Жизнь сквозь фон
Мария Сотскова и Елена Кудрявцева проверили радиационную обстановку в Брянской области
С момента аварии на Чернобыльской АЭС и заражения почвы радиоактивными выбросами и осадками прошло 30 лет. По науке — это период полураспада цезия-137 и стронция-90, основных радиоактивных веществ, осевших в почве после взрыва на станции. И хотя оставшиеся изотопы будут разлагаться еще пару веков, администрации тех районов России, где есть загрязненные земли, настроены решительно: ограничения по землепользованию пора снимать. Дальше всех идет губернатор Брянской области: административным решением пересматривается статус бывших запретных территорий. А в массы внедряется инициатива: если в почву вносить пять лет калийные удобрения, то на ней можно выращивать экологически чистую продукцию. За подробностями "Огонек" отправился в Брянскую область
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев / купить фото
Сорокатысячный Новозыбков — старинный, коренной город Брянской области. Специалисты знают: это одно из наиболее пострадавших после Чернобыля поселений, но непосвященным это не видно. Целые улицы деревянной застройки с кружевными наличниками на окнах чередуются со стильными домами из красного кирпича, что наводит на мысль о ХIХ веке. Вот только эти символы милого прошлого то и дело разбавляют небольшие домики на одну-две семьи, сделанные из разномастного кирпича, которые появились тут после Чернобыля. Местные жители активно растаскивали стройматериалы из вполне себе процветающих деревенек и сел, которые в одночасье стали зоной отчуждения после аварии.
Вообще-то до самого места взрыва на ЧАЭС отсюда порядком — 281 км, но вся беда в том, что в день аварии ветер дул сюда, на юго-восток. Радиоактивное облако пошло на Белоруссию, где накрыло Гомельскую область, зацепило Смоленск, Тулу и пролилось дождем на Брянскую область. Иными словами, Брянской области повезло меньше всего: именно этот район получил максимальную на территории России дозу радионуклидов и гамма-излучения.
— Понимаете, первые полторы недели после взрыва на АЭС мы вообще ничего не знали,— рассказывает Александр, местный житель, так и не назвавший свою фамилию. Сам он приехал в Новозыбков в начале 2000-х из соседнего Святска (ныне это мертвая зона), оттуда же и перевез кирпичи для строительства.
— После аварии,— продолжает он,— постоянно шли дожди, но для апреля на Брянщине это нормально. Дети гуляли целыми днями на улице, все шло своим чередом, единственное, что было необычно,— это какие-то странные зеленоватые лужи. Но тогда решили, что это пыльца.
— Хорошо, но потом-то вы все узнали. Не страшно было через десять лет после аварии строить дом из радиоактивного кирпича?
— А чего бояться-то? Здесь все фонит, Новозыбков чистый, что ли? — спрашивает Александр и сам себе отвечает.— Он даром что статус отселения потерял. Да и я с умом подошел — другие все подряд брали, а я дозиметром проверял!
При каждом шаге у Александра покачивается огромная шея: сам он человек сбитый, коренастый, руки большие, рабочие. А вот шея... Даже без медицинского образования ясно, что щитовидная железа у него не в самом рабочем состоянии, такой зоб бывает при гиперфункции. На время путешествия по области он соглашается стать нашим сталкером.
Зона проживания с правом на отселение
Теперь — о предмете нашей экскурсии.
После аварии на ЧАЭС заражены оказались примерно 16 процентов брянских земель. По плотности загрязнения их разделили на несколько зон. Территории, где она превышала 40 Кюри на квадратный километр (Ки/км кв.), назвали зоной отчуждения — проживание и даже простой проход запрещен. От 40 до 15 Ки/км кв. — зона отселения. В этих землях проживание разрешалось, но при желании люди могли получить компенсацию за дома и переехать в чистые районы. Близка к ней по статусу зона проживания с правом на отселение: жители этих территорий также могут сдать свои дома, но компенсация будет ниже и ежемесячные доплаты и льготы в два раза меньше.
