуклонно выполнять".
Загадкой все эти годы оставалось политическое заокеанское закулисье поездок Шостаковича в США. Как смотрели официальные власти и прежде всего компетентные органы США на великого композитора? Что хранили в его личном деле спецслужбы главного вероятного противника? И что отслеживали свои?
Лишь сегодня впервые появилась возможность заглянуть в заветные американские папки. Архив Федерального бюро расследований (ФБР) Министерства юстиции США по просьбе автора на основании американского закона о свободе информации предоставил подчищенные цензорскими ножницами выдержки из своего досье на Шостаковича. Стоит отметить: быстро (гриф секретности истек) и абсолютно безвозмездно. Последнее обстоятельство немаловажно: ведь на родине от любителей отечественной истории требуют предоплаты до 300 рублей за одну архивную страницу...
И сопровождающие его лица
Шостаковича принимали в США по-разному. Первый раз, например, его вместе со всей делегацией во главе с генсеком Союза писателей СССР Александром Фадеевым просто... депортировали.
Это, впрочем, был финал поездки, а чтобы понять всю ее "прелесть" для самого Шостаковича, нужно вернуться на старт. Турне состоялось в 1949 году, а в 1948-м в адрес Шостаковича были выдвинуты обвинения в "формализме", "буржуазном декадентстве", "пресмыкательстве перед Западом". Потом он был изгнан из Московской консерватории... Но вот началась подготовка советской делегации к ответственному мероприятию — Всеамериканскому конгрессу в защиту мира, и выяснилось, что без Шостаковича, имя которого в мире гремело, а рейтинг почитания таланта был запредельным, не обойтись.
В ЦК ВКП(б) сомнений не было: музыкальные силы страны в поездке в США должен представлять Шостакович, но заставить его участвовать в этой поездке после беспримерной травли оказалось задачей невыполнимой: это не удалось ни Комитету по делам искусств (Минкульту), ни даже министру иностранных дел Молотову. В итоге, правда, Шостакович дал согласие поехать, после того как в его квартире раздался телефонный звонок: композитору звонил Сталин...
Дмитрий Дмитриевич вошел в делегацию вместе с писателями Александром Фадеевым и Петром Павленко, режиссерами Сергеем Герасимовым и Михаилом Чиаурели, академиком Александром Опариным (известный биохимик) и неким И.Д. Ружанским — "секретарем делегации", а де-факто работником Комитета информации (советской внешней разведки). Популярность Шостаковича в мире после войны была такой, что в американской прессе нашу делегацию называли "Дмитрий Шостакович и сопровождающие его лица", а выступление композитора на конгрессе ожидали как событие первой величины.
Дальше случился первый в ходе пребывания в США скандал: Шостакович с трибуны конгресса произнес несколько слов о значении музыки, а переводчик от его имени зачитал пространный текст о другом — холодной войне, прогрессивной роли СССР и о благодарности к партии. Потом, уже в другой аудитории, Шостаковичу задали вопрос: "Как вы относитесь к тому, что советская пресса пишет о современных композиторах Стравинском, Шенберге и Хиндемите? Согласны ли с этой критикой?" У композитора выбора не было — "сопровождающие лица" сидели рядом, и Шостакович сказал, что он согласен. Это был удар по репутации на Западе, но дома — он знал — не прощают ничего. Хотя точнее будет сказать иначе: ни здесь, ни там не прощалось ничего.
Концовка известна: советская делегация с конгресса была американскими властями депортирована (за вмешательство во внутренние дела США). А вопрос о высылке был позже поднят министром иностранных дел СССР Андреем Вышинским на Генассамблее ООН — история стала одной из хрестоматийных иллюстраций взаимной нетерпимости двух сверхдержав в эпоху холодной войны.
Под колпаком своих и чужих
Второй раз Шостакович приехал в США в 1959 году. На этот раз — с делегацией советских музыкантов. Дмитрия Дмитриевича тогда окружили подчеркнутым вниманием — скандал 10-летней давности был формально забыт.
Удивительно, но вторая поездка в США для композитора тоже была косвенно связана с разгромным постановлением 1948 года: накануне визита его как раз отменили. Но это не избавляло Шостаковича ни от слежки наших агентов, ни от внимания агентов ФБР, ни от курьезов, которые все это сопровождали. В досье ФБР, например, Шостакович нередко проходит как Дмитрий ДмитриЕвич — американские рыцари плаща и кинжала ставили ударение на "е" и принимали отчество за фамилию.
