С тех пор как император Александр II росчерком пера наградил Москву общедоступной библиотекой, прошло почти 155 лет. За это время она сменила не одно имя и обзавелась миллионами книг. А 2017-й библиотека встретила новым приобретением — открыт Ивановский зал, где будут проходить выставки. Сотрудники РГБ раскрыли "Огоньку" все тайны Ленинки
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Евгений Гурко / купить фото
Бисерный почерк Чехова усеивает бессчетные страницы, "Стихи о Прекрасной даме" больше похожи на упражнение в каллиграфии, чем на черновик поэта, а извечное "Кому на Руси жить хорошо?" размашисто выведено рукой Некрасова на пожелтевшей от времени бумаге. Когда своими глазами видишь страницы, вдоль и поперек исписанные классиками школьной программы, на ум идет только один вопрос.
— И что, все это может получить на руки любой читатель отдела рукописей?
— Сначала все-таки нужно доказать, что вы не праздно любопытствуете и не станете кружки на полях рисовать,— говорит Наталья Бабахина, главный редактор отдела общественных связей.— На самом деле достаточно объяснительного письма, почему вам нужно стать одним из читателей отдела. Для них, например, Евангелие Ивана Грозного — в свободном доступе.
От музеума к библиотеке
В хранилище Дома Пашкова, где архивисты сами показывают старинные рукописи, можно смело удивляться во весь голос — до главного читального зала сквозь толстые железные двери и каменные своды ни звука не долетит. А вот в самом зале ахать при виде библиографических редкостей вроде черновиков "Братьев Карамазовых" или "каторжного" Евангелия Достоевского лучше шепотом — здесь и накануне новогодних праздников есть читатели. Впрочем, это неудивительно. Так повелось с 1862 года, когда здание первой публичной библиотеки Москвы в день открытия штурмовали свыше 40 тысяч человек (как писали в газетах, на открытие пришла вся Москва), хотя изначально читальный зал был рассчитан не более чем на два десятка посетителей. "Приходилось записываться в очередь, прямо как в паспортном столе",— добавляет Наталья Бабахина.
Причина проста — именно сюда из Петербурга переехала бесценная коллекция книг, рукописей и прочих редкостей, принадлежавшая Государственному канцлеру Российской Империи графу Николаю Румянцеву, которого называли "глазами и ушами" императрицы Екатерины II, что, впрочем, не помешало ему стать одним из любимых собеседников Наполеона Бонапарта. Граф вырос при дворе, где было модно "екатеринствовать", то есть знать историю своего отечества и уметь о ней спорить, пусть и на французском. Вот только бессмысленно судить о ней, твердил Румянцев, пока не изучены и не опубликованы все летописи и иные старинные рукописи из русских монастырей. Этим он и занимался всю жизнь. А получив вместе с известием о вторжении войск Наполеона в Россию апоплексический удар, Румянцев в 1813-м отошел от дел и целиком посвятил себя своей коллекции. После смерти графа вся его коллекция из 28 тысяч томов оставалась в составе Императорской публичной библиотеки около 30 лет — дальше хранить ее в таких условиях не позволил первый директор, писатель Владимир Одоевский. По его словам, необходимо было "обезопасить от верной и неминуемой гибели" уникальный музей, которому так и не удалось вписаться в структуру культурных учреждений Северной столицы. По сути, образованный Петербург вспомнил о бесценной румянцевской коллекции, лишь когда Одоевский добился ее перевода в Москву. Но возмущаться было поздно: Александр II подписал "Положение о Румянцевском музеуме" и Дом Пашкова стал первой публичной библиотекой Москвы.
Поначалу в Доме Пашкова разместились рукописные и старопечатные книги славянской традиции, а также свыше сотни инкунабул (первых книг ранней эпохи книгопечатания) из Европы, книги знаменитой голландской фирмы "Эльзевир" (XVI-XVII веков), карты — начиная с "Географии" Птолемея с правками Меркатора, почитаемого отцом современной географии (XVI век), и заканчивая этнографическим материалом из путешествий Крузенштерна и Коцебу. С тех пор в румянцевской библиотеке изменилось многое, кроме ее статуса: это по-прежнему первая в мире библиотека по числу славянских и русских рукописей.
