— Правильно ли я помню, что вы много лет знакомы с Николаем Патрушевым?
 |
Был такой случай, когда один диссидент в городе Кировске мешал нашим местным партийным властям. Они все говорили: ну что вы держите этого клеветника, чего вы его не посадите. А "клеветник"-то чего — говорил об очередях, о неспособности власти справиться с текущими проблемами. В общем, то, что все говорили тогда на кухне, он говорил в публичных местах, о чем наши агенты исправно стучали. И вот Патрушев тогда решил устроить небольшую провокацию, чтобы его посадить. Я его тогда остановил, сказал, что не стоит сажать человека в тюрьму без достаточных на то оснований. Он был не очень доволен, что его инициатива не получила поддержки.
Рвение било через край. Но в целом он мне нравился. Кстати, из-за того, что он был моим выдвиженцем, его потом спихнули в Карелию работать. Это когда я уже уволился из Ленинградского управления и написал письмо Горбачеву, что органы надо реформировать. А когда меня реабилитировали в 1991 году, то его сделали в Карелии главным. А в последний раз мы виделись в 92-м или 93-м. Мы с Людмилой плавали по Волге и заехали в Петрозаводск. Он там был председателем КГБ. Он устроил обед, был очень вежлив и ласков, хотя я уже был известным диссидентом. Правда, полностью реабилитированным.
— Как же вас так подвела профессиональная интуиция и вы не обратили внимание на Путина?
— У меня было три тысячи подчиненных. Он, по-моему, работал одно время даже в секретариате, сидел, бумажки перебирал. Это, конечно, тоже нужная работа. Я помню его такое бледное лицо. И не более.
— Зато он вас запомнил. Кстати, вы не знаете, сколько всего бывших сотрудников разведки так или иначе остались на Западе?
— Минимально полсотни за последние десять лет.
— А почему именно сейчас вдруг вспомнили о вас?
— У меня две версии происходящего. Во-первых, ФСБ после прихода Путина и Патрушева все больше реанимирует советский стиль деятельности. Сажают, например, по обвинению в шпионаже людей, которые даже не имеют доступа к госсекретам... Пытаются воспроизвести советскую модель госбезопасности. И не удивительно, что господин Крючков, который сидел за измену в "Матросской Тишине" после неудавшегося переворота, был приглашен Путиным на инаугурацию, а в прошлом году, 20 декабря, сидел в первом ряду во Дворце съездов как почетный гость на собрании в честь Дня чекиста. А в его мемуарах я, наряду с Бакатиным и Яковлевым, назван в числе тех, кто развалил Советский Союз и органы госбезопасности. И вот теперь чекисты, оказавшись в Кремле, мстят тем, кто когда-то "развалил" эти мощные органы. Это такая общая причина.
А по времени это, скорее всего, связано с фильмом о рязанском деле, который показали в Лондоне, а потом привезли в Москву. Мне сказали, что я там где-то фигурирую... Когда-то я давал интервью НТВ, и в фильме использовали кусочек. Я читал, кстати, книгу Фильштинского и Литвиненко и сказал в фильме, что трудно поверить в чудовищность такого акта. Но с другой стороны, от криминализованных и приватизированных спецслужб в России можно ожидать чего угодно. Вот это, я думаю, попытка контрнаступления на критиков ФСБ. Надо отвлечь внимание общества от реальных преступлений, которые органы совершали и продолжают совершать против невинных людей — того же Сутягина или же Пасько.
— То есть поводом для преследования, вы считаете, стал фильм о рязанском деле?
— Думаю, да. Со временем, может быть, все равно бы возбудили какое-нибудь дело, но сейчас толчком послужил фильм. По той же причине послали повестку и Литвиненко. Это защитная реакция. Надо ответить и показать, что ФСБ не дремлет — будь ты в Америке, Англии или Калуге.
— Как сообщают СМИ, вас обвиняют в измене родине. Речь идет о деле Трофимоффа?
Полковник армии США Джордж Трофимофф был приговорен в сентябре 2001 года к пожизненному заключению за шпионаж в пользу России. Спецслужбы США подозревали Трофимоффа в том, что он начал сотрудничать с советской разведкой с 1969 года, когда возглавил армейский разведцентр в Нюрнберге (ФРГ). Прямых доказательств кроме показаний Олега Калугина, который на суде признал в Джордже Трофимоффе своего бывшего коллегу, у ФБР не было. Суд признал Трофимоффа виновным в том, что за 25 лет службы он передал советским, а затем и российским спецслужбам свыше 50 тыс. страниц секретных материалов.
