Существует только один способ делать архивные открытия: лист за листом, дело за делом просматривать огромные массивы документов недавнего прошлого. После месяцев унылого труда вдруг замечаешь, что глаз будто сам по себе останавливается на странных, вроде бы выпадающих из общего контекста фактах.
 |
| Людмила Николаевна, Михаил Павлович и Валентин Бережковы задолго до войны, которая все перепутала: сын стал переводчиком Сталина, мать — переводчиком в немецкой полиции, а отец — заместителем старшего инженера в штадткомиссариате |
Ну несуразность и несуразность, и, кроме единственной строчки, никаких иных упоминаний об унтер-штурмфюрере с неарийской фамилией Абрамович в рассекреченных советских и трофейных документах не нашлось. Так ничем подчас и заканчивались подобные истории. Но не все. Например, мне удалось восстановить историю загадочного швейцарского подростка. Правда, на это ушел не один месяц.
"Я пытался нелегально пробраться в Швейцарию"
 |
| О том, что семье Бережкова (у правого уха вождя) присвоены права и привилегии фольксдойче, Сталину сообщили только 1 января 1945 года |
Поиск в архивах советских министерств не принес никаких результатов. И лишь многие месяцы спустя в милицейских отчетах почти случайно нужный документ нашелся.
"Автобиография швейцарского гражданина Шори Ганса
Я, нижеподписавшийся, швейцарский гражданин Шори Ганс, род. 9 сентября 1928 года, уроженец коммуны Рапперсвиль (кантон Цюрих, Швейцария), излагаю настоящим обстоятельства, при которых я прибыл на территорию Советского Союза, как ниже следует. Приблизительно два года тому назад (так в документе, Ганс явно ошибся.—Ъ) я познакомился в Швейцарии с одним советским военнопленным, который бежал из Германии и нашел приют в Швейцарии. Он убедил меня поехать в Советский Союз. В августе 1945 года я покинул Швейцарию вместе с поездом советских граждан, репатриированных на родину. Мне было тогда 16 лет, т. е. я был несовершеннолетний. Я оставил родину, не сообщив об этом родителям, без всякого багажа и без документов. Советские солдаты дали мне одежду, похожую на их форму, и таким образом я смог проехать через границу незамеченным. Этой весной (1947 года), чувствуя себя одиноким и желая увидеться с родителями, я пытался нелегально пробраться в Швейцарию, но ввиду того, что у меня не было никаких документов, советская пограничная милиция направила меня в Москву. Только в июле 1947 года я обратился за помощью и протекцией в Швейцарскую миссию, которая до тех пор не знала о моем пребывании в Советском Союзе. Моя идентичность и швейцарская национальность установлены Швейцарской миссией, и с швейцарской стороны все формальности для моего возвращения на родину приведены в порядок.
Ганс Шори.
Москва, 19 января 1948 года."
Вскоре Ганса отправили в Одессу для последующей репатриации на родину. Однако спецслужбы, видимо, опасались, что по возвращении домой Шори слишком ярко и доказательно начнет описывать реалии советской жизни, и возражали против его выезда в Швейцарию. С помощью швейцарских коллег мы пытались найти его, но оказалось, что в Швейцарии живет несколько десятков Гансов Шори. И все они категорически отрицали, что когда-либо бывали в СССР.
"Квартиру Бережновых часто посещали немецкие чиновники"
На очередную странность я наткнулся в мемуарах. Бывший переводчик Сталина и Молотова, а затем журналист и писатель Валентин Бережков в своих довольно любопытных воспоминаниях, вышедших уже после его смерти в 1998 году, рассказывал о переговорах Сталина с Рузвельтом и Черчиллем и встречах Молотова и некоторых других советских руководителей с Гитлером, при которых он был переводчиком.
Довольно загадочно выглядела история отстранения Бережкова от этой работы. Среди многих анекдотов о Сталине Бережков не привел один: "Сталин с Черчиллем ужинали, много выпили, и наутро британский премьер не смог вспомнить, что же он наобещал 'дядюшке Джо'. Вдруг ему приносят записку от Сталина: 'Забудьте все, что мы вчера наговорили друг другу. P.S. Переводчик расстрелян'".
 |
| После многолетних поисков Бережков встретился с сестрой (в центре) в Лос-Анджелесе. 1992 год |
Немного представляя себе кремлевские нравы той поры, я подумал, что эта версия выглядит не слишком убедительно. И спросил последнего из ныне здравствующих кремлевских ветеранов той поры — бывшего управделами Совмина Михаила Смиртюкова: "Мог ли кто-то занять кремлевский кабинет Берии осенью 1941 года?" "Никогда,— ответил Михаил Сергеевич,— такое никому в голову бы не пришло. Ни Молотову, ни Микояну. Это такая же байка, как то, что Косыгин бегал тогда по пустому Кремлю, снимал во всех кабинетах трубки звонивших телефонов, изображая, что все руководство на месте. Придумают же такую чепуху! И если я правильно помню, кабинет Бережкова был в НКИДе".