Оцифровка сокровищ
Лучи медленно скользят как по страницам древних евангелий, закапанных воском, так и по современным научно-учебным изданиям. Объемные фолианты, которые нельзя открыть широко, чтобы не повредить корешок, укладывают в плавающую колыбель, издания попроще и поновее — в стандартную машину, похожую на стеклянную книгу, раскрытую буквой V, ну а старинные карты ложатся на самый большой сканер в библиотеке. Впрочем, оцифровка печатных и рукописных книг началась в Российской государственной библиотеке (РГБ), когда она еще была Румянцевским музеем, то есть задолго до изобретения слова "сканер". Русский юрист Петр Севастьянов, выйдя в отставку, в 1859-1860 годах жил на Афоне, где обустроил в русском скиту святого Андрея целую фотолабораторию. Там он делал снимки редких рукописей, которыми монахи не могли с ним поделиться.
— Многие рукописи тех времен не сохранились, а на фотографиях Севастьянова все есть,— рассказывает главный архивист отдела рукописей Любовь Шевцова.— Его заслуга в том, что он обратился к фотолаборатории как к методу. Севастьянов был так заинтересован именно в греческих рукописях, потому что первые славянские переводы были сделаны именно с них.
Сегодня оцифровкой библиотечных единиц хранения занимается целый цех специалистов — сканировщиков и обработчиков. Их годовая норма — минимум 4 миллиона страниц в год, или около 30-40 тысяч страниц в день. Масштабную оцифровку особо ценных памятников начали со второй половины 1990-х, когда был запущен проект ЮНЕСКО "Память мира". Его главная задача — перевести на электронные носители редкие рукописи, архивы и другие книжные памятники, чтобы сохранить их и заодно упростить доступ. Из собраний РГБ были обработаны сразу несколько памятников: собрание карт Российской империи XVIII века, русские плакаты конца XIX — начала XX века, славянские кириллические издания XV века, собрание газет и два Евангелия. Первым главный архивист отдела рукописей Вера Бурцева открывает архангельское Евангелие 1092 года, а рядом кладет его близнеца.
— Угадаете, какое из изданий оригинальное? — спрашивает она. И тут же подсказывает: — Факсимиле начала XX века повторяет Евангелие вплоть до пятен на страницах, шва на листе и дырочек, проеденных жучком в конце книги. Кстати, рукопись пока не реставрировали — пергамент сам хорошо сохранился.
А вслед за ним из хранилища появляется Евангелие Хитрово, названное по имени своего владельца боярина Богдана Хитрово и полученное им в дар от царя Федора Алексеевича. Одну из его миниатюр с ангелом приписывают Андрею Рублеву.
— А вот оно уже отреставрировано,— уточняет Вера Бурцева, указывая на сложный футляр, который не позволяет раскрыть книгу до конца.— Миниатюры, конечно, не меняли — их только укрепили клеем и почистили, а краски сами по себе не выцветают. Эта рукопись из ризницы Троице-Сергиевой лавры. В ней понимают, что в монастыре не создать нужных условий для хранения таких книг: хоть и считается, что пергамент лучше переносит влажность, но он может начать трескаться, коробиться. К тому же с реставрацией пергамента и его приобретением из-за санкций сейчас сложно.
Рукописи из Троице-Сергиевой лавры, которые попали в собрание библиотеки в числе других национализированных книг из русских монастырей, обрабатываются самими сотрудниками лавры. Более 10 лет назад был заключен договор о том, что РГБ поможет им в оцифровке всех православных и монастырских собраний. Сегодня объем уже оцифрованных рукописей измеряют веками.
Читальный зал отдела рукописей в Доме Пашкова восстановлен в точности таким, каким его увидели первые посетители библиотеки
Фото: Евгений Гурко, Коммерсантъ
Страна, где живут книги
— Когда к нам на экскурсию приходят дети, мы рассказываем им, что они попали в страну-библиотеку, где есть свой президент, свои министры, своя больница, где книги реставрируют и лечат,— рассказывает Елена Йовчева, главный библиотекарь и экскурсовод отдела общественных связей РГБ.
