Москву посетил президент Международного комитета Красного Креста (МККК) ПЕТЕР МАУРЕР. Перед отъездом господин Маурер рассказал корреспонденту "Ъ" ГАЛИНЕ ДУДИНОЙ, почему он хочет провести в РФ международную гуманитарную конференцию, можно ли сравнивать обстановку в сирийском Алеппо и иракском Мосуле и как в последние годы изменилась работа гуманитарных организаций в условиях военных действий.
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
— Вы провели в Москве почти десяток встреч, в том числе с премьером Дмитрием Медведевым, главами МИДа и МЧС Сергеем Лавровым и Владимиром Пучковым. Удалось ли добиться каких-то результатов — например, договориться о созыве международной гуманитарной конференции?
— Россия — важный игрок на международной арене, в том числе в вопросах оказания гуманитарной помощи. И мы ценим политическую и дипломатическую поддержку, которую получаем с ее стороны. МККК заинтересован в укреплении связей с различными партнерами — не только с Российским Красным Крестом и представителями властей, но и с гражданскими, неправительственными организациями, экспертным сообществом. Так что мы действительно хотели бы собрать их всех для участия в дискуссии. Детали пока обсуждаются, но я хотел бы, чтобы гуманитарная конференция прошла в России. Потому что МККК заинтересован в том, чтобы слышать разные точки зрения.
— Но согласия от российских властей вы пока не получили?
— Нет, но мы ждем ответа не столько от них — необязательно, чтобы такой форум организовывался государством. В России есть и другие игроки, и мне было важно сообщить российским властям о нашем интересе к диалогу с ними.
— В том числе с бизнесом?
— Да, в последние 15 лет мы все чаще спрашиваем себя, как привлечь бизнес-сообщество к гуманитарной активности. В том числе потому, что представители бизнеса сами заинтересованы в работе в более стабильных условиях.
— Чем могут помочь компании? Деньгами и товарами?
— Не только. Для нас сегодня остро стоит вопрос поставок гуманитарной помощи, и особый интерес могут представлять технологии и инновации — в том, что касается экспертизы и обработки больших объемов данных, очистки воды, использования энергии. Скажем, чаще всего людям, покинувшим свои дома, нужны свет, тепло, энергия для приготовления пищи. Мы заинтересованы в развитии технологий использования солнечной энергии. Например, вместе с одной из международных медицинских компаний мы разрабатываем мобильный госпиталь, который работал бы на солнечной энергии. Его можно было бы перевозить в небольшом контейнере — около 2 кубометров — в разные регионы.
— В прошлый раз мы беседовали с вами на сессии Генассамблеи ООН — буквально через день после сентябрьской атаки на гуманитарный конвой Сирийского Арабского Красного Полумесяца и гуманитарных организаций ООН. Как продвигается расследование?
— Во-первых, МККК не проводит собственных расследований, но, насколько я знаю, расследование было открыто в рамках ООН, хотя о результатах я не слышал. Во-вторых, даже если у нас есть какая-то информация о ходе расследования, о нарушении международного права в тех зонах, где мы работаем, мы не обсуждаем ее публично. Вместо этого мы ведем конфиденциальный диалог со сторонами конфликта. По этим двум причинам мы не судим и не комментируем отдельные инциденты, пока не исчерпали возможности конфиденциальной дискуссии.
— Если говорить о ситуации в целом, где положение дел, в особенности для гражданского населения, хуже — в Алеппо, где идет военная операция с участием ВКС России, или в районе Мосула, где действуют ВВС США?
— Мы работаем в 86 странах. Более 50 из них так или иначе вовлечены в вооруженные конфликты, и поэтому мы там. Сирия, Ирак, Йемен, Сомали, Южный Судан, Конго, Нигерия, Камерун, Нигер, Чад, Афганистан, Украина — все эти страны переживают сейчас вооруженные конфликты.
Мы не судим, где хуже, в Ираке или в Сирии, а оказываем гуманитарную помощь там, где мы нужнее. Мы работаем в соответствии с Женевскими конвенциями и дополнительными протоколами к ним, ведем разъяснительную работу с военными и вооруженными группировками, с тем чтобы они знали и применяли нормы международного права в условиях конфликта, в том числе к пленным.
— Эксперт по гуманитарным вопросам "Врачей без границ" (MSF) Майкл Хофман говорил мне, что если раньше госпитали MSF в зонах конфликтов подвергались атаке где-то раз в год, то в последние три года такое происходит каждый месяц. Стало ли МККК тяжелее работать?
— Для нас гуманитарная работа — это прежде всего работа в условиях вооруженных конфликтов, и за 153 года существования Красного Креста мы видели сотни конфликтов, в том числе Первую и Вторую мировые войны. И я бы не говорил о едином тренде: бывали времена, когда нам везло и мы не теряли сотрудников, и бывали другие, менее спокойные.
Но я соглашусь с коллегой, что раньше больницы так часто не бомбили. Сегодня жертвами вооруженных конфликтов становятся не военные, а гражданское население. Вспомните, в Первой мировой погибло больше солдат, чем мирных жителей. Во Второй — больше мирных жителей, чем солдат. А сегодня около 90% жертв конфликтов — гражданские лица.
— Не пора ли в этом случае пересмотреть Женевские конвенции, защищающие мирное население? Ведь получается, что они не работают...
— Времена действительно изменились: появились новые виды вооружения, изменились военные конфликты. Например, Женевские конвенции говорят о нормах поведения в зонах боевых действий, а сегодня дальность действия вооружений и зона их покрытия увеличились, так что зоны конфликта тоже расширились. И перед нами встает вопрос, как уменьшить эти расхождения между реальностью и положениями конвенций, возможно, адаптируя к новым условиям национальные законодательства и проводя специальное обучение военных.
Но я не соглашусь, что Женевские соглашения не работают, они по-прежнему представляют собой крепкую нормативную базу. Если закон нарушают, это не значит, что он не работает. И если совершаются убийства, это не значит, что не работает Уголовный кодекс. Просто надо добиваться соблюдения закона.