|
Самая последняя банковская тайна |
 |
Напомним, что накануне вступления противоотмывочного закона в силу Банк России распространил свои рекомендации по организации в банках службы внутреннего контроля. В соответствии с этими рекомендациями практически любую сделку можно было трактовать как подозрительную ("Деньги" подробно рассказывали об этом в #4 от 6 февраля 2002 года).
Вообще-то не в традициях нашего журнала публиковать анонимные интервью. Однако было понятно, что банкиры не станут публично рассказывать о том, как они обманывают власти. Поэтому мы решили сделать исключение. И я отправился в гости к двум своим старым знакомым. Один из них работает председателем правления мелкого банка, другой — крупного.
Маленькие хитрости
Первым моим собеседником был руководитель мелкого банка. Для беседы он пригласил и двух своих замов. Однако ответы банкиров на наши вопросы мы даем, не указывая, кто именно говорит,— в конце концов, интервью все равно анонимное.
— Как введение финразведки сказалось на отношениях с клиентами?
— Насколько я знаю, сейчас все банки стараются не очень подставлять своих клиентов по поводу сомнительных сделок. Но у нас многие клиенты и банки-контрагенты были напуганы, звонили, спрашивали, что теперь будет. С 1 февраля многие изменили порядок перечисления средств: даже абсолютно "белые и пушистые" фирмы начали перечислять деньги маленькими порциями — не хотели светиться. Но мы им объяснили, что, по сути, ничего страшного не происходит, и они понемногу успокоились.
— Но вы все-таки стучите на клиентов?
— Ну, честно говоря, в этом плане нам пока очень тяжело. Банк у нас небольшой, все клиенты, естественно, как бы свои. И установленные Центробанком критерии подозрительности, такие как, например, наличие в сделке экономического смысла, мы всегда трактуем в пользу клиента, даже если видим, что сделка направлена на уход от налогообложения. И это естественно — клиент в подобных случаях просто формально объясняет, что сделка ему нужна для поддержания ликвидности или чтобы оптимизировать свои вексельные потоки и т. п. Сомнений у нас эти сделки не вызывают — мы же видим, что явно не наркотиками люди торгуют. Хотя, конечно, если следовать буквально рекомендациям Центробанка, наверное, 90% сделок могут попасть в разряд сомнительных.
— То есть вы не следуете рекомендациям ЦБ?
— Рекомендации есть рекомендации, а есть закон. Все, что касается закона, мы выполнили. А рекомендации ЦБ частично приняли, а частично нет. Поскольку если мы с каждого клиента будем требовать письменное объяснение, зачем ему проводить данную сделку, это будет нецелесообразно. Кстати, наши сотрудники были на семинаре в ЦБ как раз перед самым вступлением противоотмывочного закона в силу. И поняли, что он нужен в основном для того, чтобы показать Западу, что у нас все в порядке. Сами цэбэшники не скрывали, что весь процесс пока носит как бы формальный характер, и советовали при разработке мер внутреннего контроля руководствоваться законом, а не рекомендациями ЦБ. Более того, нам даже и юрист центробанковский говорил, что, в принципе, если какие-то спорные вопросы будут между клиентом и банком (а они возможны, когда вдруг клиент узнает, что о нем куча сообщений, с которыми он категорически не согласен), то защититься от судебных претензий клиента банкир сможет, только если его действия соответствовали именно федеральному закону, а не каким-то там рекомендациям Центробанка.
— Неужели в ЦБ такое отношение к собственным рекомендациям?
— Да. И, кроме того, основной вопрос к ЦБ у нас, банкиров, был: как вы нас проверять будете? Ответ был такой: в соответствии с вашими внутренними документами. То есть если вы в своих правилах контроля примете две наши рекомендации, проверим по двум, если не примете рекомендации и будете работать только по федеральному закону, мы будем проверять вас только по федеральному закону. Прямым текстом нам в ЦБ об этом сказали. И не только об этом. Информация от нас поступает в Вычислительный центр ЦБ, чтобы потом поступить в центр финансового мониторинга. А в этом центре, как нам с улыбкой рассказывали представители ВЦ ЦБ, сидят только люди в погонах, и сейчас у них нет ни квалифицированных сотрудников, ни техники для анализа этой информации.
— А как именно вас будет проверять ЦБ, они не говорили?
— Говорили. Они приезжают и смотрят: если у нас проходит анкетирование всех физических и юридических лиц — значит, работа ведется.
— А как клиенты реагируют на анкетирование?