Такое сравнение действительно подходит 19-ярусному хранилищу, где хранится основной массив книг РГБ. Между читальным залом и каталогом книги путешествуют так называемым телелифтом — новую систему швейцарского производства запустили в марте 2015 года, причем библиотека ненароком поставила рекорд. Такая система логистики есть во многих современных библиотеках мира, но РГБ — единственная из них не делала перерыва в работе во время ее установки. Есть здесь и вечные технологии. Так, читательские требования всегда упаковывают в патроны и "стреляют" ими на нужный ярус хранилища.
— Пневмопочта популярна не только в библиотеках, но и в банках, и в крупных магазинах,— поясняет "Огоньку" Елена Йовчева.— Как рассказывают сотрудники, которые работают здесь давно, раньше таким патроном можно было и конфетку друг другу к чаю отправить.
Впрочем, сегодня этими чудесами библиотечного дела можно удивить только тех, кто не участвовал в ежегодной "Библионочи", когда РГБ открывает свое хранилище для всех желающих, или не бывал на экскурсиях, которые проходят во многих ее отделах каждую неделю. По мнению сотрудников РГБ, удивляться надо вовсе не этому. И в XIX, и в XX веке библиотека не переставала развиваться, даже в самые сложные годы. Например, книгохранилище сдали 20 июня 1941 года, а уже 22-го началась война. Оно не до конца было благоустроено: где-то не было проводки, не было лифтов, а в ноябре после первой бомбежки сотрудники решили на руках перенести весь фонд (около 10 млн единиц хранения) из Дома Пашкова в новое хранилище. Работали 91 день. Причем самые ценные книги из царских и церковных коллекций отправили наверх — ну кто их будет читать после революции. А в 1942-м в Доме Пашкова, писал "Огонек", Самуил Маршак и Лев Кассиль открыли детский читальный зал. Там могли погреться и почитать дети, чьи родители были на фронте или на работе, а то ведь школы то и дело закрывались.
РГБ разрастается и сегодня. В конце декабря здесь открылся восстановленный Ивановский зал, построенный в 1915 году специально для экспонирования полотна Александра Иванова "Явление Христа народу". После революции зал превратили в хранилище: стены сохранились, но фасад "отрезали", а стеклянную крышу поменяли на обычную. На стене зала, обращенной к Кремлю, до сих пор остались кольца, на которых висела картина Иванова.
— Само открытие Ивановского зала — это в чем-то возвращение к тому универсальному учреждению, каким когда-то был Румянцевский музей,— пояснила "Огоньку" заместитель генерального директора РГБ по внешним связям и выставочной деятельности Наталья Самойленко.— Скоро мы откроем две выставки. Первая расскажет, как Румянцевский музей пережил революцию 1917 года, а вторая — как осваивали Север русские путешественники. В обоих случаях будем опираться на наши фонды — они огромны.
Среди всех библиотечных чудес одно остается почти незамеченным: с 1862 года, который считается датой ее основания, РГБ работает непрерывно. Для всех сотрудников, от хранителей и архивистов до руководителей, это чудо — штатное.
— Не могу сказать, какой период в истории Ленинки был самым сложным,— говорит Владимир Гнездилов, и.о. генерального директора РГБ.— Она работала и в 1990-е, когда не выделялось средств не то что на развитие, но и на поддержание. Была даже создана специальная комиссия Совета министров СССР, которая обследовала состояние здания, фондов и пришла к выводу, что дальнейшая эксплуатация библиотеки опасна для жизни и здоровья читателей и сотрудников. Крыши текли, должных климатических условий для хранения книг не было, все хозяйство было в запущенном состоянии. И только в конце 1990-х годов мы смогли восстановить Центр восточной литературы, Дом Пашкова, интегрировали в главное книгохранилище инженерные системы, которых раньше там просто не было. Не говорю уже про военное время, когда сотрудники героически эвакуировали самое ценное в районы Поволжья, потом все вернули, все разобрали. Не закрылась библиотека и в революцию. Она работает всегда.