А теперь новость: губернатор области Александр Богомаз планирует ввести в сельскохозяйственный оборот 360 тысяч гектаров земли с дозой загрязнения 5 Кюри. Какие именно это будут районы, пока не ясно. Но в целом специалисты утверждают, что постоянно жить при таком фоне радиации нельзя. А вот работать и производить экологически чистую продукцию, оказывается, можно. Чтобы понять, как это будет выглядеть, с утра пораньше мы отправились на новозыбковский рынок. И вот что увидели.
Несмотря на ранний час, торговля в крытом пластиком рынке шла бойко: продавали мясо, птицу, всевозможные субпродукты. Бросалось в глаза отсутствие местных продуктов. Этикетки гласили: "Хвосты телячьи, Белгород", "Голень куриная, Беларусь". Край, который некогда славился богатейшей мясной продукцией, перешел на импорт. Считается, что только за первые пять лет после Чернобыля ущерб сельскому хозяйству в Брянской области составил 1057,7 млн рублей.
Но стоило выйти за пределы официального рынка, картинка открывалась другая — простор для местного производителя. Торгуют дарами леса и заготовками с огорода, на самодельных лотках можно найти и квашеную капусту, и черничное варенье, и грибы в изобилии — сушеные и маринованные, белые и маслята. Другое дело, что продавцы начеку: хозяйка чудной гирлянды сушеных белых, завидев нас издали, грудью закрывает товар от фотокамеры: "Не надо мои грибочки снимать!"
В местной лаборатории эпидемиологии и гигиены рассказывают: ПДК стронция в местных грибах превышены в 15 раз. Несмотря на столь высокие показатели, в 2015-м неожиданно для местных Новозыбков лишился статуса зоны отселения, а местные жители тут же потеряли значительные (по здешним меркам) компенсации. Поползли слухи: мол, чиновники собираются пустить на брянские земли крупные агрохолдинги, вот территории и понадобился новый статус.
— Как раз в этом году истек период полураспада стронция и цезия, потому, видимо, большая часть нашего района и стала зоной проживания с правом на отселение,— рассказывает "Огоньку" начальник управления по сельскому хозяйству Новозыбковского района Иван Ермаков.— В итоге население потеряло половину дотаций, а по сути ничего не изменилось. Самое главное, нас ознакомили с постановлением постфактум. Мы даже не знали, что такое готовится, просто в один прекрасный день я пришел и узнал, что мой район стал юридически чище. При этом, что смешно, есть села, которые разделили пополам: половина — зона проживания, половина — зона отселения. Сами понимаете, это раскалывает и настраивает людей друг против друга.
Жительница Деменки Алла Григорьевна не захотела покинуть родной дом после того, как в 1986 году село стало зоной отселения. «Как забрали у нас скотину в из-за радиации, так почти никто и не завел снова, когда разрешили. Им проще в Брянск да Москву ездить, а не здесь скотниками работать. Так что я уж не верю, что от постановлений здесь что-то изменится», — говорит она
Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ
Деменка. Зона отселения
По проселочной дороге от Новозыбкова до Деменки — минут десять езды. Если Новозыбков статуса лишился, то Деменка нет. Молодой таксист относится к нам с подозрением, пресса сюда приезжает либо на годовщину чернобыльской катастрофы, либо если горят торфяники.
— И что это вы к нам зимой? Тут же ничего же нет начиная с работы,— подначивает он.— У нас город таксистов и торговцев! Кто может, все в Брянск да Москву на вахту ездят.
Дорога езженая, но не чищенная, по одну сторону молодой сосновый лес, по другую — поле, еще слегка присыпанное снегом, но с ухоженной пашней. "Это Опытная станция, они тут люпины растят,— следует комментарий.— А раньше и пшеничку, и рапс..."
С поворотом к селу пейзаж резко меняется: низина, местами — остовы домов, все поросло бурьяном. Указатель отрапортовал: все, мы в Деменке. Выходим у магазина. Сети нет, телефон ловит местами, и то с трудом. Интернета, само собой, тоже нет, не говоря уже о центральном водоснабжении. Зато есть новенький таксофон. И газ — его провели в конце 1980-х, чтобы народ не топил радиоактивными дровами.
Из старенькой "шестерки" выходит глава местной администрации Ирина Шкуренкова. Она немногословна и инициативу губернатора старается не комментировать.
— Как вы вовремя приехали,— радуется она.— Сейчас поедем на работы!
