Кулуарная политика

Прошедший год ознаменовался несколькими скандалами, связанными с петербургской культурной политикой. Речь идет об увековечении в городе памяти двух неоднозначных исторических персон — первого президента Чечни Рамзана Кадырова и финского фельдмаршала Карла Маннергейма. Оба решения были приняты настолько топорно и в настолько неподходящее время, будто городские чиновники нарочно решили разнообразить предвыборную повестку и дать оппозиционным политикам лишний повод для критики. И как показывает сегодняшний процесс передачи церкви Исаакиевского собора, власти Петербурга так и не поняли, что скандала можно избежать, если отказаться от кулуарности принятия заведомо дискуссионных решений.

Мария Карпенко

Главной политической новостью Петербурга в последние дни прошедшего года стало решение о передаче Исаакиевского собора в безвозмездное пользование Русской православной церкви. Вопрос неоднократно поднимался ранее и неизменно вызывал резкое неодобрение со стороны значительной части горожан. Но прежде общественная дискуссия по крайней мере предшествовала принятию окончательного решения. Сейчас же губернатор выступил с заявлением о том, что по вопросу Исаакия "решение принято". Что вызвало закономерные вопросы о том, кем оно принято, когда и на каких основаниях.

Закон прямо указывает, что процесс передачи религиозным организациям государственного имущества должен носить гласный характер. Поэтому заявка церкви о намерении получить Исаакий должна была быть опубликована на сайте Смольного, затем должен был следовать этап ее рассмотрения, в том числе — в рамках специальной конфликтной комиссии, а затем губернатор должен был принять решение, также опубликовав его в интернете. Однако выяснилось, что вместо этого решение о передаче Исаакия принималось в рамках частной переписки патриарха Кирилла и Георгия Полтавченко. "Есть обращение главы церкви, высшего иерарха. Есть решение высшего должностного лица субъекта РФ. Не ищите черную кошку в черной комнате", — заявил вице-губернатор Михаил Мокрецов на вопрос о соблюдении властями законной процедуры.

Подобный порядок принятия решений по болезненным для горожан вопросам петербургские власти практикуют постоянно. Весной прошлого года на повестке дня очередного заседания топонимической комиссии — экспертного органа, который определяет, какие названия будут носить петербургские парки и улицы, — оказался вопрос об увековечении в городской топонимике памяти первого чеченского президента Ахмата Кадырова. В его честь предлагалось назвать безымянный мост в Красносельском районе Петербурга. Комиссия это предложение отклонила. Аргументов против инициативы было достаточно: топонимика Красносельского района давно сформировалась и связана она с тематикой Великой Отечественной войны; Ахмат Кадыров никак не связан с Петербургом; большинство экспертов выступают против того, чтобы давать топонимическим объектам имена исторических персон; да и социологические опросы показывают неоднозначное отношение петербуржцев к личности Ахмата Кадырова.

Однако уже через месяц вопрос о мосте Кадырова подняли снова. На этот раз инициатива исходила из Смольного. В середине мая вице-губернатор по культуре Владимир Кириллов начал приглашать экспертов топонимической комиссии "на беседы" в Смольный и убеждать их поддержать инициативу о мосте Кадырова. Тем же, кто категорически отказывался голосовать за, рекомендовали в день заседания комиссии остаться дома. В результате решение удалось провести с минимальным перевесом голосами чиновников, входящих в состав комиссии (эксперты-краеведы проголосовали против). Заседание прошло в закрытом от прессы режиме — как объяснил глава комитета по культуре Константин Сухенко, чтобы избежать "накала страстей" и не препятствовать принятию "доброго и светлого" решения. "Мне говорят: чеченцы не раз предавали Россию. А я думаю: пусть они, может быть, и предадут, но лучше мы первыми протянем руку мира. И чеченцы, может быть, протянут руку мира нам", — говорил тогда господин Сухенко.

