Стартовавший на прошлой неделе 23-й фестиваль "Золотая маска" принес сенсацию: региональные театры на равных конкурируют со столичными и задают тон всему театральному процессу. Так, в номинации "Драма" в список претендентов на "Маску" вошли аж 28 спектаклей (против 19-20 в прошлые годы). И почти половина списка — не Москва и не Санкт-Петербург, а такие города, как Глазов, Кемерово, Норильск, Тверь и Шарыпово, вообще представленые на фестивале впервые. Эксперты говорят о "театральной революции регионов". Почему выражение "культурная провинция" уходит в прошлое, а регионы гордятся "театральным возрождением", выяснял "Огонек"
Фото: Lucy Jansh / пресс-служба фестиваля "Золотая Маска"
Фото: Елена Лехова / пресс-служба фестиваля "Золотая Маска"
Фото: Фрол Подлесный / пресс-служба фестиваля "Золотая Маска"
Фото: Виктор Дмитриев / пресс-служба фестиваля "Золотая Маска"
Фото: Валентина Певцова / пресс-служба фестиваля "Золотая Маска"
Про театральное возрождение в глубинке, которая по смелости новаторства конкурирует сегодня с ведущими столичными театрами, Огоньку рассказала председатель экспертной комиссии "Золотой маски" Алена Карась.
— В этом году "Золотая маска" номинировала рекордное количество региональных театров, заговорили даже о своеобразной "театральной революции регионов". Это так?
— Все прошедшие годы в стране шла интеграция столичного и регионального театра, экспансия модных фигур и идей из столиц в регионы. И вот сегодня мы видим ее результат. Появилась даже мода на региональный театр. Это может стать сюрпризом для части нашего Минкульта, где до сих пор полагают, будто бы "провинция" является оплотом некой традиции, что она будет нам дарить "скрепы" и консервативные ценности. И, таким образом, "спасать" погрязший в чуждых ценностях столичный театр. Это вовсе не так. Региональный театр оказался в русле новаторских процессов. Сегодня мы все чаще номинируем на "Маску" малые города России — театры там сегодня очень популярны и интересны. В этом году их как никогда много в конкурсной программе "Маски".
— Можно ли сегодня назвать лидеров этой "революции регионов"?
— Конечно. Это Красноярск, Новосибирск, Екатеринбург, Воронеж, Пермь. Это крупные города, тут понятно, они держат марку.
— Есть такое представление, что региональный театр в России не может конкурировать на равных со столичными театрами.
— Жизнь опровергает это утверждение. Тут мы наблюдаем два встречных процесса. Благодаря новым информационным технологиям, а также общероссийским площадкам-фестивалям региональный театр сегодня на равных представлен на рынке. Эти площадки — крупные региональные фестивали — "Реальный театр" в Екатеринбурге, красноярская "Театральная весна" или, например, замечательный фестиваль "Новосибирский транзит". Благодаря им у регионов есть возможность конкурировать со столичным театром на равных и даже задавать тон в театральном процессе. С другой стороны, есть такое явление, как режиссерская Лаборатория под руководством Олега Лоевского (основатель и художественный директор фестиваля "Реальный театр".— "О"), которая открывает возможность новаторских постановок режиссеров, выпускников театральных вузов Москвы и Петербурга. Большое количество молодых столичных режиссеров сегодня либо возглавляют региональные театры, либо ставят в них. Так происходит взаимный обмен людьми и идеями.
— Выпускники столичных вузов возвращаются, условно говоря, на малую родину?
— Вовсе нет. Вот, например, Роман Феодори, выпускник петербургской театральной школы. С 2011 года он возглавляет Красноярский театр юного зрителя. Вместе со своим соавтором, художником Ахмедовым, они создали театр высокого, вполне мирового уровня. Критики иногда упрекают его, что он повторяет идеи и ходы выдающегося режиссера Роберта Уилсона. Но у него есть работы совсем в другой эстетике. Он дарит детям возможность видеть такой высокий уровень — искусства, фантазии. Для него это и миссия, и карьерный рост. Окажись он в Москве, он вряд ли бы вышел на такие позиции, а главное — не стал бы лидером огромного региона.