Как выясняется, мы попали на кладбищенский субботник. Люди рубят кустарники и чахлые деревца и жгут их, помогая огню соляркой и покрышками. Черный едкий дым стелется над могилами, жар костров позволяет не отвлекаться на холодный ветер. Как нам объясняют, это еще одна инициатива губернатора — называется "Всем миром!" и состоит в том, что каждому району выделено 5 млн рублей для уборки кладбищ. Кладбище в Деменке небольшое и довольно ухоженное, на кресты и надгробия, по местной традиции, аккуратно подвязаны цветные полотенца. Новозыбковский район — древнее старообрядческое место.
— Я живу здесь всю жизнь, глядишь, и до смерти доживу,— рассказывает местный старожил Алла Скопенко, которая всю жизнь проработала воспитательницей местного детского сада. Чернобыльская авария — часть здешней жизни, и рассказывает она про нее просто, без пафоса.
— В 1986 году моей доченьке было три года, я их с бабушкой, мамой моей, тогда в Москву отправила, да только они быстро вернулись. Ну а мне с ними и веселее. Сейчас доча в Питере живет, красавица! В целом же, надо сказать, история села у нас невеселая,— продолжает она.— При царе заводик свечной был, повозки делали, при Союзе — колхоз-миллионер, мать моя там была дояркой-ударницей. А потом, знаете, люди, что ли, обмельчали? Как забрали у нас скотину в 1986-м из-за радиации, так почти никто и не завел снова, когда разрешили. Им проще в Брянск да Москву ездить, а не здесь скотниками работать, хоть, говорят, и платят уже тысяч 30. Так что я уж не верю, что от постановлений здесь что-то изменится.
Поселок Опытная станция. Зона отселения
Окончательный ответ на вопрос о том, возможно ли возрождение этих земель, должны знать на Опытной станции. Это тот самый поселок на пути из Новозыбково в Деменку, где находится Сельскохозяйственный научно-практический институт. Здесь многие годы ставят сельскохозяйственные и селекционные опыты.
Мы добрались до поселка, когда перед местным клубом собирались отмечать Масленицу — щедро набитое соломой чучело уже дожидалось своей погибели. Оставалось лишь собрать снег для постамента — задача не из простых, потому как на Брянщине он к концу февраля уже почти весь сошел.
— Я приехала сюда по распределению в 1954-м,— говорит "Огоньку" старейший работник станции доктор сельскохозяйственных наук Мария Драганская.— До того жила в Воронеже, в Черноземье, поэтому, увидев местные почвы, чуть не расплакалась. Как что-то может расти на этих песках, если здесь даже после ливней вода не задерживается? Но, как видите, ничего, привыкла... Кстати, это удачно, что вы зимой приехали, летом здесь песчаные бури бывают. Поля то и дело пашут, но не засевают, вот ветровая эрозия и делает свое дело.
Судя по тому, что говорят специалисты Опытной станции, именно песчаные почвы могут стать серьезным препятствием для плана, разработанного в администрации.
— В целом, если почвы хорошо удобрить калийными удобрениями, со временем выращивать безопасную продукцию будет можно,— признает Мария Григорьевна.— Вот только калий быстро вымывается сквозь пески, а местные хозяйства либо разорены, либо недостаточно богаты, чтобы ежегодно вносить нужный объем удобрений. К тому же ходят слухи, что проект затеян под агрохолдинги, которые рвутся на Брянщину, а вот будут ли они ответственны, неизвестно. Не секрет, что самый простой способ попасть в пределы ПДК — смешать грязную продукцию с чистой. А что людям здесь вообще жить не стоит, никого не волнует. Многие ведь и сейчас умирают от сосудистых заболеваний и онкологии, радиация ударила едва не по каждой семье — вот невестка моя, ей нет 40, страдает от болезни костей: стронций замещает в костях калий, и сделать с этим что-нибудь очень сложно.
— Почему же вы тогда остались здесь?
— Честно? Сила привычки! Меня звали в крупный институт, обещали квартиру. Но куда я уеду? Я всю жизнь на земле, без этого не могу!
Специалисты Опытной станции знают, о чем говорят. Раньше, до аварии, здесь ставилось огромное количество экспериментов, было свое поголовье коров. Сейчас скот тоже есть, только молоко сразу увозят на большой молокозавод, где разбавляют чистой продукцией.