Решение топонимической комиссии мгновенно вызвало бурю недовольства среди горожан. Резкий публичный протест выразили городские либеральные политики — "яблочник" Борис Вишневский, беспартийный Максим Резник, лидер петербургского ПАРНАСа Андрей Пивоваров. Кулуарно принятое чиновниками решение по резонансному вопросу сформировало новостную повестку, не потерявшую своей актуальности вплоть до дня голосования и активно используемую оппозицией в электоральных целях.

Полуторатысячный протестный митинг на Марсовом поле, который задумывался как "общегражданский", на деле получился политизированным и стал, по сути, первой предвыборной массовой акцией. Вслед за Ильей Яшиным (на тот момент — одним из лидеров ПАРНАСа) толпа скандировала: "Нет пособникам Кадырова!" (господин Яшин незадолго до митинга закончил работу над докладом о Чечне). Максим Резник призывал сделать принятие решений, касающихся топонимики, подконтрольным региональному парламенту (расширение прав Законодательного собрания — основная тема его публичных выступлений) и убеждал митингующих выразить свой протест в день голосования на парламентских выборах.

"Яблоко" выступило с предложением провести общегородской референдум по вопросу о мосте Кадырова (инициативу ожидаемо дважды отклонили). Но самое главное, что среди вопросов, которые предлагалось на референдум вынести, только один касался конкретного моста, а два других — процесса принятия подобных решений: должно ли учитываться при наименовании городских объектов мнение горожан и мнение депутатов. Очевидно, что скандал возник не столько из-за сути самого решения назвать мост в честь Ахмата Кадырова, а сколько из-за непубличного механизма его принятия.

Не успел утихнуть один конфликт, как разгорелся новый. В середине июня, во время Санкт-Петербургского международного экономического форума, в центре города на фасаде здания Военной академии материально-технического обеспечения торжественно открыли мемориальную доску финскому фельдмаршалу Карлу Маннергейму. На церемонии открытия присутствовали федеральные чиновники: на тот момент глава администрации президента Сергей Иванов и министр культуры Владимир Мединский.

На этот раз власти подарили удобную электоральную повестку политикам левого фланга. Депутаты думской фракции КПРФ объявили сбор подписей за демонтаж доски и обратились в прокуратуру с требованием проверить, нет ли в увековечении памяти финского военачальника, воевавшего против СССР на стороне Германии, признаков реабилитации нацизма. Доску несколько раз обливали краской, в нее стреляли, ее рубили топором. Были и попытки оспорить решение об установке доски в суде. Однако нельзя оспорить то, чего не было.

Петербургский закон "О мемориальных досках" устанавливает длительную и скрупулезную, а главное — публичную процедуру согласования установки мемориальных знаков. Однако мемориальный знак в честь Маннергейма появился в обход законных процедур. Не было ни мотивированной заявки в Смольный, ни согласования эскиза с комитетом по охране памятников, ни заседания экспертного совета по мемориальным доскам. В Смольном от скандальной доски Маннергейма дистанцировались, исходя из логики "не мы вешали — не нам и снимать".

Поскольку скандал вокруг доски Маннергейма на протяжении нескольких месяцев держался в федеральной новостной повестке, репутационно выгоднее оказалось демонтировать мемориальный знак. В октябре доску сняли по поручению Российского военно-исторического общества (РВИО), возглавляемого Владимиром Мединским (наконец хотя бы стало понятно, по чьей конкретно инициативе мемориальный знак изначально ставили). "Неоднозначная фигура Карла Маннергейма — предмет изучения и повод для дискуссий историков. При этом противозаконные действия и "война с памятниками" — вовсе не метод этой дискуссии", — заявили в РВИО, добавив, что мемориальная доска будет храниться в музее "как символ исторических споров в современном российском обществе". А также как символ скандалов, которые власти провоцируют, пренебрегая общественным обсуждением при принятии решений.