— По-разному. Мы говорим: вот есть анкета, будьте любезны заполнить. При открытии, например, расчетного счета это смотрится нормально. Другое дело, там есть вопросы, в анкете, которые нам рекомендовал ЦБ, совершенно анекдотичного характера, например о деловой репутации. Непонятно, как сам клиент или мы можем заполнить эту графу. Если клиент — ЛУКОЙЛ, это один вариант, а если "Пупкин и компания", то какая там деловая репутация, черт его знает.
Кроме того, для мелких и средних банков невозможно проверять пришедшего клиента, например на то, что у него фирма зарегистрирована на реальных людей, а не, скажем, по утерянному паспорту. Или проверять, что он платит за нормальный товар, а не за наркотики. Для подобных проверок за каждым более или менее крупным клиентом нужно закреплять человека, который будет анализировать его платежки, а мы просто не можем себе позволить содержать такой штат. Хотя, в принципе, противоотмывочным законом нам дано право спрашивать у клиента, почему, скажем, он все время покупал хлеб, а потом неожиданно переключился на железнодорожные вагоны.
— И вы спрашиваете?
— Сейчас нет. Но само по себе такое положение дел достаточно странно. Представь себе, ведь я имею право сказать любому клиенту, который мне не нравится: мне нужно проверить твою сделку. Будь любезен, предоставь телефоны, кому звонил, цены, по которым продавал, потому что мне кажется, что здесь что-то не так. Он, естественно, ответит: да иди-ка, малый, знаешь куда? Ведь это же его бизнес, его коммерческие тайны. А я скажу: ах ты не хочешь мне сообщить? Тогда я сам о тебе сообщу куда следует.
— Ты говоришь, что вы не спрашиваете у клиентов подробности, даже если сделка кажется сомнительной. А как вы будете объяснять свое поведение проверяющим из ЦБ?
— В своих внутренних правилах мы прописали, что, если сделка вызывает у наc сомнения в соответствии с выбранными нами критериями сомнительности, мы можем потребовать у клиента объяснений. И если клиент дает нам мотивированный ответ в течение месяца (кстати, сроки каждый банк устанавливает для себя сам), то мы об этой сделке никуда не сообщаем. Причем все подобное общение происходит в устной форме — банк у нас маленький, у нас нет даже секретаря, который бы писал эти письма. Поэтому наш сотрудник может позвонить клиенту и спросить, что у него за сделка, а потом со слов клиента заполнить соответствующую анкету (это тоже предусмотрено внутренними правилами контроля). И все, ни на кого стучать не надо.
 |
— Стучим. У нас, если не ошибаюсь, за февраль была пара случаев, когда сумма платежа превышала 600 тыс. руб. и с момента регистрации фирмы-плательщика еще не прошло трех месяцев. Мы о них сообщили. И будем стучать по подобным сделкам, о чем честно предупредили клиентов. И, кстати, если банкир говорит вам "на голубом глазу": "Ваши сделки попадают в категорию сомнительных, но я о них никуда сообщать не буду", не верьте ему — наверняка врет. Сообщит, причем сообщит немедленно. Штука ведь вот какая. Допустим, к нам приходит платеж на какую-то фирму, мы обязаны сообщить, если он попадает под категорию сомнительных в соответствии с законом. Но и банк плательщика, из которого к нам пришли деньги, тоже обязан сообщить о данном платеже. И представляешь ситуацию: тот банк сообщает, а я не сообщаю. Комитет по финансовому мониторингу смотрит: о, этот стукнул, а этот не стукнул, наверное, банк с этим клиентом в сговоре. Лишний повод появляется заняться тщательной проверкой. А в нашей стране такая проверка сродни ликвидации бизнеса.
— Но если вы откровенно манкируете рекомендациями ЦБ, это тоже повод для пристальной проверки...
— Почему это откровенно манкирую? Мы же некоторые приняли. Кстати, я знаю некоторых банкиров, которые все эти рекомендации вписали в свои внутренние правила и теперь не знают, что делать. Ведь, согласно этим рекомендациям, в разряд подозрительных попадают даже совершенно стандартные внутрибанковские проводки, связанные с оптимизацией управления ресурсами. То есть теперь они обязаны сообщать в финразведку, что подозревают сами себя. И не сообщать не могут — ведь эти внутренние правила контроля проходят регистрацию в ЦБ, после чего ты уже не можешь ни изменить их в одночасье, ни пренебрегать ими. Кроме того, все на самом деле понимают, что в данном случае проверяющие будут руководствоваться старым добрым советским правилом: ты, если работал, покажи. Ты показываешь одну бумажку, и понятно, что ты не работал. Значит, основная задача каждого банкира — заготовить достаточное количество бумажек.
— То есть настучать на достаточное количество клиентов?
— Ну зачем же так... Слава Богу, есть у нас еще темные пятна, вот на них и будем слать бумажки.
— Я не понял, что ты имеешь в виду.