— Летом, когда коровы пасутся и едят свежую траву, молоко чище, но зимой их кормят нашими кормами, в них много радиоактивных изотопов. В основном здесь растет люпин, клевер, прочие бобовые — эти растения очень требовательны к содержанию калия, в почве этого элемента мало, вот растения и восполняют его недостаток радиоактивным цезием, не могут отличить.
Старые Бобовичи
Как бобовым трудно отличить цезий от калия, так и людям трудно отличить зоны, на которые поделена Брянщина. На пути в Старые Бобовичи мы допытываемся у Александра, почему на дорогах не видны предупреждающие таблички с указанием плотности излучения. Их что, не обновляют? Как же людям тогда ориентироваться?
— Да были таблички ваши,— отмахивается провожатый.— Но где-то сгнили, а где-то охотники расстреляли. Но парочка осталась: одна у Старых Бобовичей, вторая — перед Святском, ее почему-то все время восстанавливают.
Мелькают поля, частью обработанные, частью заброшенные и поросшие березняком. Поодаль лес: сразу обращаешь внимание, что все деревья одного роста, стволы белые, ровные.
— Поле было, а потом заросло?
— Да, колхоз-миллионер, но там вроде низины — туда радиация стягивается.
Разбитая дорога приводит в Старые Бобовичи. Довольно большая деревня, домики покрашены, но ни звука и ни души — ни людей, ни животных, будто все вымерло — только иллюзия жизни. Остановились на обочине у дома, где выглянул мужчина в рыбацкой куртке. За ним показался мальчишка лет десяти.
— Здрасьте! — кивнул нам сельчанин.— Журналисты?
— Да, делаем материал о землях отселения.
— Какое еще отселение-заселение? Вот из Индии мужик приезжал, взял землю под Старыми Бобовичами в аренду, пару урожаев снял и уехал. Не пошло у него. А местным работы как не было, так и нет...
В глаза бросается странность: дом, к которому мы подошли, покрашен только с фасада и одного торца, все остальные его части давно не встречались с кисточкой. Приглядевшись, замечаем, что так повсюду, как будто на всю деревню не хватило краски.
— Да нет, это мода такая, чернобыльская,— поясняет наш гид Александр.— Люди красят дома, фотографируют их и шлют фото в администрацию. Чем лучше дом, тем больше получают компенсацию, поэтому фасады красят.
— А потом?
— Потом выписываются, на вырученные деньги, а это 2-3 млн, покупают детям квартиры в Брянске, а сами остаются жить дальше.
В районной администрации разводят руками: с мошенничествами на недвижимости в зоне отселения здесь знакомы, но что делать, не понимают.
— Мы все знаем. Люди действительно сдают дома государству, прописываются у родни в соседней деревне, получают деньги и остаются в сданных домах,— рассказывает замглавы администрации по социальным вопросам Юлия Пушная.— Но что мы можем сделать, это же в основном старики. Мы же не пойдем старух 80-летних на улицу выгонять...
Есть села, которые по радиационному загрязнению поделены пополам: половина — зона проживания, половина — зона отселения
В поселке Опытная станция находится Сельскохозяйственный научно-практический институт. Здесь многие годы проводят эксперименты с почвой, изучают возможность ведения хозяйстваНа фото: гулянья на Масленицу на Опытной станции
Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ
Святск, зона отчуждения
Поле резко сменилось ровным березовым лесом. Минут пять езды по разбитой дороге, и мы тормозим и желтого треугольника — "Радиация от 15 до 45 Кюри на квадратный километр". Рядом — знакомое: "Берегите лес от пожара", сразу за ними поле с глубокой, сантиметров 40 глубиной, распашкой.
— Здесь торфяники горели,— Александр предугадывает вопросы,— вот сейчас и не знают, то ли лес сажать, то ли поле сделать.
От 15 до 45 Ки/км кв. — это зона отчуждения, жить без существенного вреда для здоровья здесь не получится, слишком высокая плотность излучения. Однако расселили Святск лишь в нулевые, а до того там жили люди, вели хозяйство, продавали по всей области свою продукцию.
