13 марта 1907 года Московский окружной суд рассмотрел дело крестьянина Николая Михалина, в октябре 1905 года забившего насмерть ветеринарного врача Николая Баумана, и приговорил его к полутора годам заключения. Суд так и не смог установить все обстоятельства убийства самой знаменитой жертвы первой русской революции. И вскоре в дело вмешались Правительствующий сенат, министр юстиции и император Николай II.
«Картина была не только величественна, но и трогательна. В этих соединенных руках чувствовалась мощь объединенного общими интересами народа»
Фото: Фотоархив журнала "Огонёк"
"Тысячи голосов пели "вечную память""
Дело об убийстве ветеринарного врача и верного большевика-ленинца Н. Э. Баумана приобрело, как бы теперь сказали, огромный общественный резонанс два дня спустя после его смерти, 20 октября 1905 года. В тот день в Москве похороны революционера превратились в еще более грандиозную манифестацию, чем та, которую он пытался организовать в день своей гибели. 21 октября 1905 года газета "Русский листок" писала:
"Первым впереди процессии над толпой колышется стяг с надписью: "Да здравствует вооруженное восстание и Учредительное собрание на началах прямого, равного и тайного голосования". Под ним сгруппировались партии социал-демократов и социал-революционеров. За ним следует второй: "Пролетарии всех стран, объединяйтесь!" Затем третий: "Российская социал-демократическая партия рабочих". Вот четвертый с надписью: "Требуем Учредительного собрания и всеобщего, прямого, тайного голосования!" Вот проходят знаменоносцы с пятым стягом. На нем надпись: "Долой самодержавие, да здравствует временное революционное правительство и республиканский строй!" За пятым стягом идет шестой и другие... Позади ехали санитарные кареты "Красного креста". Под звуки похоронного марша шествие дошло до Межевого института, останавливаясь у церквей: тысячи голосов пели "вечную память". У Межевого института процессию должны были встретить салютом из ружей, но распорядители, согласно желанию толпы, этот пункт программы отменили...
Порядок дня при шествии образцовый. Еще у Технического училища, где находилось тело убитого, рабочие, студенты, интеллигенция и вообще все присутствовавшие стали в стройные колонны по нескольку сот человек, по десяти-пятнадцати лиц в ряд. Каждый ряд представлял как бы стену, все его составлявшие держали друг друга за руки.
Картина была не только величественна, но и трогательна. В этих соединенных руках чувствовалась мощь объединенного общими интересами народа.
Почти при самом выходе процессии из Технического училища чуть было не произошел переполох. Кто-то крикнул: "Казаки, казаки!", и несколько человек ринулись в разные стороны. В стройных колоннах произошло замешательство: малодушные, бросив руки соседей, бросились бежать; но вот из толпы к этому месту быстро подошло несколько десятков студентов разных высших учебных заведений, они мужественно остановили толпу, успокоив ее тем, что никто не посмеет сейчас подойти к ней и безнаказанно ее тронуть, так как здесь в процессии участвует вооруженная "боевая дружина"".
Но боевая дружина была не только у революционных студентов. Возвращавшихся с похорон в центре города кроме полицейских и казаков ожидали вооруженные члены проправительственных организаций. "Русский листок" сообщал:
"На случай могущей произойти встречи с противной партией или казаками и могущих возникнуть при этом беспорядков молодежи строго было запрещено стрелять первыми. Открыть же огонь рекомендовалось только ввиду крайней необходимости.
Толпа таяла, рассеиваясь по городу, и к Манежу подходила небольшая часть ее. Когда они поравнялись со зданием университета со стороны Никитской улицы, то к ним подбежали товарищи и сказали, что около ресторана "Петергоф" толпа черносотенцев загородила дорогу случайно проходившим нескольким студентам и что даже двое из них при возникшем недоразумении уже ранены ножами. Тотчас же молодежь распорядилась выслать вперед "боевую дружину" в числе 30 человек. Последняя, а сзади нее и другие выстроились поперек улицы от университета к Манежу, как раз против указанного противника.
Освещавшие до того времени противников два электрических фонаря у гостиницы "Петергоф" погасли, толпа же "боевой дружины" студентов была ярко освещена.
