Когда мы говорим друг другу "йа креведко" или поминаем какого-то Карла, мы делаем очевидное: мы себе льстим.
Обозначаем свою современность, принадлежность к группе: ты знаешь Карла, и я знаю Карла, а вот она не знает. А значит, мы модные, продвинутые, мы — соль земли, а она — нет.
То есть мы понимаем, как и для чего мы используем мемы, но вот для чего мемы используют нас, знают не все. А ведь они нас используют.
Слово "мем" (не в узком смысле, применимом к интернету, а в широком — как любая самовоспроизводящаяся информация) придумал знаменитый британский этолог Ричард Докинз. Он первым сравнил созданные людьми идеи с вирусами. Некоторые идеи, выяснил Докинз, подобно вирусам, стремятся к собственным целям.
И цели у них, как и у обычных вирусов,— нехитрые: жить как можно дольше, распространиться как можно шире и воспроизводиться как можно точнее. И так же, как аденовирус заставляет нас чихать и кашлять, чтобы распространиться, "Карл" заставляет повторять его снова и снова — ровно для того же самого.
Многие мемы существуют на протяжении тысячелетий просто потому, что люди неспособны отделить зерна от плевел — отличить, что хорошо для них, а что служит лишь интересам мемов.
Мемы перевернули с ног на голову классические представления о культуре. Раньше историки и социологи вынуждены были считать, что любые, самые устаревшие традиции и обычаи приносят какую-то пользу: а иначе зачем они до сих пор существуют?
Теория мемов объяснила: всем этим "пережиткам" дела нет до того, что они пережитки,— они существуют только потому, что сумели убедить людей в собственной полезности. Кто-то привык окунать орущих детей в прорубь на Крещение, потому что уверен: это воспитает их правильными людьми, кто-то пьет мочу от всех болезней, потому что безумный доктор пару столетий назад вывел, будто это полезно для души и тела. И никакой врач не докажет этим гражданам, что это опасно для здоровья.
Мемы — это все, что мы навязчиво воспроизводим вопреки нашим, человеческим, интересам, тратя силы, время и здоровье. Коммунизм, например. Верили же вернувшиеся из сталинских лагерей беззубыми стариками пламенные революционеры, что все идет по плану и учение Маркса--Энгельса--Ленина--Сталина всесильно: признайся они себе, что революция сожрала своих создателей, им бы стало просто не для чего жить.
Или вот "нерегулируемая рыночная экономика": среди моих знакомых есть пара романтиков-рыночников, вступивших в пенсионный возраст и удивляющихся, что реформы, которым они так искренне сочувствовали, лишили их бесплатной медицины. Мемы способны создавать целые иллюзорные миры.
Хорошая метафора для большинства мемов — паразиты Cymothoa exigua — небольшие рачки, которые, попав в рот рыбам, съедают их язык, а потом приклеиваются к обрывкам мышц и... до конца дней рыбы продолжают играть роль ее языка. Рыбе эта замена не доставляет никакого дискомфорта. Точно так же о большинстве мемов нельзя сказать, вредны они или полезны.
Но встречаются среди них и откровенно небезопасные. Старообрядческое учение об "огненном крещении" — чем не мем, а сколько народу из-за него сгорело. Есть нечто тревожное в самом этом ощущении продвинутости по сравнению с окружающими, делением мира на "наших" и "не наших".
Когда в 2013 году депутат Виталий Милонов поднимал общественность против питерской выставки работ художницы, придумавшей "упоротого лиса", я поразился числу людей, поднявшихся на борьбу с несчастным чучелом: загнивающий европейский лис унижает великую русскую культуру!
Что ж, может, это и есть главный вызов нашего времени — преодолеть все эти искусственные границы между людьми, которые идеи возводят в своих собственных интересах. Осознать, что люди не делятся на тех, кто готов умереть за нерегулируемую рыночную экономику, и тех, кто готов убивать ради великой национальной культуры. Какие новые мемы нам для этого понадобятся? Или мы им.