Фестиваль балет
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
В "Гоголь-центре" в международной программе фестиваля выступили Bejart Ballet Lausanne с постановкой "Как с Луны свалившиеся" своего художественного руководителя Жиля Романа и американская труппа Алонсо Кинга с его балетом "Шостакович". Рассказывает ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
"Контексты" Дианы Вишневой (об открытии фестиваля "Ъ" писал 16 октября) завоевывают не только аудиторию, но и пространство: закрытие нынешнего, четвертого, пройдет на главной петербургской сцене — исторической Мариинского театра. Московская же часть фестиваля поддержала установившиеся традиции: помимо внушительной кинопрограммы и мастер-классов состоялся конкурс шести молодых хореографов, отобранных из 65 претендентов. На нем победила петербурженка Ольга Васильева, чей восьмиминутный номер "The Room" активно поддержали своим незаурядным танцем еще два хореографа, некогда соревновавшихся в "Контексте",— Владимир Варнава и Константин Кейхель. По ходу конкурса обозначилась тенденция, общая для хореографического театра нашего времени: возвращение к сюжетному балету. Почти все конкурсанты старались рассказать историю, и почти никому это не удалось. После впечатляющих экспозиций авторская мысль, как правило, терялась в пластической толчее; убеждение, что количество придуманных движений равноценно качеству постановки,— одно из основных заблуждений наших авторов, плохо знакомых с навыками режиссуры и пренебрегающих сценической логикой.
Однако, как показала международная программа фестиваля, эта проблема не только отечественных хореографов. Худрук Bejart Ballet Lausanne Жиль Роман, первый танцовщик и преемник Мориса Бежара, в своем одноактном балете "Tombees de la derniere pluie" (переведен "Как с Луны свалившиеся") отправляет томящегося духовным поиском героя в пещеру его подсознания через дверцу угнездившегося на скале холодильника. Зловещие подземные испытания мужчины (Жюльен Фавро) — спуск в недра по узким коридорам, нашествие инфернальных дев, чьи следы истаивают на мокрых стенах, встреча героя с собственным отражением и спасительный бег наверх, к выходу из холодильника — демонстрируются на киноэкране. На сцене же разворачивается довольно легкомысленный дивертисмент этих самых подземных созданий, одетых в прозрачные юбочки и ведущих себя совершенно по-женски: кокетничающих, соперничающих, повиливающих бедрами и зазывно, но безадресно выгибающих талии. По хореографической содержательности их танцы (соло, дуэты, трио, ансамбли) напоминали незабвенные пляски женского кордебалета из комедии "Ресторан господина Септима" с Луи де Фюнесом в главной роли. Только, в отличие от простодушного драйва и юмора 1960-х, сексапильные хореоупражнения 2010-х томны, манерны и утяжелены непременной темой одиночества и самоидентификации. Зачем Жилю Роману потребовалось холодильник городить, решительно непонятно: в финале балета, вырвавшись из подземелья на свет и так и не заметив кишащих вокруг соблазнительниц (те, помаячив, разочарованно растворились в кулисах), герой вперяет в зрительный зал все тот же ищущий взгляд, что и в начале балета. Впрочем, публике, наградившей артистов овацией, все и так понравилось — легендарное имя Бежара еще долго будет выдавать индульгенцию новым опусам его прославленной труппы.
За океаном традиция бессюжетного балета, подчиняющегося лишь законам музыки и композиции, еще достаточно сильна. Афроамериканец Алонсо Кинг, основавший свой Alonzo King Lines Ballet 35 лет назад, хоть и назвал одноактный балет "Шостакович", но попыток пересказать биографию композитора, к счастью, не сделал, несмотря на известную автобиографичность его "Струнного квартета N8".
Асимметричные массовые композиции начала и финала исполнены беззаветной патетики самого общего свойства: беспокойные сольные выкрики подхватывает толпа, зажимающая уши и беспомощно грозящая кулаками небесам,— лобовой прием, обычно убийственный для балета. Однако темпераментные артисты Кинга всех цветов кожи умудряются даже подобным жестам придать ощущение трагической правоты. Солистов Кинг подобрал удивительных: угловато-роскошные длинные женщины с километровыми выразительными ногами, бесшумно-мягкие гибкие мужчины с танцующим рельефом мышц; каждый неповторим и каждому хореограф дарит несколько минут славы — в соло, дуэтах. Следующие один за другим, они выстроены по заповедям легендарной модернистки Дорис Хамфри, считавшей основой танца земное притяжение и строившей композиции на "падениях" и "восстановлениях". Этот прием действует и спустя девять десятилетий. Шесть адажио разной длительности, в которых то вытянутое струной женское тело внезапно обмякает и рушится на пол как подкошенное, то мужчина, опора любого дуэта, вдруг словно распадается на части, утратив внутренний стержень, могли бы послужить энциклопедией по технике дуэтного танца. Но страсть, с которой танцуют артисты, и внутренняя логика хореографических комбинаций оттесняют технические приемы на второй план: в контексте спектакля адажио кажутся переломными моментами человеческой жизни. Хореография Кинга лишний раз подтверждает давнюю истину: если балетмейстер умеет говорить движениями, сюжетные костыли ему ни к чему.