Но есть и другой пример. Родион Букаев, окончивший Суворовское училище и факультет культуры Военного университета Министерства обороны, несколько лет возглавлял театр в Ельце. Он как-то сказал, что хочет потратить десять лет жизни, потому что меньше бессмысленно, чтобы сделать театр в Ельце интересным местом. Таких людей надо на руках носить, потому что их очень мало. Увы, в конечном итоге ни директор театра, ни власти города эту его миссию не поддержали. И Родион, проработав меньше трех лет, уехал из Ельца в Краснодар.
— Есть неудачные примеры экспансии столичных режиссеров, как, например, с Эдуардом Бояковым в Воронеже. Почему в одном регионе складывается, в другом нет?
— У Эдуарда Боякова почему-то не сложилось в Воронеже, в то время как у Михаила Бычкова (руководитель Платоновского фестиваля.— "О") там же — получилось. Сегодня Воронеж считается крупнейшим театральным регионом. Конечно, Платоновский фестиваль во многом получился потому, что губернатор и его супруга проявляют к театру большой интерес.
— Будем откровенны, успех или неуспех театра зависит во многом от позиции местных властей, губернатора и в конечном итоге от его вкуса?
— Власть либо позволяет идти каким-то театральным процессам — и она же способна полностью их перекрыть. Тот же Воронеж, по идее, должен был бы стать оплотом консерватизма, как у нас говорят. Воронежцы живут на рубежах страны и во многом осознают себя "людьми границы", то есть обязанными защищать "ценности". Но когда во время Платоновского фестиваля ты ходишь по ночным улицам Воронежа, куда теперь приезжают гости со всего мира, видишь веселых, радостных, с горящими глазами горожан, в том числе и пожилых. "Видели ли вы эту выставку советского нонконформизма? Можете ли вы попасть на Уилсона?..." Там такая же атмосфера, как на любом европейском фестивале.
— Но ведь, наверное, в принятии или непринятии театра многое зависит от города, от людей...
— И это верно. Приведу в пример другой театральный фестиваль — в Пскове. Тоже на границах нашей родины, но других.
— Там был скандал — пару лет назад запретили спектакль "Банщик", который готовила режиссер "Театра.doc" Варвара Фаэр...
— Там постоянно скандалы. Я только приехала оттуда, с Пушкинского театрального фестиваля. Там люди уходили со спектаклей, вообще оказались очень строги и к Николаю Коляде, и к московскому искателю новых путей Климу, чей спектакль "Сказки для взрослых" по сказкам Пушкина псковский зритель не принял — он показался им слишком провокативным, деструктивным по отношению к "нашему всему". Особая твердокаменность этого города сродни его крепостям и форпостам. Вероятно, там придется десятилетиями работать над тем, чтобы создавать новую среду, которая сможет принять новый театр.
Но дело не только в консерватизме людей. Вот Норильск. Сегодня многие забывают, что там не только самый северный в мире театр, но что это страшнейшее место ГУЛАГа, где помимо лагеря-стройки (Норильлаг-1) был создан и действовал Норильлаг-2, где было уничтожено множество людей, прежде всего с присоединенных территорий Западной Украины, Прибалтики, Белоруссии. Первое, что вы видите в городе,— постиндустриальный и индустриальный пейзаж, очертания заброшенных заводов и лагерных построек. Обычно выражение "мы все наследники либо тех, кто сидел, либо тех, кто сажал" воспринимается как метафора, но в Норильске это буквально так. И вот они приходят на спектакль, который сделала Анна Бабанова, главный режиссер, худрук театра,— "Жди меня", о художниках, ученых, узниках Норильлага, и смотрят спектакль сдержанно, кажется, даже равнодушно. При этом в городе очень хорошая культурная среда, театральные традиции — там и Смоктуновский был, и Жженов, и интеллигенция рабочая, инженерная. И власть, и бизнес хорошо относятся к театру — взять хотя бы культурные проекты "Норникеля". Я думаю, люди там просто не хотят впускать в себя что-то болезненное. Видимо, это связано с подсознательной травмой. Она настолько глубока, что они даже не понимают, что этот спектакль — о них. В этом миссия сегодняшнего театра — он помогает людям увидеть свое место, свой город в другом свете, в перспективе большой истории.
— Региональная власть часто занимает сторону традиционалистов, как в случае с "Тангейзером" Тимофея Кулябина в Новосибирске. Власть считает: "пусть будет лучше предсказуемый театр, зато люди будут довольны".
