Революция и цитата
Елена Стафьева о конце эпохи иерархий в мире моды
Вот уже несколько сезонов мы обсуждаем эстетику готового слова, в которой существуют все самые горячие сегодняшние бренды — Gucci, Saint Laurent, Vetements,— и возникшую одновременно эпоху nofashion, ликвидировавшую в моде иерархии и разложившую все тренды в самом простом порядке на одной полке, с которой можно свободно брать все. Постоянное заимствование, прямое и непрямое цитирование и даже копирование — это то, как теперь мода работает, это данность. Вопрос только в том, какие цитаты выбираются, как делаются копии — и с каким результатом
Фото: Getty Images
Фото: Visual via ZUMA Press / ТАСС
Фото: PPS via ZUMA Wire / ТАСС
Фото: Vetements
Фото: Conde Nast via Getty Images
Фото: PPS via ZUMA Wire / ТАСС
Фото: Getty Images
Фото: GettyImages.ru
Фото: Getty Images
"Я не жду от дизайнера, что он будет учить меня тому, что такое жизнь или какой она должна быть",— Лоранс Бенаим, некогда фэшн-критик Le Monde, а сейчас главный редактор Stiletto вспоминает для журнала The Gentlewoman, почему она написала разгромную рецензию на легендарное дефиле Maison Martin Margiela Spring/Summer 1990. В своем холодном снобизме она отмечает важнейшую черту тогдашней новой моды, создававшейся в оппозиции к старым парижским домам: наступала эпоха, когда мода начинала говорить о сущностях вещей, о важных гуманистических смыслах. И в разных вариациях мода говорила об этом еще довольно долго.
Весь будущий сезон — и это уже всеми обсуждено - тотально построен на 1990-х. Эди Слиман ушел из Saint Laurent, но Алессандро Микеле (Gucci) и Демна Гвасалия (Vetements и Balenciaga), главная звезда нашей эпохи стилистов, по-прежнему с нами. Все они так или иначе эксплуатируют своих кумиров 1990-х — и не только адаптируют их "коды" или просто берут их знаковые вещи, но используют их стратегию отказа от конвенциального представления о "красивом", "сексуальном", "нарядном", "модном" и в целом стратегию всяческого breaking rules. Только если в 1990-х такой отказ был контркультурой, то сегодня — это новый мейнстрим. И тут мы имеем дело с важнейшей характеристикой текущей ситуации в индустрии моды.
Здесь важно, конечно, определить, что такое мейнстрим. И главная пара этого нового симбиоза дизайнер 1990-х/стилист 2010-х — Maison Martin Margiela и Vetements, Мартин Маржела и братья Гвасалия — очень в этом помогает.
Демна Гвасалия в интервью Имрану Амеду на сайте Business Of Fashion, рассказывает про свою работу в MMM: "Я видел вещи, сделанные Margiela в начале 1990-х. Это была исследовательская мода... Им нужно было разобрать старую рубашку, чтобы получить новую. Они не придумывали новую, несуществовавшую одежду. Для меня это стало методом работы".
Метод Гвасалии, конечно, состоит не только в том, чтобы взять шесть пар старых джинсов Levi's и сделать из них одни новые Vetements. Он в том, чтобы выбрать одну из уже существовавших эстетик, добавить правильную дозу антисистемности, андерграундности, и четко выстроить маркетинговое позиционирование. Этот метод Гвасалия применяет теперь и в Balenciaga. И сегодня такой подход — уже отработанная схема.
И ее в таком качестве используют. Пермский парень Жан Рудов для своего бренда Lumier Garson собирает модели из последних коллекций уже самого Vetements (а также Off-White и Raf Simons), то есть воспроизводит готовую модель Margiela/Vetements формально, именно как мейнстрим,— и действительно его называют "пермским Гвасалией".
Vetements никогда не отрицал связь с Margiela — и это была выигрышная позиция. Vetements сейчас выглядит особым личным проектом Гвасалии по реанимации (или гальванизации) того Maison Martin Margiela, которого при нем уже не было. Более того, в Vetements сейчас работает ближайшее окружение Маржелы: с Лоттой Волковой, стилистом Vetements и Gosha Rubchinskiy, сотрудничает знаменитый визажист Инге Грогнард, работавшая с Маржелой в самом начале, а Нина Ницше, которая 19 лет была ассистентом Маржелы и после его ухода стала арт-директором Maison Margiela, теперь директор коллекций Vetements. Аня Марченко, сценограф студии архитектуры в Margiela и одна из ключевых моделей Маржелы с 2004 вплоть до его последнего шоу SS2009, говорит мне об этом так: "Демна Гвасалия не застал самого Маржелу — и это важно. Представляете его фрустрацию? И для него, наверное, это как персональная реконструкция. На первом дефиле Vetements у меня были сложные чувства. Это прямые коды дома, которые больше невозможно было делать в самом доме".
И вот важнейший момент в формировании нового мейнстрима: как поступает Гвасалия с этим "кодами" Маржелы --oversize, плечи, ботфорты, перелицовка? Как вообще поступают звезды новой моды стилистов с героями 1990-х и тем готовым словом, которым они пользуются? Как Эди Слиман поступал с гранжем Марка Джейкобса для Perry Ellis, со знаменитой съемкой Стивена Майзела Grunge And Glory, с Куртом и Кортни и ассортиментом калифорнийских чарити-шопов? Как обращается Алессандро Микеле с фирменным ugly chic Миуччи Прады — всеми этими сиротскими кофтами, хлопковыми чулочками, беретиками, брошечками, очечками и куцыми пальтишками и со всем тем бабушкиным скарбом, что можно найти в винтажных лавках на Навильях?