Особое внимание ФБР к приезду композитора было обеспечено публикацией 27 августа 1959-го небольшой заметки в пуэрто-риканском (!) издании San Juan Diary. Там был такой пассаж: "Когда русский композитор Дмитрий Шостакович приедет в США в следующем месяце, он привезет с собой двух неизвестных музыкантов, которые в действительности являются агентами тайной полиции красных". ФБР немедленно начало проверку. Сначала агенты бюро в Пуэрто-Рико пристрастно побеседовали с автором заметки в San Juan Diary. Автор (имя засекречено) сообщил дознавателям, что информацию получил от лица, якобы связанного с нью-йоркской газетой New York Daily News. Тут же подключили представительство ФБР в Нью-Йорке...
Журналисты, надо сказать, были не далеки от истины. Очевидно, что внимание привлек Борис Ярустовский, который числился в делегации советских композиторов в качестве профессора Московской государственной консерватории, доктора искусствоведения и видного советского музыковеда. Все это было абсолютной правдой: и профессор, и доктор, и так далее. Но главная его должность была — заведующий сектором музыки Отдела культуры ЦК КПСС, то есть фактически царь музыкального мира СССР с 1946 по 1958 год. А до этого майор Ярустовский работал в Главном политуправлении Советской армии. Так что без преувеличения можно сказать, что он был классическим "музыковедом в штатском". Ну и, конечно, он присматривал за Шостаковичем (см. его отчет о поездке в рубрике "Досье"). Композитор в поездке выдержал испытание — на "провокационные" вопросы про "Леди Макбет" (напомним, постановление 1948 года только что отменили!) отвечал идеологически верно. Нюансы поведения фиксировались беспристрастно и там, и тут. И никаких сантиментов — ни у добровольных надсмотрщиков, ни у секретных агентов — не возникало в отношении "объекта", которого они "пасут".
По особой категории
Третий визит за океан состоялся в июне 1973 года. На этот раз Шостакович приплыл в Штаты вместе со своей третьей по счету супругой, без свиты советских коллег и политкомиссаров. Но без политики и особого надзора и в этой поездке не обошлось.
Официальным поводом для поездки стало присуждение композитору ученой степени почетного доктора. 8 февраля 1973 года ректор Университета Нортвестерн запросил согласие композитора принять почетное звание. Шостакович ответил 17 марта: "Если мое здоровье позволит, то прибуду 16 июня".
Почему именно 16 июня?
Дело в том, что к середине марта Кремль и Белый дом определились с ответным официальным визитом в США Леонида Брежнева — 17 июня генеральный секретарь ЦК КПСС пройдет по лужайке перед Белым домом, 18-го будет дан государственный прием. Шостакович, предполагалось, "прибудет" 16-го — как сказали бы нынче, к Христову дню...
С достопамятных времен политбюро при подготовке саммитов планировало списки пропагандистских мероприятий. На этот раз одним из них был запуск советского трансатлантического круизного парохода "Лермонтов" из Лондона в Нью-Йорк. На этом лайнере почетным гостем и должен был поплыть Дмитрий Шостакович — после мирового признания утвержденный и нашей партийной инстанцией символом советской культуры. Выглядело все логичным: в дни апофеоза разрядки международной напряженности композитор с мировой известностью для получения ученой степени плывет за океан на флагмане советского турфлота. Выполняет, так сказать, почетный долг художника-гражданина.
Американские спецслужбы смотрели на это более прозаично. Пароход — это хорошо. Человек на нем — тоже неплохо. Но главным был старый вопрос: не связан ли композитор Шостакович и его жена Ирина Антоновна с советской разведкой? Документы ФБР постоянно повторяют этот и только этот вопрос — и в 49-м, и в 59-м, и в 73-м. И только с третьего "захода" выносят, наконец, вердикт: "В архивах Бюро не содержится информации, указывающей на то, что субъект и его жена связаны с советской разведкой".
Визу Шостаковичам выдавали в американском посольстве в Копенгагене (композитор заехал в Данию получить премию, которую по согласованию с ЦК КПСС передаст Советскому комитету защиты мира). Штамп проставили автоматически — Дмитрий Дмитриевич и его супруга путешествовали по дипломатическим паспортам. Это, впрочем, удивления не вызывает: композитор был депутатом Верховного совета СССР (а до этого РСФСР) 2-9-го созывов, а диппаспорт к депутатскому статусу "прилагался". Удивительно другое: американская служба иммиграции и натурализации не зафиксировала ни въезда, ни выезда Шостаковичей из США.
В чем причина? На вопрос отвечают рассекреченные страницы из досье ФБР. В меморандуме Госдепартамента от 11 июня 1973 года говорится, что гости будут находиться в Штатах по межправительственному соглашению СССР и США об обменах. Рекомендация Госдепа для ФБР: "Вы должны присвоить господину и госпоже Шостакович категорию "официальных гостей" США на весь срок их визита". Главная директива: "Мы пришли к выводу о том, что вред, который может быть нанесен лично господину или госпоже Шостакович, а также их имуществу, может нанести ущерб и внешнеполитическим отношениям Соединенных Штатов".