— Как правило, так и происходит. Но бывают и тут интересные случаи. Вот город Кемерово, новый театр. Его директор, прежде долгое время руководивший кукольным театром, придерживается вполне консервативных взглядов. Одновременно он поддерживает молодого главного режиссера театра Антона Безъязыкова, выпускника питерской театральной школы. Он поставил "Мирение. Телеутские новеллы" по пьесе Марии Зелинской и Вячеслава Дурненкова (они номинированы в новой категории "Маски" "Лучшая работа драматурга"), сделанной в жанре вербатим — истории про маленький народ, телеутов, которых осталось совсем немного, и вот его представители рассказывают о себе. Этот спектакль тоже номинирован на "Маску".
— Есть еще примеры постановок в жанре вербатим?
— Я не скажу, что это мейнстрим, но очень активная часть современного театра. В Барнауле был замечательный спектакль, поставленный когда-то Романом Феодори,— "Деревни.net". Драматурги и актеры поехали в местные деревни, прожили там какое-то время и привезли оттуда уникальные рассказы. Вообще это явление, как и развитие социального театра сегодня, в огромной степени результат подвижнической работы театрального критика Елены Ковальской. Большую работу документального театра памяти делает Анастасия Патлай из "Театра.doc". В Улан-Удэ в Русском театре идет замечательный спектакль "Дежавю" — он посвящен памяти жертв политических репрессий 1930-х годов, так называемому процессу бурятских националистов, когда в этом регионе уничтожался буддизм. Память об этом очень болезненна до сих пор, и театр по мере сил эту травму помогает проговорить, изжить. Такую же работу мы видим в Якутии, в Башкирии (спектакль "Джут" о голодоморе в Казахстане в середине 1930-х годов, будет показан в специальной программе "Маска Плюс").
— В театре гораздо меньше денег, чем, допустим, в кино; зато больше свободы творчества. И региональный театр, как подтверждает практика, может существовать без больших бюджетных денег, лишь бы не мешали?
— Парадокс. Большинство театров ведь у нас — государственные. Кризис и различные реформы поставили многие театры буквально на грань выживания. И при этом, вы правы, театр во многом гораздо свободнее. Я думаю, тут дело в онтологических свойствах самого отечественного театра. Действительно, театр в XX веке, как и в XIX, оставался кафедрой, приняв на себя функции просвещения. И, конечно же, важна его коммуникационная роль: театр в регионах стал для зрителя подчас единственным собеседником, с которым можно обсудить серьезные темы.
— И все-таки, за счет чего театры выживают? Ведь деньги из региональных бюджетов наверняка небольшие.
— Большинство театров больших и малых — это, конечно, государственные. Их дотирование — загадочная и парадоксальная вещь. Выживают они в основном неведомым миру способом, за исключением тех крупных региональных театров, которые имеют сильную губернаторскую поддержку.
В маленьком городе Глазове в Удмуртии — атомная промышленность и... маленький театр "Парафраз" Дамира Салимзянова. Он здесь работает больше четверти века. Сейчас в городе 93 тысячи жителей. Дамир грустно шутит: пока в городе было 100 тысяч, власти поддерживали театр, поскольку считается, что в городе со 100-тысячным населением театр существовать может, а в меньшем — нет. Но они существуют, хотя и очень бедно. Спектакль "Процесс" по Кафке выдвинут на "Золотую маску" в этом году. Отыграв спектакль или после репетиции актеры идут домой, порой — за город в свои маленькие домики. Они не могут потратить лишние деньги на кафе. И когда такое видишь, столичный снобизм как-то улетучивается сам собой.
Или возьмем еще один малый театр — "Грани" из города Новокуйбышевска Самарской области. Это очень маленькая труппа из 8 человек, по-моему. Кстати, театр частный — директор не хочет никакого другого статуса. Они арендуют помещение в местном ДК. Но Новокуйбышевск обожает этот необыкновенный театрик. Видимо, тоже относится к нему как к чуду.
Алена Карась, эксперт конкурса «Золотая маска»
Есть общее заблуждение, что провинция является оплотом традиции, что она отвечает за "скрепы". Этот вовсе не так. Регионы сейчас как раз совершают новаторский прорыв
Фото: ТАСС
Досье
Недалеко до столиц
Новосибирск
В нулевые в Новосибирск летали на спектакли помпезного "Сибирского Колизея" — Театра оперы и балета, где Дмитрий Черняков поставил свою легендарную "Аиду". Сегодня в Новосибирске имеет смысл смотреть спектакли театра "Красный факел" — на гастроли постановок его главного режиссера Тимофея Кулябина в Москве попасть решительно невозможно.
