К драматическому финалу самодержавия в России приложили руку представители практически всех околовластных элит, которые власть веками считала опорой трона
Отречение императора в ночь на 2 марта 1917-го в царском вагоне. Слева направо: министр двора В. Фредерикс, генерал Н. Рузский, депутаты Госдумы В. Шульгин и А. Гучков, император Николай II
Фото: РИА Новости
Крах монархии в России — это в значительной мере крах сословной системы, которая для поддержки этой самой монархии и была создана. К февралю 1917-го "поплыла" вся система. На каких столпах она стояла?
Потомственное дворянство. Согласно последней переписи населения России (1897 год), в 50 губерниях европейской части страны проживало 885 754 потомственных дворян обоего пола. В иных частях империи, прежде всего в Польше и на Кавказе, еще 334 415 дворян, большей частью из нерусских этнических групп. Итого 1 220 169 человек, или 1 процент населения (Брокгауз и Ефрон). Личных дворян (пожизненное звание без права передачи потомкам) отдельно не считали, при переписи их записывали в одну группу с чиновниками недворянского происхождения — все вместе это еще 630 119 человек, или 0,5 процента населения. Правомерно эти две группы примкнуть к потомственному дворянству в том смысле, что вместе они и составляли главную социальную опору самодержавия, а впоследствии стали самым значительным резервом Белой армии, которая, впрочем, сражалась уже не за царя и даже не за монархию.
Высшая бюрократия, военная верхушка и придворная свита — вот три элиты, которые можно назвать царскими в полном смысле этого слова (счет шел на десятки тысяч человек, меньше десятой доли процента в масштабах империи). Все наперечет потомственные дворяне, если и были исключения, то главным образом в военной среде (генералы Корнилов, Деникин, Алексеев вышли из "народа"). Объединяющим признаком этих элит служила их принадлежность к высшим (от I до IV) классам "Табели о рангах", по которой российское общество складывалось в течение двух веков — с 1722 года, когда оную учредил Петр I. С ней же империя и сошла в небытие.
Теперь внимание — вопрос: почему все эти элиты, веками прикормленные, "сдали" царя?
Кризис бюрократии
Выдающийся американский исследователь, отлично ориентирующийся в архивах, Сеймур Беккер в своей книге "Миф о русском дворянстве" предлагает обратить внимание на революцию 1905 года как на "стартовую позицию": "Как система самодержавного господства, так и режим правовых привилегий были серьезно повреждены, хотя недостаточно серьезно, чтобы изменить природу власти".
Вот в этом и дело: привилегии были повреждены "серьезно", но все же еще недостаточно, чтобы преобразовать отношения власти и общества. Да такой задачи власть перед собой и не ставила, напротив, всячески противилась ей. На дворе стоял уже 1913-й, тучи войны сгущались, а император предлагает министру внутренних дел Н. А. Маклакову "вернуться к прежнему спокойному ходу законодательства". На вопрос, что это значит, был ответ: когда две законодательные палаты не смогут прийти к согласованному решению, класть ему на стол мнения большинства и меньшинства, он и решит, какое из них принять.
Координировать работу, не вникая в детали, слушаться только своего "внутреннего голоса" — к этому стилю приспособилось и правительство, подотчетное только царю. "На любом заседании,— пишет в своей книге "Февральская революция" русский эмигрантский историк Георгий Катков,— министры могли узнать, и часто узнавали, что один из их коллег был уволен государем от должности и заменен кем-то другим". Чаще всего это случалось с министрами внутренних дел: Николай II сменил их 23 раза.
До поры до времени с этими "ручными кабинетами" мирилась и Дума, но когда разразилась мировая война, когда всей стране пришлось напрячь силы, именно Совет министров стал яблоком раздора между Зимним и Таврическим дворцами: Дума требовала создать "правительство народного единства", император предпочитал поступать, как ему велел "внутренний голос". Эти два вектора в итоге круто разошлись: думская оппозиция набирала вес и обрела сторонников даже в Зимнем дворце, а там в критические минуты Александра Федоровна советовала Николаю II успокаивать нервы, расчесывая волосы старца Григория Ефимовича...
На самом деле кризис чиновной элиты вызревал веками. Механизм власти, заложенный "Табелью о рангах" 1722 года, начал давать сбои уже в XVIII веке, в XIX стал тяжкой обузой, а в ХХ — и вовсе анахронизмом. Вся петрова "Табель" была рассчитана на занятие всего 263 гражданских должностей — выше чин, выше и стол,— а в 1897 году, когда в переписных листах возникла графа и для деловых женщин, одних только чиновниц было уже 38 тысяч ( с чиновниками — 435 818). Ну какая "Табель" может вместить такое чернильное племя да еще с прицелом на будущее дворянство? Изначально своей "Табелью" Петр ставил барьер местничеству, "дабы тем охоту подать к службе", выбирать по способностям, а не по "породе". Теперь же пришлось официально учредить разряд "внетабельного чиновничества" и "приписных чиновников" (последние работали только за вознаграждение, без зарплаты). В новые времена никакая "Табель" должности не гарантировала.
Тесно стало и в высших классах "Табели", с IV по I, там тоже часть элиты оказалась на "приписных правах" — попросту говоря, должностей на всех, кто выслужил чин, не хватало. Элита ворчала. Между тем в "Свите его императорского величества" в 1914 году числились 51 генерал-адъютант, 64 генерал-майора и контр-адмирала и 56 флигель-адъютантов, несколько сотен статс-дам, камер-фрейлин и фрейлин. После отречения Николая II только в этом избранном кругу звучало сочувствие к нему - в быту это был мягкий, добрый человек...
