Готический материализм

Недостроенные готические соборы стоят от Англии до Италии и от Германии до Испании. Чаще всего строительство останавливалось из-за недостатка средств. Но в любом случае не от недостатка любви к Богу. Напротив, его любили настолько сильно, что никаких денег на эту любовь не хватало.

АЛЕКСАНДР БЕЛЕНЬКИЙ

Меч и крест

Километрах в тридцати от невероятной Сиены находится еще одно тосканское чудо. Это полуразрушенное готическое аббатство Сан-Гальгано, место завораживающее даже по высоким итальянским стандартам.

Построено оно в честь святого Гальгано (1148-1181). В миру его звали Гальгано Гуидотти (Galgano Guidotti), и большую часть жизни он был далеко не святым — обычным рыцарем, принимавшим вдохновенное участие в местной междоусобной резне. Потом ему было два видения, в которых присутствовал архангел Михаил, а во втором Гальгано увидел еще и Христа с двенадцатью апостолами, и раскаялся.

Гальгано Гуидотти один из тех, кого Павел Муратов, автор "Образов Италии", называл пылкими готическими душами. Рыцарь со всей силы воткнул свой меч в камень. Именно воткнул — произошло чудо: меч глубоко вошел в камень, образовав с ним единое целое, и приобрел вид креста. Гальгано увидел в этом знак и остаток жизни провел в молитвах у этого самого меча-креста. Здесь же его однажды нашли мертвым.

Гальгано канонизировали уже в 1185 году, всего через четыре года после смерти, а затем в его честь воздвигли аббатство в несвойственном для Италии стиле ранней готики. Со временем оно разрушилось, но не перестало быть местом поклонения. В часовне на холме над аббатством хранится тот самый меч, воткнутый в камень. Радиоуглеродный анализ подтвердил, что относится он к XII веку.

Душа готики

Это самый загадочный европейский стиль, по крайней мере, в его главной, архитектурной составляющей. Не совсем понятно, откуда он взялся. В свое время была популярна идея, что стрельчатую арку, его основу, крестоносцы привезли с Востока. Теория эта не выдерживает ни критики, ни анализа. Во-первых, готическая стрельчатая арка мало напоминает мусульманские аналоги. Во-вторых, Первый крестовый поход начался в 1096 году, а второй — в 1147-м, тогда как первое готическое сооружение, аббатство Сен-Дени в предместьях Парижа, было построено примерно в 1137-1144 годах (точнее, в эти годы аббатство приобрело истинно готический вид в результате серьезной перестройки).

Сложновато представить себе, что какой-то тайный интеллектуал из числа крестоносцев тридцать с лишним лет хранил в голове идею стрельчатой арки.

Заимствование реализовалось бы быстрее. Кроме того, первый свод, который можно считать готическим, появился в Англии даже несколько раньше, чем во Франции,— в 1130-1133 годах в соборе в Дареме. Вероятно, мы все-таки имеем дело с неким объективным процессом, раз в двух удаленных друг от друга точках почти одновременно проявилась одна и та же тенденция. Романский стиль, господствовавший в Европе несколько столетий, должен был в конце концов вылиться в готику.

Это подтверждается и тем, что переход к готике совпал с великим изобретением в архитектуре. Строители, которые в ту пору даже сами себя называли каменщиками, научились разгружать несущую стену с помощью системы контрфорсов и аркбутанов. Собственно, это изобретение и породило готику, а уж стрельчатая арка стала его логическим развитием. Стена облегчилась и устремилась ввысь, а вместе с ней устремилась ввысь и арка. Так в европейской архитектуре появился единственный стиль, по большей части не имеющий античных корней. Напротив, в готической живописи и скульптуре, особенно во Франции, эти корни просматриваются достаточно ясно.

Однако будет упрощением сводить готику к инженерным прорывам. Эти достижения стали следствием стремления средневекового человека к Богу, что для него означало — к небу. Люди тогда неистово грешили и истово каялись, как тот же Гальгано Гуидотти. Их жизнь, проходившая на залитых нечистотами улицах, тоже была грязна, поступки часто чудовищны, смерть поджидала за каждым углом, то в виде головореза, то в виде чумы, но в душе оставалась вера в Бога, к которому они и стремились, и это стремление готические соборы воплотили полнее всего.