Со стороны гостиницы "Петергоф" послышался какой-то гул, возгласы, а затем раздался дружный залп, по одной версии — ружейный, по другой — револьверный. Среди учащейся молодежи раздались стоны, упало несколько человек раненых. Раненых стали поспешно подбирать товарищи, а боевая дружина ответила залпом противнику. Надо полагать, что пули дали перелет, так как о раненых с той стороны не было слышно.
Молодежь легла на землю и дала отстрел лежа
После этого произошла ужасная и еще более непонятная история. Стоявший впереди противник опять ответил выстрелами, но в это время в толпу учащейся молодежи были произведены выстрелы сзади — со стороны книжной лавки и сбоку от Манежа. Молодежь легла на землю и дала отстрел лежа, а после открылись ворота нового университета и выбежавшие на помощь своим товарищи стали увлекать их внутрь двора. Туда же поспешно вносили раненых и убитых. Молодежь уже перестала отстреливаться, но выстрелы от манежа уже переменили направление и гремели над их головами, во дворе университета, и ударялись в окна".
Газета писала и о печальном итоге траурного дня:
"Кареты ежеминутно наполнялись ранеными, а их все еще было много. Всего в университете зарегистрировано в первое время перестрелки до 70 раненых и 6 убитых".
Благодаря многочисленным публикациям о трагедии в день похорон Баумана его имя стало широко известным, а дело о его убийстве приобрело особое значение.
"Убил, видя в нем врага правительства"
Об обстоятельствах преступления министр юстиции И. Г. Щегловитов в 1907 году докладывал императору Николаю II:
"18 октября 1905 года в г. Москве во время происходивших в те дни противоправительственных демонстраций на Немецкой улице во главе толпы, шедшей с красными флагами в руках, появился ветеринарный врач Николай Эрнестович Бауман. Выхватив из рук одного из участников шествия красный флаг, Бауман сел в извозчичью пролетку и, держа означенный флаг в руках, быстро поехал по направлению к Покровке. В это время стоявший на тротуаре, среди публики, Михалин подбежал к пролетке и замахнулся бывшей у него в руках железной палкой на Баумана, но последний успел соскочить с пролетки и бросился бежать. Тогда Михалин погнался за убегавшим и, настигнув его посреди улицы, нанес Бауману той же палкою удар по голове, а когда тот упал на мостовую, еще несколько раз ударил его палкою по голове, раздробив потерпевшему череп, от каковых повреждений Бауман в тот же день скончался.
Вслед за этим Михалин добровольно явился во второй полицейский участок Басманной части и чистосердечно сознался в учиненном им преступном деянии, объяснив, что, возмущенный действиями революционных партий, он убил Баумана, видя в нем врага правительства".
В участке и потом на суде Михалин повторял, что он пять лет преданно служил царю и Отечеству в Лейб-гвардии Конном полку и с тех пор ненавидит врагов престола внутренних не меньше, чем внешних. Вот только это была единственная часть его показаний, безоговорочно подтвержденная свидетелями.
О деталях убийства допрошенные полицией и судом участники демонстрации, которую собирался возглавить Бауман, и рабочие фабрики Щапова, среди которых находился Михалин, давали прямо противоположные показания.
Рабочие рассказывали, что в момент, когда Михалин пытался вырвать у Баумана знамя, революционер стрелял в него из револьвера, и только после этого бывший конногвардеец ударил его по руке палкой, а потом погнался за смутьяном. Демонстранты же утверждали, что Бауман не стрелял и что Михалин набросился на него злобно и беспричинно. Отрицали они и то, что кто-то из боевой дружины, собранной для охраны от казаков и полиции, стрелял в бегущего за Бауманом Михалина.
Очевидным было только одно. Из-за начавшейся стрельбы большинство демонстрантов разбежались и шествие к Таганской тюрьме, из которой организаторы демонстрации собирались освободить заключенных, не состоялось.
Пока шло разбирательство, Михалин совершил еще одно преступление — в мае 1906 года украл самовар, за что 28 июня 1906 года был приговорен к заключению в тюрьме на четыре месяца. Но вынести окончательное решение по делу об убийстве Баумана оказалось гораздо сложнее.