Во время первого визита в США Шостаковича вместе со всей делегацией просто депортировали
Похоже, что особую категорию для Шостаковича спустили в Госдепартамент, ФБР, ЦРУ и, вероятно, в другие правительственные учреждения по линии политического руководства страны. Мотив понятен: композитор будет находиться в США во время официального визита Брежнева, получается, что он фактически является неофициальным членом советской делегации на саммите.
За ним и присматривали соответствующим образом. В итоговом меморандуме ФБР о поездке Шостаковича отмечено: 5 июля 1973 года источник (его фамилия также засекречена) сообщил о том, "он провел время с ШОСТАКОВИЧЕМ во время его трехдневного пребывания в Университета Нортвестерн и был осведомлен о его деятельности в районе Эванстоуна. Этот источник сообщил об отсутствии необычной деятельности со стороны ШОСТАКОВИЧА, а также любых действий гостей или индивидуумов, которые могли подвергнуть опасности Шостаковича или его супругу во время их визита в университет".
Оттуда высокий гость направился в Вашингтон. Chicago Tribune подчеркивала: "во время пребывания там Брежнева". Но Дмитрий Дмитриевич ехал не на саммит — в американской столице Шостакович проследовал в больницу. По воспоминаниям Ирины Антоновны, американские врачи поставили ему неутешительный диагноз именно там. Так что на президентском приеме в Белом доме 18 июня композитора не было.
Эту часть поездки американское досье и советские отчеты не фиксируют: смертельно больной Шостакович уже не внушал опасения — ни агентам ФБР, ни отечественным сексотам. Он знал нужные ответы на любые провокационные вопросы — и на родине, и на чужбине. И его не интересовало по большому счету ничего, кроме музыки. В ней — его исповедь, протест, горькая ирония, вся его жизнь.
До музыки, впрочем, не было дела тем, кто пишет донесения для разведки — хоть нашей, хоть чужой. Эти бумаги несколько десятилетий под грифом "секретно" пролежали в архивном небытии, пока не появился шанс на них взглянуть. Увы, собранные в пухлые досье "данные" о великом человеке сегодня ничего, кроме брезгливости в отношении "собирателей", не вызывают...
Документ
«Отвечал лаконично и верно»
Из отчета Бориса Ярустовского Екатерине Фурцевой о поездке советских композиторов в США (30 ноября 1959 года)
"Секретарю ЦК КПСС товарищу Фурцевой Е.А.
Докладываю о некоторых результатах поездки группы советских композиторов в США.
Поездка продолжалась 1 месяц, группа побывала в Нью-Йорке, Вашингтоне, Балтиморе, Сан-Франциско, Лос-Анджелесе, Луисвилле, Филадельфии и Бостоне. <...>
С самого начала внимание прессы было сосредоточено на Кабалевском и в особенности на Шостаковиче, которые в первых же информационных статьях были названы "жертвами политического климата", "раздолбанными в 1948 году" и т.д. <...> "Сочувствием" были проникнуты к ним вопросы журналистов на пресс-конференциях, в рецензиях почти все внимание сосредоточивалось именно на этих фигурах, концерты сопровождались речами, в которых также все внимание было отдано Шостаковичу. <...> Более того, когда, например, в Бостоне большой успех имела симфония Хренникова, в прессе было тенденциозно указано, что якобы это произведение автор посвятил Шостаковичу, что не имеет ничего общего с действительностью. При организации передачи по телевидению "на всю Америку" руководители компании категорически настаивали на участии в передаче только двух членов делегации — Шостаковича и Кабалевского. Ввиду возражений руководителя делегации Хренникова, а отчасти и самих приглашаемых, эта передача не состоялась.
Особенно обнажалась эта тенденция на пресс-конференциях, где порой создавалось впечатление стремления столкнуть лбами Шостаковича и Хренникова. Следует сказать, что Шостакович, ясно чувствуя эту тенденцию, резко пресекал ее. <...>
Как уже указывалось, явно тенденциозные вопросы были адресованы Хренникову и Шостаковичу, например Хренникову: "Нам известны Ваши выступления против присутствующего здесь Шостаковича в 1948 году. Переменили ли Вы Ваши воззрения теперь?". Шостаковичу: "Чувствуете ли Вы давление партийного диктата?" "Когда разрешат к постановке Вашу оперу "Леди Макбет"?" Шостакович отвечал лаконично и верно: "Я считаю, что каждый художник должен отражать передовые идеалы своего времени. В наше время и в нашей стране я считаю руководство коммунистической партии для композитора значительным и обязательным". Назойливость одних и тех же вопросов приводила Шостаковича в раздражение и он иногда отказывался отвечать. <...>
Наша делегация в общем представляла единый коллектив, который не поддался попыткам расколоть его, хотя все же нельзя отрицать того факта, что Шостакович и Кабалевский держались несколько особняком. <...>".