— Все очень просто. Сейчас многие банки сами себе создают, что называется, фронт работы. Вот я разговаривал с рядом крупных банков, которые белее белого, и клиенты у них чистые, но им тоже нужно отчитываться делом. Я не буду их называть, но они сказали так: мы исходим из того, что все наши старые клиенты, которые у нас уже открыли счета и работают с нами, какие бы они ни были, они у нас априори белые, пушистые, хорошие и замечательные. А на новых клиентов перекладываем все бремя ответственности за предоставление о себе информации. То есть мы их анкетируем, заставляем на сделку давать кучу документов. И если что не так — стучим. Другие банки говорят, что специально открывают так называемые "ромашки" или "фонари". То есть создается несколько фирм-однодневок, которые открывают счета в нескольких банках. А потом эти фирмы гоняют между собой по кругу через эти банки довольно внушительную сумму. И банкиры со спокойной совестью пишут отчеты: вот, мол, засекли столько-то сомнительных сделок. То есть специально себе создают видимость работы и говорят: мы отчитываемся, мы боремся с отмыванием. Чтобы показать, что и работа есть, и в то же время с клиентами, с которыми банк уже давно работает, не было лишних проблем.
Большие маневры
Второй мой собеседник — руководитель крупного банка. С ним мы говорим с глазу на глаз.
— Как вы работаете в связи с принятием противоотмывочного закона и выхода соответствующих рекомендаций ЦБ?
— Вообще-то у меня есть три варианта ответа. Первый — версия для ЦБ и других контролирующих органов, второй — версия для клиентов и третий — как все на самом деле. Тебе какую легенду?
— Вообще-то мне интересно, что на самом деле происходит. Но что при этом говорится ЦБ и клиентам, тоже любопытно.
— Хорошо. Тогда начнем с истории вопроса. После того как ЦБ выпустил свои методические рекомендации по организации внутреннего контроля, стало ясно, что работать по ним невозможно. Поскольку эти рекомендации в части того, какую сделку считать сомнительной, вобрали в себя все случаи жизни. Я не преувеличиваю. Ты мне можешь сейчас назвать любой платеж, и я сразу найду в рекомендациях ЦБ пункт, по которому его можно считать сомнительным. Если их выполнять, надо просто брать дискетку с платежами всего банка по всем клиентам за день и направлять в финансовую разведку, и пусть они там разбираются. И не возникало бы вопросов типа, почему это банкам дали право стучать на клиентов, которые им не нравятся... Но нет, при этом еще хотят, чтобы банкиры сами что-то отслеживали и выявляли.
Поэтому на практике мы пошли вот по какому пути. На самом деле внутренний контроль у нас в банке существует уже не первый год. Все, что мы делали раньше, все делаем и сейчас, с принятием противоотмывочного закона для нас, в принципе, ничего особенного не изменилось, за исключением того, что мы для себя поставили точки над i в процедурном плане. Мы сказали, что мы выполняем закон. Как написано в законе, по букве закона, так мы и делаем: читаем, что подлежит обязательному сообщению в контролирующие органы, и ровно это и сообщаем. Понятно, что рано или поздно придет ЦБ и скажет: мы давали рекомендации, вы их не учли, и, значит, мы сейчас вам в акте проверки отразим, что вы не выполняете рекомендаций ЦБ. А такое заключение — удар по имиджу банка. Поэтому мы взяли еще несколько пунктов из центробанковских рекомендаций и отслеживаем, согласно им, сомнительные сделки.
— Отслеживаете и сообщаете о них в финразведку?
— Отслеживаем. То есть для Центробанка мы написали, что сообщаем, но на самом деле не сообщаем. А делаем так. Вот, например, сегодня я пришел на работу, открываю входящую почту, мне пришло сообщение из службы внутреннего контроля. Смотри. Вот клиент, название его, что с ним происходит. Значит, необходимо сообщить о нем в финразведку, согласно критериям необычной сделки, принятым в нашем банке. Но вместо этого мы связываемся с клиентом и говорим ему: ваша сделка попала в разряд необычных, у нас в компьютере это высветилось в автоматическом режиме, просим вас дать объяснения. При этом, естественно, информируем клиента, как подготовить эти объяснения, чтобы мы не сообщили властям о сделке. Консультируем его, говорим, что и как делать, он нам дает письма, он нам дает договора, мы заводим так называемое дело контроля за операцией. Все, нас это удовлетворяет, мы никуда, естественно, не сообщаем. К нам приходит проверка, ну говорят: "Ребята, у вас попала сделка?" — "Попала".— "Почему не сообщили?" — "Нас устроило объяснение клиента".
— А что со сделками, о которых надо сообщать в соответствии с законом, а не с вашими внутренними нормативами?
