АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ
"Телец" Александра Сокурова, завоевав целых семь "Ник", стал абсолютным рекордсменом за всю 15-летнюю историю существования российской киноакадемии.Такого результата не удавалось достичь ни одному из прежних победителей конкурса. В первый же год (это было осенью 1988-го) с огромным отрывом от остальных соперников победила антитоталитарная притча "Покаяние" Тенгиза Абуладзе. Среди этих соперников были такие сильные, как "Долгие проводы" Киры Муратовой, "Плюмбум, или Опасная игра" Вадима Абдрашитова, "Чужая Белая и Рябой" Сергея Соловьева, "Одинокий голос человека" и "Скорбное бесчувствие" того же Сокурова. Но политическая актуальность только что снятого с цензурной полки "Покаяния" превысила в иерархии академиков художественные достоинства этих картин.
Шесть "Ник", присужденных "Покаянию", долгое время оставались рекордом: его не побили ни "Ашик-Кериб" Сергея Параджанова, ни "Астенический синдром" Киры Муратовой, ни даже "Небеса обетованные" Эльдара Рязанова, тоже отхватившие шесть статуэток в 1991-м. Это были еще сравнительно урожайные для кинематографа годы, когда даже такие громкие фильмы, как "Маленькая Вера", "Замри--умри--воскресни", "Такси-блюз", "Слуга", "Прорва", "Урга. Территория любви", оставались с одной-двумя наградами или вовсе без оных.
Но и когда число конкурентоспособных картин во второй половине 90-х резко пошло на спад, ни одному из лидеров — ни "Особенностям национальной охоты", ни "Кавказскому пленнику", ни "Вору" — не удалось завоевать хотя бы половину из 12 возможных "Ник". Рекорд Абуладзе и Рязанова — шесть статуэток — был последний раз повторен в 1999-м: тогда шестикратным победителем стал фильм Алексея Германа "Хрусталев, машину!". И вот из рук того же Германа получает свою режиссерскую "Нику" Александр Сокуров — ныне абсолютный рекордсмен.
Такого развития сюжета, казалось, ничто не предвещало. Картины Сокурова в середине 80-х были одними из первых "полочных", в срочном порядке выпущенных в прокат. На глазах множилась армия поклонников режиссера, еще недавно ограниченная узким кругом вгиковских киноманов. Но множились и те, кому успех Сокурова был как ножом по нежному месту. Заговорили о чуть ли не насильственной "сокуризации" кинематографа. Вокруг имени режиссера закипели баталии, неумеренные восторги чередовались с агрессивными выпадами, а любой его художественный жест воспринимался обостренно.
Сокурова часто сравнивали с Тарковским — особенно после фильма "Дни затмения", поставленного, как и "Сталкер", по мотивам произведений братьев Стругацких. Замедленный темпоритм и космический ракурс съемки, присутствие в кадре одушевленной природы, но прежде всего сильное авторское, даже мессианское начало — вот черты, объединившие двух очень разных художников: мистика и метафизика Тарковского и лирика и историка Сокурова.
В то время как на Западе "Дни затмения" вошли в несколько престижных списков "лучших фильмов всех времен и народов", на родине так называемые прогрессивные критики учиняли режиссеру разнос за разносом. Говорили об эпигонстве; о том, что в эпоху постмодерна уважающий себя Автор умер, а те, кто не хочет умирать, только делают вид, что живы. Сокуров переживал, обижался, снимал свои картины с номинаций и премий, включая ту же "Нику": он чувствовал себя, во всяком случае в Москве, во враждебной среде. Однако действенными оказались не спонтанные жесты, а фильмы. Они множились с невероятной быстротой, складывались в серии и циклы: "Элегии", "семейный" триптих, тетралогия о тиранах...
Постепенно даже те, кто напрочь не принимал раннего Сокурова, смирились с его существованием. Более того, почти каждого рано или поздно покоряла магия какой-то хотя бы одной сокуровской картины. На фильме "Мать и сын" даже самые ярые оппоненты сломались: сегодня из-под пера прежних хулителей вылетают возвышенные панегирики, а о своих прошлых грехах они предпочитают не вспоминать. Отчасти их усилиями образ Сокурова не только канонизируется, но и очищается от подлинных сложностей, сопровождавших его творческую судьбу.
Одна из ранних документальных лент режиссера называлась "Терпение. Труд". Два эти слова лучше всего объясняют те перипетии, которые пережило общественное мнение в отношении к Сокурову. Но есть еще один фактор: это "голос свыше" — то есть с Запада. Он был во многом определяющим и в формировании всероссийского культа Тарковского. Он заставил изменить свои доморощенные ориентиры и многих наших академиков. После того как Каннский фестиваль третий раз подряд выбрал в конкурс очередной фильм Сокурова, отбрив всех наших трижды заслуженных фильммейкеров, богине победы ничего не оставалось делать, как подчиниться пассионарному "Тельцу".