Бог в Страсбурге

Есть город, в котором и сегодня можно почувствовать то, что чувствовал средневековый человек, когда видел большой готический собор. Это Страсбург.

Если подъезжать к нему на поезде, громаду собора увидишь еще издали. Собор совершенно несоразмерен городу. Высота его башни, завершенной в 1439 году,— 142 метра. Он выше большинства домов раз в восемь-десять, и при такой кратности ощущение пропорций нарушается, и город выглядит перед ним почти травой.

Когда подходишь ближе, это впечатление грандиозности только усиливается. Декор собора фантастически богат, по сути, на несущую стену западного фасада нанесена еще одна стена, декоративная, которую часто сравнивают с ажурным решетом.

Гете сравнивал Страсбургский собор с оркестром из тысячи музыкантов, безупречно и слаженно играющих божественную мелодию.

Не знаю, каким гением надо быть, чтобы суметь собрать все эти детали воедино. Любая из них — окно, завиток узора, колонна, пинакль — прекрасна сама по себе, но собранные вместе, они усиливают эффект в тысячу раз. Громада собора не давит, а парит в воздухе. В какой-то момент ты сам превращаешься в это кружево, устремляешься вместе с башней куда-то вверх и там остаешься. И не на земле, и не на небе. Как сказала, глядя на Страсбургский собор, одна очень образованная дама: "Я, конечно, не верю в Бога, но..."

Если это зрелище так пронимает подготовленного человека сейчас, то что чувствовал рядовой средневековый горожанин, вышедший к собору через грязную улицу, и уж тем более паломник?

Загадки неспроста

"Пылкие готические души" не были ни особенно знающими, ни особенно расчетливыми. Часто, приняв решение строить собор, они не знали, ни как это делать, ни на какие средства. Инженерная подготовка оставляла желать много лучшего. Их творения были непрочными и часто рассыпались. Например, огромный собор в Бове обрушивался несколько раз, а в 1573 году, простояв всего четыре года, рухнула его главная башня, которая была еще выше страсбургской — 153 метра, и таких примеров множество.

Нас возвышающий тиран

Упомянутый Страсбургский собор, как и находящийся относительно недалеко Фрайбургский (они спроектированы, скорее всего, одним мастером — Эрвином Штейнбахским), построен из розового вогезского песчаника, материала невероятно красивого, но недостаточно прочного. Диву даешься: страсбургская башня стоит уже почти 600 лет, а 116-метровая во Фрайбурге, которую с полным на то основанием называют самой красивой христианской башней в мире,— почти семьсот. Правда, их приходится постоянно укреплять и реставрировать. Так, фрайбургская башня прожила десять последних лет в лесах, и только сейчас ее начинают постепенно от них освобождать.

Между прочим, мы здесь касаемся еще одной загадочной черты готических соборов — неуязвимости, и это при отмеченной уже непрочности. Обе мировые войны щадили их. Правда, в Первую мировую практически все бесценные витражи Реймсского собора были перебиты, но сам он все-таки остался цел. Во Вторую мировую союзники безжалостно бомбили Кельн и Фрайбург, но и там, и там соборы остались целы. Некоторые комментаторы, плохо представляющие себе точность бомбометания в те времена, утверждают, что соборы оставили специально как ориентиры для дальнейших бомбардировок. Ну да. Бомбы падали совсем рядом с ними. Такую точность, если бы она была преднамеренной, было бы невозможно обеспечить даже сейчас, с современными умными бомбами, а уж тогда...

Но не будем пытаться разгадать эту загадку, тем более что все равно вряд ли удастся. Лучше попробуем наконец разобраться, как и на что строили эти чудеса. Впрочем, это тоже нелегко.

Время и деньги

Сейчас нет строек, с которыми можно было бы сравнить возведение готического собора в Средние века. Возьмем, к примеру, Шартрский собор. В 1194 году он сгорел. В нем хранились священные реликвии, включая плащаницу, которая, согласно преданию, была на Деве Марии в ночь Рождества. Этот предмет поистине бесценен. К примеру,

каждой французской королеве для облегчения беременности передавали рубашку, которая какое-то время покоилась на реликварии, где хранилась священная плащаница.

Собор горел три дня, и все полагали, что плащаница утрачена безвозвратно, но потом ее нашли вместе с остальными реликвиями и тремя священниками, которые все это время находились в непострадавшей крипте. Радость была безмерна. Горожане уже склонялись к тому, что собор восстанавливать не следует, теперь же они сочли, что получен знак приступить к этой работе немедленно.

