«Неизвестный господин, оставшийся у нас,— государственный преступник»

В декабре 1864 года из московской пересыльной тюрьмы бесследно исчез один из опаснейших врагов власти — польский революционер и бывший штабс-капитан русской армии Ярослав Домбровский. Расследование его исчезновения долго не приносило никаких результатов, и поразительную истину жандармские офицеры выяснили совершенно случайно.

Евгений Жирнов

"За учреждение тайного общества"

1 декабря 1864 года в московскую пересыльную тюрьму на Колымажном дворе было доставлено предписание: бывшего штабс-капитана Домбровского, ожидающего этапирования к месту отбывания пятнадцатилетней каторги, ввиду вновь полученных сведений отправить не в Сибирь, а к месту проведения повторного следствия.

Выпускника Николаевской академии Генерального штаба Ярослава Домбровского, направленного для дальнейшего прохождения службы в принадлежавшую России часть Польши — Царство Польское, арестовали в августе 1862 года в результате, как тогда было принято говорить, несчастного стечения обстоятельств.

У одного из офицеров Варшавского гарнизона пропал револьвер. Он подозревал в краже знакомых — девиц Петровских. Но при обыске пропавшего оружия у них не нашли и потому решили обыскать дома и квартиры всех знакомых Петровских, включая Домбровского. Оружия не было и у него. Зато обнаружились бумаги, свидетельствующие, что штабс-капитан ведет какую-то тайную переписку. А также его перевод пособия по тактике на польский язык, что в условиях, когда власти со дня на день ждали очередного восстания поляков, вызывал серьезные подозрения.

Я согласился, не сообразя всей великости ответственности, которую я принимал на себя из-за врага моего отечества

Домбровского отправили в самую охраняемую тюрьму Царства Польского — 10-й павильон Варшавской цитадели — и приступили к допросам. Арестованный ни в чем не признавался, но по тем или иным причинам арестовывали все больше его соратников по конспиративным делам, и они мало-помалу, сами того не желая, проговариваясь о казавшихся незначительными деталях, помогли жандармским офицерам выяснить, что Домбровский — далеко не последняя фигура в польских антиправительственных кругах.

После начала в Царстве Польском восстания 1863 года количество арестованных росло день ото дня, и не все из них выдерживали давление на допросах. Из собранных показаний явствовало, что Домбровский — один из руководителей подполья, и в октябре 1864 года военный суд приговорил его к смертной казни. Однако, поскольку он категорически отрицал все обвинения, а построены они были исключительно на показаниях, не подтвержденных никакими уликами, наместник Царства Польского граф Ф. Ф. Берг решил смягчить наказание. Окончательный приговор гласил:

"За учреждение, в бытность в Санкт-Петербурге, тайного общества с целью способствовать подготовлению восстания в западном крае России, преступные сношения с членами мятежнической партии в Царстве Польском и участие в приготовительных действиях этой партии лишается чинов, дворянского достоинства, медалей в память войны 1853-1856 годов, ордена святого Станислава 3-й степени, всех прав состояния и ссылается на каторжную работу в рудниках на пятнадцать лет; имущество же его, как родовое, так и благоприобретенное, конфискуется в казну".

Домбровского отправили по этапу в Москву, где он сначала находился в городской полицейской части, а потом был переведен в пересыльную тюрьму в бывшем Колымажном дворе на Волхонке. 2 декабря 1864 года, когда тюремное начальство решило исполнить приказ об отправлении его на повторное следствие, Ярослава Домбровского среди арестантов не обнаружили.

"Принять самые деятельные меры"

В "Дополнении к суточному приказу по московской полиции" от 5 декабря 1864 года, подписанном московским обер-полицмейстером генерал-майором графом Г. К. Крейцем, говорилось:

"2 ч. Декабря во время сопровождения в бани Польских арестантов из Колымажного двора, сбежал арестант бывший капитан Ярослав Домбровский.

Приметы его: небольшого роста, блондин, среднего телосложения, усы небольшие, закрученные кверху, борода едва заметная, нос прямой, глаза небольшие, серые, рот правильный, лицо несколько худощавое, чистое, лет не более 30...

Предписываю по Полиции принять самые деятельные меры по розыску Домбровского и по отыскании сделать у него обыск, задержать его и мне донести".

Активное расследование побега Домбровского велось и в тюрьме. Версию о побеге по пути в баню или обратно скоро отбросили. Арестантов пересчитывали постоянно, и никто тогда не пропал. Затем один из заключенных сообщил тюремному начальству, что Домбровский бежал еще 1 декабря с помощью торговцев, за плату доставлявших еду состоятельным арестантам прямо в камеры. Приходившего в тот день в камеру Домбровского приказчика арестовали, но вскоре, убедившись в его непричастности к исчезновению особо опасного государственного преступника, отпустили.

Ввиду отсутствия каких-либо новых данных по делу следствие прекратили, решив, что раз Домбровский нигде не замечен, то он уже бежал за границу.