— Да, такова версия журналистов. Но я уже сто раз говорил об этом. Знаю, что и вы меня лягнули за эту историю. Трофимофф был сдан Западу, американцам, в 92-м году. У них есть дело на Трофимоффа. Его арестовали в 94-м немцы, но отпустили. ФБР ему устроило подставу, как мы знаем из печати. Подвело своего человека, который выдал себя за агента советской разведки и напомнил Трофимоффу о его славных делах, пользуясь архивами Митрохина. Вот я, например, даже не знал, что он был награжден орденом Красного Знамени. И он купился, решил возобновить свои отношения с русскими и поклялся, что всю жизнь любил Россию и ненавидел Америку. После этого они его арестовали и потащили в суд. Все, это крышка, до конца жизни, потому что ему 74 года.
— Я просто не очень понимаю, почему вам надо было вколачивать в эту крышку гвозди.
— Потому что американская юстиция не оставила мне выбора. Никакие мои аргументы против моего вызова в суд не подействовали. Дама из министерства юстиции сказала, что мне пришлют повестку и мне придется давать показания в суде под присягой. А если я не явлюсь, то буду депортирован из страны.
— У вас в тот момент уже была грин-карта?
— Да.
— Я позднее узнала, что ваша жена тогда была тяжело больна. Депортация из страны распространялась бы на всю семью?
— Конечно, естественно.
— Ваша жена...
— Ее не стало в декабре.
— Но может быть, вам стоило открыто апеллировать к вашим западным коллегам? Они же понимают, что означает для бывшего сотрудника спецслужб дача таких показаний в суде.
— Но в Америке и спецслужбы ходят под законом. Это же не Россия. ФБР, в частности, входит в министерство юстиции. Они же подчиненные... Короче, я объяснил ситуацию и американцам, своим бывшим коллегам, которые тоже недоумевали... Они говорят: может, вам надо было нанять юриста. Хорошо, я бы нанял юриста, но кончилась бы все тем, что я был бы выслан. Куда? В путинскую Россию. А я к этому моменту уже написал Путину открытое письмо, в котором объявил о своей политической нелояльности.
— Вы считаете, что угроза была реальной?
— Конечно, могли лишить грин-карты и выслать из страны. Или я должен был под присягой давать правдивые показания. Я не мог говорить неправду.
— То есть вы должны были под присягой подтвердить, что Трофимофф работал на СССР. Судя по вашему рассказу, сделали вы это неохотно.
— О чем вы говорите?! Это, может быть, был один из самых несчастливых дней в моей жизни.
— Ваш бывший адвокат Борис Кузнецов заявил, что возбуждение против вас дела об измене родине правомерно.
— В каком смысле?
— Ну, видимо, что органы имели право возбудить против вас это дело.
— Органы на все имеют право. Их повестку я передам в музей международного шпионажа, где я член совета директоров, и она будет выставлена на стенде.
— А вы-то как считаете: есть у ФСБ основания вызвать вас на допрос в качестве обвиняемого?
— Я с самого начала сказал, что это безобразие. Это же не суд и не Интерпол... Если суд присылает повестку, это еще можно понять — значит, суд считает, что вы виновны. Но это же организация внесудебная. Она ведет расследование. На каком основании она присылает сюда, в Америку, такую бумажку, в которой к тому же нет ничего конкретного? И все-таки, мне кажется, эта история связана с фильмом.
— Как могут повести себя в сложившейся ситуации американцы?
— Американцы мне уже сказали: не беспокойтесь, мы вас будем защищать.
— Патрушев не скрывает, что и не надеется на ваш приезд или на приезд Литвиненко. Тогда это в некотором смысле спектакль. На кого он рассчитан?
— Прежде всего на российскую публику. Это чистая показуха. Надо показать, что эти враги, негодяи, клеветники, шпионы, предатели — они мешают нам жить. Это стиль работы. Они исчерпали, видимо, ресурсы внутри. А сейчас, когда их обвиняют во всех грехах плюс неудачи в Чечне, чекисты переходят в наступление. Это прием любой службы, которой надо защищаться.
— Правильно ли я понимаю, что, находясь в Америке, вы совершенно спокойны за свою будущее? Даже в сложившихся обстоятельствах?
— Абсолютно.
— А вы не опасаетесь, что российские спецслужбы могут прибегнуть к советским методам действия в отношении тех, кого они считают предателями?
— Ну, я ведь тоже не лыком шит.