Основное строительство было закончено к 1260 году. Знаменитая северная башня западного фасада высотой 113 метров, считающаяся архитектурным шедевром, была завершена только в XVI веке в стиле поздней, так называемой пламенеющей готики.

Австралийский историк архитектуры Джон Джеймс в начале 1970-х годов задался целью подсчитать, во что обошлось возведение Шартрского собора. Полученная им цифра много раз корректировалась в связи с долларовой инфляцией. Последние опубликованные данные относятся к 2011 году. В ценах того года строительство обошлось почти в $543 млн. Заметим, население Шартра составляло всего 9 тыс. человек. Получается больше $60 тыс. на каждого, считая младенцев и нищих.

Тогда во Франции соборы строились повсеместно, и для многих из них на основе расчетов Джона Джеймса была определена примерная стоимость возведения. Нотр-Дам-де-Пари — $282 млн, Реймсский собор — $213 млн, Амьенский — $564 млн, Ланский — $388 млн, и это только наиболее известные. Огромные соборы в то же время и позже строились в Бурже, Руане, Альби, Кутансе, Бове...

Однако даже такие цифры не дают представления о масштабе вложений. Денег в те далекие времена в принципе было гораздо меньше, чем сейчас.

Например,

на строительство Вестминстерского аббатства в Лондоне при короле Генрихе III (1207-1272) за 25 лет потратили £45 тыс., а весь доход королевства составлял тогда примерно £35 тыс. в год.

Получается, что на строительство этого объекта королевская казна, которая финансировала проект, тратила 5% всех поступлений. При этом колоссальные соборы строились также в Солсбери, Йорке, Кентербери, Линкольне, Уэльсе, Питерборо, Или...

Раздробленная Германия и Австрия тоже не очень отставали. Огромные сооружения воздвигались в Страсбурге, Кельне, Ульме, Регенсбурге, Вене.

Источники финансирования были разные. В столицах основные расходы обычно брало на себя государство. Считается, что на местах самый большой вклад вносила церковь, но здесь были свои сложности, так как церковный фонд не был единым. Деньги шли от епископа и от соборного капитула, епископского совета. Последняя организация, вроде бы имевшая прямое отношение к епископу, обычно учреждала так называемый строительный совет (bona fabricae), где аккумулировались средства непосредственно для строительства конкретного собора,— и эту структуру епископ не контролировал. Надо ли говорить, что не всем епископам это нравилось.

Верховные строители

Большие деньги церковь собирала с паломников. Некоторые святыни, например из того же Шартрского собора, вывозили "на гастроли". Это тоже приносило серьезный доход, и представители тогдашней католической церкви, имеющей неоднозначную репутацию, совсем не всегда его прикарманивали.

Крупные суммы на строительство соборов жертвовали епископы из богатых аристократических семей. Например, епископ Симон Матиффас де Бюси отдал 3 тыс. ливров ($15 млн по нынешним временам) для строительства собора Парижской Богоматери.

Амьенский собор сооружали в основном на средства жителей города. В свою очередь, епископ Жоффруа д'Э продал значительную часть собственных владений, чтобы пожертвовать все вырученные деньги на это строительство.

Горожане часто создавали фонды для возведения соборов. Помимо Амьена так было, например, в Страсбурге. Там для сбора средств был учрежден Фонд Девы Марии, контролируемый муниципалитетом. Фонд в основном и финансировал строительство этого знаменитого уже в Средние века собора. Тут, правда, имела место некоторая довольно некрасивая история.

От чумы до суммы

В середине XIV века мир накрыла пандемия чумы. По Европе основная волна "черной смерти" прошла в 1346-1353 годах, и ее, как это часто бывало в подобных случаях, сопровождала волна еврейских погромов. Разумеется, евреев обвиняли в распространении чумы — кто же еще мог быть в этом виноват? То, что евреи тоже заболевали и умирали, никого ни в чем не убеждало. Больше внимания обращали на другое: умирали они все-таки в чуть меньших количествах. Сказывалось то, что в отличие от христиан евреи и в Средние века не забывали о гигиене.

В 1349 году цех мясников в Страсбурге задолжал еврейским ростовщикам большую сумму и, конечно, тут же вспомнил, что это евреи распространяют чуму.