Они накладывают на все фильтр под названием over-oversize & overstyle. Гвасалия делает сапоги охотника-рыболова, пиджак на пять размеров больше и платье "2 в 1" — только в кислотных цветах, или в цветочном узоре с ног до головы, или с гипертрофированным нарушением пропорций оригинала (причем применяет этот прием одинаково и в Vetements, и в Balenciaga). Слиман выпускает намеренно "немытых" и "некрасивых" девочек-моделей и приводит гранж к гротескному виду. Микеле доводит стайлинг своих показов до того градуса, когда нет ни одного лука, в котором многочисленные детали не создавали бы какофонию. При этом луки с показа Vetements и с показа Gucci могут оказаться похожими друг на друга: приемы нового мейнстрима, oversize & overstyle, все унифицируют.
Три года назад Сюзи Менкес в своей знаменитой статье The Circus Of Fashion жаловалась на блогеров, которые все испортили, и говорила, что из-за стритстайла все стало нарочито пестрым и невозможно перекрученным. Но с тех пор пространство бытования моды успело переместиться из стритстайл-блогов в инстаграм — и пиджак Balenciaga с раздутыми боками и жесткими плечами немедленно и гарантированно попадает во все фэшн-аккаунты мира.
Мартин Маржела выстраивал свою уникальную эстетику распоротых и перелицованных вещей, вещей, сделанных из мешковины, целлофановых мешков-кофров и пластиковых пакетов из Franprix, находясь в окружении пышной, гламурной, гипернарядной моды 1980-х с ее экстравагантными дефиле,— и добивался максимальной свободы и естественности. Сюзи Менкес вспоминает, насколько контркультурным, оппозиционным по отношению к большим парижским домам воспринималось то его легендарное дефиле SS90 на бетонной детской площадке в 20 округе Парижа с детьми африканских эмигрантов. Такими были и остальные звезды 1990-х — от Антверпенской шестерки до Джона Гальяно и Александра Маккуина, потом ставших любимчиками Бернара Арно.
Нынешние герои не живут в конфронтации с мейнстримом именно потому, что они сами и есть мейнстрим: они были задуманы и реализованы как мейнстрим. Никакого breaking rules — лишь его видимость, симулякр. Фредерик Санчес, звукорежиссер всех шоу Margiela в 1988-1998 гг., говорит в том же материале для The Gentlewoman: "Речь шла о том, чтобы пробудить чувства и так создать что-то поэтическое". И мода Маржелы действительно работала, как работает поэтический текст: снимала лакированность и выхолощенность обыденности, вскрывала суть вещей и наполняла их живым смыслом. Вещи Маржелы, Маккуина, и даже Альбера Эльбаза обращались с нашим сознанием примерно тем же способом, что произведение искусства: цепляли и вынимали что-то скрытое, что-то забытое, что-то болезненное, что-то радостное, сбивая монотонность восприятия и обеспечивая бездну эмоций.
Их задачей было создание красоты новыми средствами — вывернутыми швами и молниями наружу, открытой структурой и незаделанными кромками. Молнии как инкрустация и швы как вышивка. И конечно, создание нового силуэта, новых пропорций, новой сексуальности и новой женственности. И если там была новая красота и энтузиазм новых форм, то в нынешнем мейнстриме принципиальна некрасивость и даже новая уродливость, далекая от прадовского ugly chic. О новых формах речь не идет — старые берутся в самом упрощенном и уплощенном виде.
Есть, конечно, дизайнеры, работающие в соответствии с прежними принципами фэшн-дизайна. Фиби Файло в Celine, Кристоф Лемер в Lemaire, Надеж Ване-Цибульски в Hermes, Хайдер Аккерман в Haider Ackermann, The Row и еще несколько брендов меньшего масштаба, которые по-прежнему занимаются силуэтом, пропорциями и новой женственностью. Надеемся, к ним скоро прибавится Раф Симонс в Calvin Klein, да и Николя Жескьер в последней коллекции Louis Vuitton вновь разворачивается в эту сторону. Но их вещи сейчас выглядят куда меньшим мейнстримом, чем дождевики и худи Vetements, золотая плиссировка и шинели Gucci, майки и спортивные костюмы Gosha Rubchinskiy.
Что принес новый мейнстрим? Продажи Gucci взлетели, Saint Laurent стал самым прибыльным брендом конгломерата Kering, а Vetements, безусловно, считают продолжателем дела Маржелы куда больше, чем Гальяно в самом Maison Margiela. Новый мейнстрим, сделанный по законам oversize & overstyle, понятен массовому вкусу, и его изо всех сил копирует массмаркет, что определенно обозначает успех. Ни в коем случае не стоит демонизировать новый мейнстрим — просто судить его надо по его же собственным законам, а не по законам той моды, которая говорит нам, что такое жизнь и какой она должна быть. Интереснее всего — как эти две моды будут развиваться дальше: смогут ли они сосуществовать, а если нет, то чьи эволюционные возможности быстрее закончатся.