"В путях монаршего милосердия"
«Выхватив из рук одного из участников шествия красный флаг, Бауман (на фото) сел в извозчичью пролетку»
Фото: Фотоархив журнала "Огонёк"
В докладе министра юстиции императору говорилось:
"Преданный суду московского окружного суда за убийство в состоянии раздражения крестьянин Тамбовской губернии Козловского уезда Спасско-Ляпинской волости села Троицко-Ивановского Николай Федотов Михалин, 29 лет, приговором названного окружного суда 13 марта 1907 года, постановленным по совокупности с приговором московского столичного съезда мировых судей от 28 июня 1906 года, присужден был к лишению всех особенных прав и преимуществ и отдаче в исправительное арестантское отделение на один год и шесть месяцев с последствиями по ст. 58.1 и 58.2 улож. о наказ.".
Однако Михалин не согласился с этим несправедливым, как он счел, приговором. Ведь он, как его и учили во время службы, защищал государственный строй. И тех, кто стрелял в студентов в день похорон Баумана, никто к суду не привлекал. Михалин подал жалобу в высшую судебную инстанцию империи — Правительствующий сенат.
"Принесенная,— писал Щегловитов,— названным осужденным на означенный приговор кассационная жалоба определением Правительствующего Сената 5 мая сего года оставлена была без последствий".
И тогда Михалин обратился в самую высокую инстанцию — к императору Николаю II. Причем его просьбу о помиловании поддержал московский генерал-губернатор генерал-лейтенант С. К. Гершельман, который, несмотря на судимость Михалина за воровство, дал о бывшем конногвардейце лестный отзыв. К просьбе осужденного благосклонно отнесся и император.
«Они мужественно остановили толпу, успокоив ее тем, что никто не посмеет сейчас подойти к ней и безнаказанно ее тронуть, так как здесь в процессии участвует вооруженная “боевая дружина”»
Фото: Фотоархив журнала "Огонёк"
"По высочайшему Вашего Императорского Величества повелению,— говорилось в том же докладе министра юстиции,— главноуправляющий канцелярией по принятию прошений препроводил мне для доклада вашему величеству всеподданнейшую просьбу лишенного всех особенных прав и преимуществ Николая Михалина о помиловании вместе с отзывом московского генерал-губернатора, в коем генерал лейтенант Гершельман, свидетельствуя о безупречном прошлом Михалина, просит об удовлетворении, в путях монаршего милосердия, его ходатайства.
Независимо от сего о том же ходатайствует во всеподданнейшем прошении сожительница названного Михалина мещанка г. Можайска Елена Тихомирова".
Рассмотрев все обстоятельства, министр юстиции предложил:
"Михалин содержится по настоящему делу под стражею с 23 марта 1907 года, а с 5 мая сего года отбывает определенное ему наказание.
По соображении изложенного я нахожу, что Михалин впал в описанное преступление в эпоху революционного движения, когда под влиянием массовых демонстративных действий противоправительственных партий, безмерно оскорблявших патриотические чувства верных сынов отечества, раздражение последних против виновников смуты достигло крайнего напряжения и выразилось наконец в актах насилия над крамольниками. Посему и во внимание к предстательству за осужденного генерал-лейтенанта Гершельмана, а также в виду чистосердечного сознания осужденного, добровольно отдавшегося в руки правосудия, и понесенного уже им наказания содержанием в течение около 6 месяцев под стражею, которым он в достаточной мере искупил свою вину не только за убийство Баумана, но и за учиненную им после этого маловажную кражу, я, со своей стороны, полагал бы возможным даровать лишенному всех особенных прав и преимуществ Николаю Федотову Михалину помилование.
На приведение сего предположения в исполнение всеподданнейше испрашиваю всемилостивейшего Вашего Императорского Величества соизволения".
16 сентября 1907 года Николай II согласился с предложением Щегловитова, и Михалин был освобожден. Но история его преступления и наказания на этом не завершилась.
Есть информация о том, что в 1925 году его арестовали и расстреляли. Ведь самое существование Михалина представляло угрозу для создававшейся легенды о правящей партии, которая с первых дней своего существования пользовалась доверием и любовью простого народа. А как устраняются такие опасности — организованно, государственными органами или спонтанно, спровоцированными официальной пропагандой частными лицами,— никогда не имело принципиального значения.