В ходе зверского погрома было сожжено, по разным оценкам, от 800 до 2 тыс. местных евреев.

Город и прилегающие районы опустели. Население, ожидавшее смерти в любой момент, грешившее с перепугу больше обычного и боявшееся возмездия в загробной жизни, жертвовало Фонду Девы Марии как никогда много. И тот стал скупать резко подешевевшую недвижимость — дома, землю с целью перепродажи, когда все вернется на круги своя.

Операция эта продолжалась много лет и была близка к триумфальному завершению, когда в 1399 году местный епископ обвинил фонд и муниципалитет в присвоении большой части средств. Скорее всего, обвинения не были беспочвенными — репутация у этой организации, мягко говоря, не была блестящей.

В результате состав муниципалитета был сменен, фонд потерял былую самостоятельность, а церковь укрепила свои позиции. Ну а собор только выиграл: в ходе конфликта был смещен и самый неудачный руководитель строительства за всю его историю Клаус фон Лоре. Ему на смену пришли выдающиеся мастера Ульрих фон Энсинген (Энсингер) и Йоханнес (Ханс) Хюльц, проработавшие на объекте по 20 лет каждый, и к 1439 году собор был завершен в его незавершенном виде. Так, западный фасад украшает только одна башня, а по плану их должно было быть две.

Позже говорили, что вторую башню не стали строить, поскольку изыскания показали, что грунт не выдержит такую нагрузку. Вряд ли это соответствовало действительности. Скорее, просто денег уже не было.

Конец эпохи

Вообще, строительство гигантских соборов по большей части подходило к концу. К примеру, в 1433 году была завершена 136-метровая южная башня собора Святого Стефана в Вене. Северную башню так и не соорудили.

Кельнский собор прекратили возводить еще раньше. Худо-бедно что-то и как-то еще достраивали — можно упомянуть великолепную, высочайшую в мире кирпичную 130-метровую башню собора Мариенкирхе в Ландсхуте, но "большая стройка" сворачивалась.

Не стали достраивать башни собора Парижской Богоматери, Амьенского, Реймсского соборов. Башни последнего поднялись лишь на 80 метров вместо 120. И так по всей Европе. Даже в богатых областях нынешней Бельгии не смогли завершить башню собора в Мехелене, а в Антверпене, как и во многих других местах, осилили строительство только одной башни из предполагавшихся двух.

Нет, Бога не стали любить меньше, просто денег на эту любовь уже не хватало. Жизнь осложнилась, назревала реформация. Да и дух великой архитектурной эпохи иссяк. Оркестр разладился. То, что было едино в Страсбургском соборе, в позднеготических сооружениях стало распадаться на существующие сами по себе элементы. Готика уходила, теснимая ренессансом.

Высокий стиль

Европа и мир успели до неузнаваемости измениться несколько раз, когда где-то на рубеже XVIII-XIX веков вернулся интерес к готике. К тому времени как раз стал иссякать импульс в развитии архитектуры, сообщенный когда-то ренессансом. Порожденное им барокко уже прочно приказало долго жить, классицизм в виде ампира, также ведущий родословную от ренессанса, дышал на ладан.

Прежде чем искусство перешло к принципиально новым формам, оно как бы оглянулось назад, чему способствовал романтизм начала XIX века.

Появились различные неостили: неоромантика, неоготика, неоклассицизм... В числе "подделок", как их называл Огюст Ренуар, появилось и множество псевдоготических построек.

При этом любопытно, что о завершении готических соборов речь долго не шла. Нет, в середине XIX века во Франции уже свирепствовал реставратор-разрушитель Эжен Виолле-ле-Дюк, который покуролесил в том числе в часовне Сент-Шапель в Париже и Амьенском соборе, но по-настоящему развернуться ему не дали. Например, не позволили достроить, как он хотел, семь башен Реймсского собора. Скорее всего, опять денег не хватило. В кои-то веки — к счастью, поскольку

Виолле-ле-Дюк, мягко говоря, не отличался безупречным вкусом и позволял себе многовато вольностей, он искренне считал, что лучше средневековых архитекторов знает, как должны были выглядеть их постройки.

