Знаменитая российская легкоатлетка ТАТЬЯНА ЛЕБЕДЕВА в интервью корреспонденту “Ъ” ВАЛЕРИИ МИРОНОВОЙ рассказала о своей реакции на решение МОК лишить ее медалей, завоеванных на Олимпиаде в Пекине, и о том, что она намерена делать дальше.
— Как вы отреагировали на сообщение МОК о том, что вас лишили медалей, завоеванных в Пекине?
— В Татьянин день особенно неприятно мне было все это услышать. Тем более что с пекинской Олимпиады больше восьми лет прошло. Но во многом именно поэтому сейчас уже очень тяжело что-то доказать: это же случилось не вчера, когда можно что-то весомое найти в свое оправдание. Хотя мои адвокаты сейчас и рассматривают разные варианты.
О том, что с пробами не все в порядке, я узнала чуть раньше. Последние дни я засыпала и вставала с без конца крутящимися в голове мыслями: как, почему, где я могла допустить ошибку? Ведь я всегда очень щепетильно относилась к таким моментам: если что-то принимала, приобретала, то старалась, чтобы это было наверняка без чего-то запрещенного. А выступала всегда очень много, и меня за это даже ругали, потому что хотела доказать, что мы всегда открыты, в том числе для антидопинговых служб, и всегда готовы биться. А получается, что оказалась, скажем так, по ту сторону… Но мое кредо было всегда биться до последнего. И я буду биться, отстаивать свою честь, подавать апелляции и искать какие-то новые факторы в свою защиту.
— А на чем можно построить защиту?
— После того как у меня забрали эту пробу — вторую в череде из трех проб в Пекине (одну взяли по приезде, вторую после первой и третью после второй медали), эти баночки в дальнейшем открывали-закрывали. Получается, они не одноразовые. Так или иначе, мне грустно от того, что все так обернулось.
— Я правильно поняла, что баночки образца 2008 года были не такие сложные, как те, что использовались в Сочи?
— Во всяком случае, мне было сказано, что на баночке обнаружены царапины и в течение двух дней будет вскрыта проба В. В предвыездном контроле у меня ничего запрещенного найдено не было. Когда я приехала в Пекин — тоже, а после первой медали, получается, что-то нашли. После Игр посмотрели пробу — ничего не было, через год — тоже ничего. Кто ее вскрывал — не понятно. Конечно, вроде бы должна им верить, но, с другой стороны, у меня тоже возникают вопросы.
— Вы обращались за какими-то разъяснениями?
— На вопросы о том, как и где хранили пробы, антидопинговые службы не отвечают. Я, конечно, буду цепляться за все моменты, снова задавать все интересующие меня вопросы и смотреть, насколько они аргументированно будут на них отвечать. Правда, в правилах есть пункт, что они могут на них и не отвечать. Так или иначе, но вопросов у меня накопилось очень много.
— Вы присутствовали на вскрытии пробы B?
— Нет. Настолько все быстро случилось… Когда меня известили о случившемся, я сначала обратилась к одному адвокату — мне надо было в течение двух дней дать ответ, кто будет присутствовать от меня на вскрытии пробы B. Но так получилось, что ответа от адвоката не последовало. Пришлось искать другого. В итоге все прошло без меня.
Позже мой адвокат направил запрос с просьбой рассказать, где и как хранилась проба. Но официального ответа не последовало. Антидопинговые службы считают, что на такие вопросы они отвечать не обязаны. Но как я уже сказала, буду биться до последнего. Не исключаю, что дойду до гражданского суда в Швейцарии. В общем, мне предстоит держать удар. Отступать некуда.