— Обо всех сообщаем. Но при этом информируем клиента, что его сделка подпадает под обязательный контроль и мы не имеем права не сообщить о ней в финразведку. Понимаешь, да?
 |
— Все зависит, конечно, от разряда клиента. Понятно, это не значит, что, если он торгует семечками и начинает ерунду какую-то творить, я его предупреждать о чем-то буду. Я о таких, естественно, просто сообщаю: клиент должен знать закон, мы всем сообщили, что мы переходим на этот режим работы. Тот клиент, про которого ты сейчас читал у меня в компьютере,— смешно даже предположить, что он отмывает деньги. И он важен для банка. И у меня, например, вызывает смех, если, например, такой клиент, как вот этот, земельный участок свой огораживает забором, платит за этот забор, и эта сделка не соответствует характеру его деятельности, и я об этом должен сообщить. И я ему просто говорю: объясните. И он мне пишет письмо, что, мол, я свой земельный участок огораживаю забором. И такого клиента я всячески стараюсь уберечь от попадания в неприятные ситуации. Никогда в жизни из банка не уйдет бумага, подставляющая его.
— То есть, по сути, борьбу с отмыванием вы не ведете?
— Наоборот, ведем. Я просто рассказывал, как мы пытаемся избежать явных идиотизмов. Но, естественно, мы люди все здравые, и банк у нас с международным именем, и мы хотим бороться с "грязными" деньгами. И если идет просто чернуха полная, естественно, я говорю, что эту сделку не пропущу однозначно. В банке с этим строго. С "грязными" деньгами, и с отмыванием, и с прочей химией — с этим мы не работаем.
— Что значит "не пропущу сделку"? Банк что, имеет на это право?
— Понимаешь, ни один нормальный клиент, который моет деньги или ворует их, если я ему прямо говорю, что ему лучше из банка уйти, не останется в банке. Потому что я при этом рассказываю ему схему, по которой он работает, и предупреждаю, что я об этом вынужден сообщать властям, и буду сообщать, потому что нам такие клиенты не нужны. Потому что мне репутация дороже. Если вы, говорю, хотите работать в условиях, когда у вас нет доверия с банком, и банк вас будет подставлять, а я говорю, что я это буду делать,— работайте, но вам же хуже будет. И такие все фирмы еще в прошлом году из банка удрапали, их уже нет.
— А как клиенты воспринимают новые правила игры?
— Клиенты воют, клиенты начинают обижаться, что мы к ним придираемся. Говорят: вот, в моих сделках нет ничего особенного. В них и правда нет ничего особенного. Поэтому я им говорю: ребята, у вас есть два выхода. Либо я сообщаю, что сделка подозрительная, либо вы мне даете необходимые документы, и мы привыкаем, что начинаем с 1 февраля работать в этом режиме: вы мне даете письма, а я никуда ничего не сообщаю. Для вас увеличится работа, и для меня увеличится работа, зато все чисто и хорошо работают.
— Были ли случаи, что клиенты на это обижались и уходили в другой банк?
— Были такие случаи, когда клиенты говорили, что уйдут, но ни один не ушел. Говорили: мол, у Васи лучше... Но ведь абсолютно все этих вась знают. Вопрос в том, сколько еще продлится их деятельность. Это, кстати, и будет хорошим критерием качества работы финразведки.
— А какие наиболее типичные вопросы задают клиенты в связи с введением финразведки?
— Не секрет, что у нас и на Западе разные понятия об отмывании. Деньги от торговли оружием, наркотиками, организованных преступных группировок, терроризма и прочего у нас иногда путают просто с вывозом капитала. У нас самые распространенные виды отмывания — это перегнать куда-нибудь деньги и обналичить деньги. При этом действительно некоторым людям иногда нужно вывезти капитал, да еще и в больших количествах. Вот и спрашивают, что в этом плане изменилось.
Могу тебе сказать тоже, что и им,— ничего. Я вижу, что действуют все прежние схемы, которые и действовали, они никак не блокированы. Через эти же вонючие банки, через эти же вонючие фирмы. По-прежнему работают фирмы-однодневки, которые регистрируются по поддельным и утерянным паспортам, паспортам умерших, базы данных по таким делам по-прежнему нет. Как было, так все и осталось в этой области. И всем это до фонаря. Ну, может, если финразведка когда-нибудь проснется, чуть сложнее будет фирмам-однодневкам. Раньше они три месяца существовали, сейчас, может, они будут жить две недели или неделю. А может, вообще под отдельные операции создаваться будут. Вывел несколько миллионов долларов — и закрыл фирму. И иди потом проверяй ее, ветра в поле ищи, когда никого там уже нет, как и не было никогда.