"Я не намерен оставаться на своем посту на второй срок, даже если об этом зайдет разговор. Когда меня в четвертый раз пригласили прийти в Центральный банк, я сказал, что, наверное, четыре года не отработаю. Дела поправятся — я, может быть, уйду и пораньше. Надо думать о своем здоровье..." (на заседании правительства 20 сентября 2001 года).
"За мной все-таки не только работа в ЦБ с 1989 года, но и большой опыт работы в коммерческих банках был — я в четырех банках работал, не считая четыре месяца в Цюрихе... Везде своя обстановка, свои обстоятельства. А опыт дает возможность и совет дать, и ответить, и по морде иногда дать. Поэтому было такое в целом уважительное отношение. Хотя, может быть, я кому-то мешал, не создавал комфорт, но это уже так жизнь устроена. Сплошного комфорта не бывает" (в интервью Ъ 7 марта 2001 года).
"К слухам о своей отставке отношусь философски: мне не привыкать. И специально под кого-то подлаживаться, чтобы кому-то там понравиться, не собираюсь. У меня с детства есть одно правило, которому я следую на сто процентов: не врать. Можно не сказать правду, можно уйти от ответа, но не врать. Я считаю, что этот принцип мне во многом в жизни помогает" (в интервью "Общей газете" 10 января 2001 года).
"Одна из задач — иметь наш порох сухим, чтобы в случае необходимости иметь возможность платить по долгам, в том числе и государственным, для того чтобы субъекты хозяйственные всегда могли занимать. Поэтому курс рубля должен, во-первых, всегда способствовать экспорту и, если нужно, сдерживать ненужный импорт и помогать внутренним производителям вставать на ноги. В то же время если нужно, то ретивых любителей уйти из рублей в доллары в какой-то степени иногда наказывать" (программа ОРТ "Времена", 18 февраля 2002 года).
"По поводу реформаторов хочется вспомнить прекрасные стихи А. К. Толстого, в которых есть строчки, что 'про нынешнее время мы лучше помолчим'" (в интервью "Общей газете" 10 января 2001 года).
"Там (в поправках к закону о ЦБ.— Ъ), я считаю, прописаны вещи вовсе неправильные — назвать нас госучреждением, а резервы ЦБ считать резервами страны. Хотя и ежу понятно, что это не наши резервы и распоряжаться ими по своему усмотрению мы не вправе. Но российский народ — упертый. Сделал шаг — назад не может отступить. Поэтому мы сейчас ведем дискуссию" (в интервью Ъ 7 марта 2001 года).
"Когда в середине 80-х задумывались экономические реформы и писались законы "О Центральном банке", "О банках и банковской деятельности", мы, естественно, ориентировались на западный опыт... Нужен независимый Центральный банк. Естественно, что в нашем законопроекте это было прописано. И в то время, при "руководящей роли КПСС", эту формулировку при поддержке правительства удалось отстоять. Хотя ясно, что никакой абсолютной независимости быть не может. Она проявляется лишь в том, что совету директоров Банка России не могут давать директивы — по всем вопросам обычно идет дискуссия" (в интервью Ъ 7 марта 2001 года).
"Если Минфин думает, что при снижающемся курсе рубля к доллару он будет получать больше доходов в бюджет, то почему-то он не задумывается, что государство должно платить по своим внешним долгам. И чтобы это делать, оно должно покупать валюту за счет доходов в рублях... Поэтому надо думать, что выгодно государству, а не только ЦБ, Минфину или правительству" (в интервью Ъ 7 марта 2001 года).
"Таблица поправок, представленная комитетами, не отражает действительного положения вещей. Может быть, оттого, что правительственные эксперты не были достаточно тверды, когда обсуждали этот вопрос. И, естественно, поправки очень важные, даже отвлекаясь от вопроса, будет ли НБС органом управления или консультативным органом. Важно правильно прописывать правила поведения. Когда идет такая подтасовка карт, ЦБ — как футбольный мячик между любителями игры в футбол. Когда еще нет настоящей игры, а каждый разминается. Каждый имеет свою цель, попихивая нас ботинками с гвоздями и без гвоздей. Это мы все понимаем, но мы выступаем не из каких-то собственных шкурных интересов. Поскольку ясно, что, создавая себе анфрендли (от англ. unfriendly — "недружественная") ауру в Думе, мы, естественно, рискуем при определенных раскладах нарваться на неудовольствие со стороны целого ряда депутатов. Вот некоторые кричат — чего он имел в виду, чего он имел в виду. Вот если бы я сказал не что я имел в виду, а что я знаю, он бы покраснел и вышел бы из зала. Если у него есть чувство совести и чести. Так что передергивание идет не с нашей стороны. А с их стороны" (из беседы с прессой после пленарного заседания Госдумы по поводу закона о Центробанке 15 марта 2002 года).
"Многие поправки были согласованы, но в процессе обсуждения многие поправки были передернуты и отвергнуты. Потому что представитель Минфина господин Игнатьев не чувствовал себя достаточно уверенно — на чем настаивать, на чем не настаивать. Поэтому, как говорят наши эксперты, из 69 поправок примерно 30 являются принципиальными" (из беседы с прессой после пленарного заседания Госдумы по поводу закона о Центробанке 15 марта 2002 года).