Но одну готическую башню во Франции все-таки достроили. Произошло это в Руане. На центральную башню собора там водрузили гигантский неоготический шпиль высотой примерно в полтора раза больше самой башни. Это были чистые понты. Кому-то в Руане просто очень захотелось, чтобы в его городе стояла самая высокая башня в мире. Она была закончена в своем новом виде в 1876 году. Теперь ее высота была 151 метр, и она удерживала пальму первенства аж до 1880 года.

Германская перестройка

Была одна страна, где к достраиванию готических соборов отнеслись очень серьезно и денег не жалели. В Германии в XIX веке завершили три огромных собора — в Регенсбурге, Кельне и Ульме. В первом случае за дело взялись люди с хорошим художественным вкусом, не склонные впадать в крайности и даже избавившие свой собор от барочных наслоений, которые его уродовали. И они построили башни так, будто те были завершены много веков назад. А вот в Кельне и Ульме мы имеем дело с чем-то принципиально иным.

Германия, уставшая от положения европейской провинции, стремительно шла к объединению и хотела создать себе великое прошлое, своего рода мост к мифологическим временам Зигфрида и прочих Нибелунгов. Архитектурное воплощение этих идей было не фантазией какого-нибудь Виолле-ле-Дюка, а вполне себе "госзаказом", на который денег жалеть не собирались.

Сотворение Пальмиры

Первым делом вспомнили про грандиозный Кельнский собор, который представлял собой тогда довольно странный объект. Он состоял из двух частей: великолепного хора, который и выполнял роль собора, и нижней части западного, "башенного", фасада, между которыми был большой зазор.

Картину дополнял подъемный кран, проторчавший 400 лет(!) из недостроенных башен.

Русь еще не выяснила до конца отношения с Золотой Ордой, когда его поставили, и вот в той далекой стране уже и Наполеона давно одолели, а кран все стоял.

Но теперь работа закипела. Достали старые чертежи и взялись за дело. Получилось не очень. Многие способны воспроизвести формы времени, но дух — иное дело. Хорошо знавшие сопромат архитекторы XIX века возвели совершенное с инженерной точки зрения здание, способное, в отличие от подлинных готических соборов, без всяких "подпорок" простоять века, но грубое в деталях, из которых так и пер очень рациональный XIX век. Однако цель была достигнута. Башни взвились на 157 метров, Руанский собор был посрамлен. Причем если в Руане соорудили только шпиль, то в Кельне достроили весь грандиозный собор.

Однако не все прошлое еще было отстроено. В XV веке готические мастера, строившие Страсбургский собор, беспокоились, не вырастет ли башня в Ульме выше страсбургской. Но тогда строительство Ульмского собора забросили и вспомнили о нем только в середине XIX века. Бавария не была бы Баварией, если бы смирилась с тем, что самые высокие башни — в Кельне. К тому же задача стояла попроще. Во-первых, Ульмский собор, как и Фрайбургский, относился, в отличие от Кельнского, к распространенному в южной Германии однобашенному типу. Во-вторых, башня уже была сооружена где-то наполовину и доведена во многих деталях.

Объект был закончен в 1890 году, высота башни составила 161 метр, однако она производит то же впечатление грубоватой подделки, что и башни Кельнского собора. Тем не менее две эти великие германские стройки свою задачу выполнили: великое прошлое было построено.

Готика навсегда

У готики есть не только подлинное великое прошлое, но и великое будущее. Эстетически великолепные, но не очень-то прочные на первый взгляд готические соборы и церкви простоят неопределенно долго благодаря новым технологиям.

Что касается прочей готики, то замечательная позднеготическая живопись, в основном нидерландская, все более востребована. Обычно это направление называют Северным Возрождением,

хотя не совсем понятно, что именно эти художники, такие как Ян Ван Эйк, Рогир ван дер Вейден, Гуго ван дер Гус или Ханс Мемлинг, возрождали.

Не античную же традицию, о которой, в отличие от итальянских коллег, они понятия не имели. Они просто развивали традицию готическую. Правда, делали это так, что в их творениях готика в конце концов стала чем-то совершенно новым.

Ждет своего часа (и, похоже, вот-вот дождется) нидерландская и немецкая позднеготическая скульптура. Французскую, относящуюся в основном к более раннему периоду, знают и любят давно, а вот голландская (фламандская) и немецкая остаются несколько в тени. Тем радостнее будет открыть для себя таких замечательных мастеров, как Клаус Слютер, Файт Штос, Адам Крафт, Тильман Рименшнайдер.