Измена военных
Когда императора "брали", министр железных дорог был убит, в его кабинете сидел комиссар Временного комитета Государственной думы Бубликов, он и мотал императорский поезд 40 часов по забитым путям так, чтобы загнать его в Псков, где ждали генералы Алексеев и Рузский, главные исполнители заговора против царя.
"Гучков (лидер октябристов в Государственной думе.— "О") утверждал, что план государственного переворота был составлен задолго до конца 1916 года, но он не уточнил даты и отказался назвать своих сообщников,— свидетельствует Георгий Катков в книге "Февральская революция" (это не из вторых рук, в эмиграции автор встречался со многими героями Февраля).— Согласно плану, переворот должен был состоять из двух независимых акций, при участии ограниченного числа воинских частей. Первая акция заключалась в остановке императорского поезда где-нибудь между Царским Селом и Ставкой, с тем чтобы вынудить государя к отречению. Одновременно должна была произойти демонстрация войск петроградского гарнизона, как во время восстания декабристов".
После отречения была совместная поездка в Ставку, в Могилев: попрощаться с войсками. Могилев встретил Николая II "Марсельезой" и красными флагами (вопреки общепринятому мнению их выбрали не большевики, а победители Февраля). Как могли высшие армейские командиры, элита элит, нарушить присягу, данную пленнику, который всего несколько дней назад был их главнокомандующим?
Мало кому известный анализ их "клятвопреступничества" содержит книга военного психиатра Н.В. Краинского "Психофильм русской революции". Уж он-то знал Белую армию, ее солдат и вождей с той стороны, куда обычному человеку не заглянуть (судя по всему, его уникальным опытом заинтересовался и лично Иосиф Сталин, удовлетворивший в 1946-м просьбу военврача вернуться в СССР, где ему вернули все ученые степени, профессорскую кафедру). Так вот, свидетельствует Краинский, монархически настроенная солдатская масса Белой армии не понимала своих командиров, которые в Феврале "сдали" императора и поддержали лозунг о "непредрешенчестве" будущей государственности России.
Это пункт принципиальный: после отречения Николая (в пользу брата) великий князь Михаил подписал манифест, в котором не отрекался от короны, а полагался на грядущее "всенародное волеизъявление" по форме государственного устройства, которое должно было принять Учредительное собрание. Как известно, его разогнали большевики, но это случилось в январе 1918-го, а с идеей "непредрешенчества" не только лидеры думской оппозиции, но и представители высшего генералитета носились задолго до Февраля. И чем хуже шли дела на фронте, чем тяжелей было в стране, тем привлекательней она становилась, как бы заранее облегчая совесть: решаю не я, решит народ. Речь, по сути, о том, что разложена была не солдатская масса (она разложилась потом), а генеральская — вот в чем один из секретов победы Февраля.
Напомним: по состоянию на 1 января 1914 года генеральская элита числила 1263 человека. В Гражданскую войну шатание в этих умах перешло в новую фазу — не случайно многие из них пошли служить в РККА. А тогда, в феврале 1917-го, из высшего генералитета только два (!) командира соединениями остались верны Николаю II — генерал Федор Келлер, командовавший 3-м конным корпусом, и генерал Гесейн Хан Нахичеванский, возглавлявший Гвардейский кавалерийский корпус...
Потерянное сословие
Впрочем, представления о монархически настроенном в массе своей "низовом дворянстве" весьма условны: на финише империи это сословие было уже не столько "опорой трона", сколько гирей, тянувшей вниз. Начнем с того, что вскоре после вступления Николая II на престол целых три года — с 1898-го по 1901-й — работало Особое совещание по делам дворянского сословия, на которое возлагались надежды не меньшие, чем в свое время на Освободительную реформу 1861 года. С той разницей, что тогда крестьян спасали от крепости на помещичьей земле, а теперь дворян — от рынка. Тогда 80 процентов российского населения, теперь — 1 процент. И проблема оказалась - нерешаемой.
Еще со времен Освободительной реформы большинство помещиков оказались "задолжены". Вместе со своими поместьями и землями они "заложили своих крестьян в сохранных казнах, государственном заемном банке и в приказах общественного призрения из общего числа крепостных душ (10 844 902) 65 процентов (7 107 184 души) за сумму 425 473 061 рубля". (С.С. Хрулев. "Наш ипотечный кредит". СПб, 1898). Другими словами, из категории рыночного товара крестьянин перешел в категорию разменной валюты. Александру III пришлось тогда спешно учредить Дворянский земельный банк и поставить ему задачу всеми способами — и низким процентом, и отсрочками — сохранить заложенные имения в руках их владельцев. Выкупят — хорошо, а нет, так перепродавать только потомственным дворянам, чтобы спасти "опорное сословие" России.
Но как ни старался Дворянский банк, приходилось заложенную дворянскую землю уступать Крестьянскому банку. Земля, проще говоря, уходила из-под ног дворян — на смену шел кулак. Кстати, придумал это слово обер-прокурор Святейшего синода К.П. Победоносцев, главный идеолог контрреформ Александра III, а Сталина можно уличить разве что в плагиате. Но плагиатом было и Особое совещание Николая II, повторив точно те же "рекомендации", которые уже провалились при отце. А "опорное сословие" — перестало быть опорой, превратившись в исчезающее...
Разложена была не солдатская масса (она разложилась потом), а генеральская — вот в чем один из секретов победы Февраля