По версии Бережкова, обиженный Берия написал записку Сталину и Молотову, что их переводчик, работая в киевском "Интуристе", имел в 1934 году несанкционированные контакты с польским консульством. Это и вовсе выглядело странным. Переводчиком вождей Бережков стал в 1940 году, когда Берия уже возглавлял НКВД. Сообщать, что органы пропустили в окружение первых лиц непроверенного человека, означало для Берии высечь самого себя.
Истина была куда прозрачней. "Его уволили из-за родственников,— сказал мне работавший вместе с Бережковым дипломат.— Нам, конечно, ничего не объясняли, но говорили, что он что-то о них скрыл. Дело по тем временам обычное".
В мемуарах Бережков писал о родственниках, которые не смогли эвакуироваться из Киева. Затем, в 1943 году, после освобождения столицы Украины, он не смог разыскать ни отца, ни мать, ни сестру. Об этом он доложил Молотову, и тот ругал своего переводчика за неосмотрительность: мол, надо было позаботиться об их своевременной отправке в Москву.
Лишь многие годы спустя Бережкову удалось увидеться с матерью, и, как она ему сообщила, его школьный друг, немец, вернувшийся в Германию и ставший офицером нацистского ВМФ, помог им выехать из Киева в Баварию, откуда они после войны перебрались в Штаты. Однако я обнаружил документ, в котором излагается иная версия событий.
"Государственный Комитет Обороны
товарищу Сталину И. В.
НКИД СССР
товарищу Молотову В. М.
1 января 1945 года.
В НКГБ СССР поступило анонимное письмо о сотрудничестве с немецкими оккупантами родителей и близких родственников работника Секретариата НКИД Бережкова Валентина Михайловича.
Произведенной проверкой установлено нижеследующее.
Отец Бережкова В. М., Бережков Михаил Павлович, являлся профессором Киевского политехнического института. Мать Бережкова Людмила Николаевна занималась домашним хозяйством. С ними проживала их дочь — Евтухова Муза Михайловна с мужем Евтуховым Петром Леонтьевичем, работавшим инженером на железнодорожном транспорте.
После захвата немцами г. Киева Бережков М. П. поступил на работу в штадткомиссариат на должность заместителя старшего инженера отдела тяжелой индустрии. Активным пособничеством и открытым выражением своих симпатий к оккупантам завоевал у них авторитет и доверие.
Бережкова Л. Н. до 1943 года занималась домашним хозяйством, а в 1943 году работала переводчицей немецкой полиции.
По сообщению гр. Андриевской А. А., работавшей вместе с Бережковым Л. Н.(так в документе.—Ъ) в штадткомиссариате и посещавшей их квартиру, известно, что семья Бережковых восхваляла немцев...
За оказанные услуги семье Бережковых немецкими оккупантами были присвоены права и привилегии фольксдойче.
Квартиру Бережковых часто посещали немецкие чиновники из штадткомиссариата, в том числе немецкий капитан Бедер, работавший начальником строительства мостов, а также бывшие белоэмигранты, служившие в фашистских органах управления. К Бережковым во время оккупации приезжал их родственник (фамилия не установлена), русский белоэмигрант, проживающий в Берлине и работающий там в Восточном министерстве.
22.IX.1943 года железнодорожным составом, которым немцы вывозили из Киева в Германию фольксдойче и специалистов, выехала и семья Бережковых... Отец жены Бережкова В. М. — Дубский Павел Петрович, по специальности врач. При немцах являлся начальником службы здравоохранения генералкомиссариата. Одновременно Дубский являлся председателем немецкой комиссии по определению состояния здоровья и пригодности к труду рабочих и служащих водного транспорта. У немцев Дубский пользовался уважением и авторитетом, обеспечивался хорошими пайками и подарками за активное пособничество.
В конце 1943 года Бережков поехал в Киев, разыскал семью Дубских в составе отца жены Бережкова В. М. — Дубского П. П. и его жены Дубской С. Е. и вывез их в Москву.
Л. Берия
В. Меркулов".
 |
| Бережкова спасло от ареста то, что он знал содержание переговоров Молотова с нацистами. Такого свидетеля Молотов не мог отдать НКВД |
Как бы то ни было, установить истину в полном объеме уже вряд ли удастся. Ни родителей Бережкова, ни его самого уже нет на свете. Но даже если версия НКГБ верна лишь частично, Бережкова непременно должны были посадить или отправить в ссылку. Однако Молотов, как считал сам Бережков и его упоминавшийся коллега, не дал этого сделать. И, видимо, отнюдь не из личных симпатий к своему переводчику. Война заканчивалась, и он не мог передать в руки Берии свидетеля своих переговоров с Гитлером.
Так что в этой истории ничего нелогичного нет. Типичное исключение, ярко подтверждающее общие правила.
ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