Екатеринбург
"Провинциальные танцы" и Татьяна Баганова сделали Екатеринбург столицей российской современной хореографии еще в 1990-е годы. В 2010-е город стал еще и Меккой классического танца: директор местной оперы Александр Шишкин не прогадал, пригласив худруком балетной компании экс-премьера Мариинского театра и Ковент-Гардена Вячеслава Самодурова. Вернувшись на родину из Лондона, в 2010-м он успешно дебютировал как хореограф на сцене Михайловского театра, но главной надеждой русского балета — и трижды лауреатом "Золотой маски" — стал именно в Екатеринбурге.
Пермь
Пермская опера сегодня — такое же место силы, каким в девяностые и нулевые был Мариинский театр. Традиционный маршрут массовой сезонной миграции российских культурных туристов изменился с воцарением на берегах Камы маэстро Теодора Курентзиса: если раньше просвещенные меломаны ехали открывать и закрывать оперный сезон в Петербург, то сегодня накануне премьер с участием греческого дирижера билетов на прямые авиарейсы в Пермь не достать днем с огнем. Впрочем, в городе есть что посмотреть и в те дни, когда Курентзис гастролирует в Европе: Пермь известна на всю страну балетной труппой под руководством Алексея Мирошниченко и драматическим "Театром-театром" Бориса Мильграма.
Воронеж
Ежегодный летний Платоновский фестиваль — любимое детище худрука воронежского Камерного театра Михаила Бычкова. Платоновский представляет уникальную для России и принятую повсеместно в Европе типологию городского фестиваля искусств, ориентированного на максимально широкий охват аудитории и обращенного одновременно к самым разным возрастным и социальным группам (публику в Воронеже холят и лелеют в прямом смысле с пеленок, недаром для самых маленьких здесь предусмотрен форум детского театра "Маршак"). В разнонаправленной программе ставка сделана на универсализм и всеохватность: отсутствуют иерархии, отменена полемика между "высоким" и "низким", устранены барьеры между жанрами и видами искусств. В прошлом году спектакли лучших театров России соседствовали в афише Платоновского с джазовым опенэйром, а обширная программа world music — с курируемой Наумом Клейманом ретроспективой Сергея Эйзенштейна.
Кострома
Иван Естегнеев и Евгений Кулагин превратили Кострому в главный отечественный форпост современного танца: на арт-площадке "Станция" работают лучшие российские и зарубежные хореографы, а компанию "Диалог Данс" хорошо знают за пределами страны — на европейских театральных фестивалях она выступает так же регулярно, как на "Золотой маске".
Казань
Руководство Татарстана с недавних пор последовательно декларирует курс на всеобщую модернизацию, в том числе и в сфере культуры. На театральной сцене Казани в этом направлении наиболее последовательно работает курируемая фондом "Живой город" независимая площадка "Угол" — здесь в чести поиск и эксперимент, а афиша составлена из постановок перспективных молодых режиссеров от Дмитрия Волкострелова до Романа Феодори. Каждое лето "Живой город" проводит несколько театральных лабораторий под открытым небом: одна из них проходит прямо на улицах Казани, другая, с очевидным не только художественным, но и туристическим потенциалом,— на острове-граде Свияжск, с сумасшедшей красоты видом на Волгу.
Астрахань
Город, появившийся на театральной карте России сравнительно недавно, с тех пор как бразды руководства местной оперой принял амбициозный тандем режиссера Константина Балакина и дирижера Валерия Воронова. Авторский театр с заметным уклоном в сюрреализм — совсем не то, чего ждешь в ленивом южном портовом городе, но Балакин упорно гнет свою репертуарную линию уже который сезон и подчас добивается выдающихся художественных результатов: чего стоит только нашумевшая версия "Пиковой дамы" Чайковского, словно бы увиденной глазами Рене Магритта. В этом году на "Золотой маске" постановка монументальной оратории "Осуждение Фауста" в режиссуре Балакина будет соперничать с трактовкой этой же партитуры Гектора Берлиоза, осуществленной в Большом театре Петером Штайном.