Налюбовавшись панорамой радиоактивной пашни, мы вернулись к машине. Сразу за поворотом еще одна выцветшая табличка "Святск. Въезд запрещен", но на еще заснеженной дороге видны четкие следы протекторов: бывший поселок в зоне отчуждения активно посещают местные. Через пару минут наш проводник Саша тормозит:
— Приехали, вот вам Святск!
Тут как будто прошла война: не видно ни одного здания, сплошь перерытые холмики в метр-полтора высотой. Единственное, что напоминает о цивилизации,— сетка улиц, да битый кирпич местами, всюду густо растут деревья и кустарники.
— А где же город? — мы в недоумении: Святск, хоть и отселен, но еще отображается на картах.
— А разобрали — что ж кирпичу пропадать! Я сам местный, уехал только в году 1998-м, когда расселяли активно. А в нулевые снова приезжал, здесь же столько всего осталось: и металл, и кирпич, а бетонных блоков сколько! Мой дом — показывал вам в Новозыбкове — как раз из местного кирпича. Хороший получился,— Александр аж зажмурился от гордости за свой дом, свою работу и кирпич из родного Святска.
Вместе с ним мы угадываем очертания площади, заросшей сухостоем. На небольшом возвышении полустенок, одна его часть облезла сильнее остальных.
— Там меня в пионеры принимали в 1987-м,— машет рукой Александр.— Я из последнего поколения пионеров. Здесь клуб был, большой, построили незадолго до аварии, а тут общежитие,— показывает Саша на кучи земли с обломками.— Да много чего в Святске было — большой был поселок, колхоз-миллионер, школа... Еще был памятник "Скорбящая мать" — жертвам Отечественной, но его власти увезли, в Новозыбкове поставили как памятник ликвидаторам.
Несмотря на полную разруху, следы деятельности людей налицо — к деревьям привязаны бутылки для сбора сока (видно, забыли снять с прошлого года), на улицах — отпечатки колес, есть и следы диких животных — свежие отпечатки копыт и лап. Невдалеке от места, где мы стоим, большое багряное пятно на снегу.
— Здесь охотятся?
— Еще как! Зверя много. Косули, кабаны, лоси, зайцы. Волки тоже забегают, но мало.
Считается, что самые зараженные радиацией продукты именно лесные. Лес аккумулирует больше воды, чем пашни, туда стягиваются и радионуклиды. В местных грибах, ягодах, мхе ПДК стронция превышена раз в пять-семь, а многие животные ими питаются. Мясо этих зверей в пищу никак не годится, но местное население давно не задумывается об этом. Люди обеспеченные спешат в эти края на охоту, а кто поскромнее — по грибы-ягоды, себе на зиму и на продажу.
Одна из улиц выводит к красивым кирпичным воротам.
— Храм сгорел, а ворота оставили! — перебивает тяжелую тишину наш гид Саша. И поясняет: торфяники тут везде, то и дело полыхает. Говорят, дым этот грязный, как сам Чернобыль, только нам что с того? Мы и дым пережили, и огонь — живучие стали, как тараканы,— подводит черту под своим рассказом наш провожатый и сам смеется в голос своей жутковатой шутке.
Досье
Чем нас отравил Чернобыль. И как надолго
Йод-131
Период полураспада (время, в течение которого претерпевает распад половина атомов образца) — 8 дней. Представлял наибольшую опасность для здоровья непосредственно после аварии. Легко попадает в организм, особенно в щитовидную железу, и повышает риск заболевания раком.
Стронций-90
Период полураспада — 29 лет. В организме радиоактивный стронций концентрируется в костях, где прочно фиксируется. Таким образом, создается постоянный очаг радиоактивности, воздействующий на костную ткань и костный мозг.
Цезий-137
Период полураспада — 30 лет. Легко попадает в организм, так как похож по структуре на калий, который нужен организму для нормальной жизнедеятельности. Обычно собирается в мышечной ткани (прежде всего в сердечной) и разрушает ее.
Америций 241
Продукт распада плутония-241 (период полураспада — 14 лет). Период полураспада америция — 433 года. Высокотоксичен даже в малых дозах, плохо выводится из организма. Накапливается в скелете и в печени.
Плутоний-239
Период полураспада — 24 065 лет. Накапливается в костях, печени, легких.