Тех, кто помогал побегу, обнаружили только полтора года спустя. Причем совершенно случайно. Народоволец М. Н. Загибалов, арестованный по делу стрелявшего в императора Александра II Д. В. Каракозова, на допросе 10 мая 1866 года рассказал о том, как прятал Домбровского после побега:

"В конце ноября или в начале декабря 1864 г. на общую квартиру мою и Юрасова, в Трехпрудном переулке, в доме Мухина, вечером пришел некто Шостакович в сопровождении неизвестного мне человека и говорил о чем-то с Юрасовым; я в это время куда-то выходил и поэтому не знаю, в чем заключался этот разговор. Когда я возвратился, Шостаковича уже не было, и Юрасов объявил мне, что этот неизвестный господин, оставшийся у нас,— государственный преступник Домбровский, приговоренный к 15-летней каторжной работе, что он просится пробыть у нас несколько времени и было бы бесчеловечно отказать ему. Признаюсь, мне стало чрезвычайно жаль Домбровского, которого ожидала такая участь, и я согласился на его пребывание у нас, не сообразя всей великости ответственности, которую я принимал на себя из-за совершенно незнакомого мне человека и притом врага моего отечества. Это было увлечение молодости и сочувствие к чужим страданиям. Домбровский пробыл у нас дня 3 или 4, твердо не помню, вообще же около этого времени. Шостакович бывал все это время несколько раз в день у нас и переговаривал с Домбровским насчет паспорта, с которым он мог бы жить безопасно. На 3-й, кажется, день по поселении у нас Домбровского он принес ему вид на имя учителя какой-то гимназии, фамилию теперь не припомню, и они делали там подчистки. Вид был настоящий. В это же время Шостакович сказал Домбровскому, что он может перейти теперь к нему, ибо он поселился на другой, более удобной квартире, чем прежняя, в которой он не решался его поместить. К нам же Шостакович привел Домбровского, потому что рассчитывал, что если мы и не примем его, то, во всяком случае, не донесем на него".

Не помню, кто из нас выскоблил часть первой палочки буквы Ш и таким образом получилась буква М

Арестованный Б.-А. П. Шостакович на допросах утверждал, что стал соучастником побега Домбровского совершенно случайно:

"Около 5 часов вечера Домбровский встретил меня на улице и обратился ко мне с просьбой позволить ему переодеться. Он был одет деревенской бабой — внизу у него была мужская одежда: темно-серые брюки и коричневого цвета сюртук обыкновенного статского покроя. Я согласился на его просьбу и, взявши из дому плащ и фуражку, нанял извозчика, и мы поехали по разным улицам; приехавши часов в 10 вечера к Екатерининской или Елизаветинской больнице (названия ее хорошо не помню), я отдал ему плащ и фуражку, которые он надел сверх бывшей на нем женской юбки, платок же с головы снял и надел фуражку. После того мы ходили по бульварам часов до 2 ночи для того, чтобы позднее явиться в трактир, где предположили провести ночь. В 2 часа мы пришли в гостиницу "Крым", где, спросивши ужин, и ночевали в отдельном номере. Юбку женскую он бросил в отхожее место".

Его описание следующих событий совпадало с описанием Загибалова, за исключением одной небольшой детали:

"Приведя Домбровского к Ишутину, я не сказал настоящей фамилии Домбровского, а назвал его Морелем, бежавшим поляком; я сделал это потому, что не надеялся на молчание Ишутина".

"Катался на наемном извозчике"

Как следовало из показаний Шостаковича, особо опасный и повсеместно разыскиваемый государственный преступник спокойно жил в Москве и притом особо не прятался:

"Я взял Домбровского... и привез к себе на квартиру в д. священника ц. Успенья на Покровке. Паспорт ему был сделан таким образом: у меня осталось свидетельство Шатилова; я не помню, кто из нас выскоблил часть первой палочки буквы Ш и таким образом получилась буква М. У меня ли была сделана подскобка или в квартире Ишутина, я не припомню. Паспорт этот был предъявлен в местный квартал для прописки. Домбровский жил в квартире Калистовых как постоялец и платил им 25 р. в месяц, в отдельной комнате, которая предназначалась к отдаче в наем. Он, Домбровский, мне сказал, что у него есть 200 р. с., но денег у него я не видал. Я ходил с ним обедать в трактир раз или два, раз катался на наемном извозчике, в это же время он купил себе енотовую шубу и заплатил за нее 50 р. с., шапку, галоши зимние. Во время жительства его на квартире у Калистовых я с ним в первое время находился постоянно, но затем, вследствие несогласий с его взглядами на пропаганду, он стал удаляться от меня и несколько раз делал намеки, что я еще молод и до того, до чего дошел он, мне еще нужно дорасти. Со времени этих несогласий он стал уходить из дому один, куда именно, мне не говорил".

Встретившись с кем-то, Домбровский получил все необходимое для того, чтобы обзавестись документами на другое имя.

"Спустя несколько времени,— рассказывал Шостакович,— Домбровский принес ко мне лист гербовой бумаги, не помню, какого достоинства и с титулом или без титула, а также начерно написанный указ об отставке, прося меня переписать этот указ на принесенный им лист гербовой бумаги, на котором внизу была приложена сургучная печать и было, кажется, четыре подписи. Какого ведомства была эта печать и какие были подписи — не помню, а равным образом не могу припомнить имени и фамилии, какими был назван Домбровский в переписанной мною бумаге. Откуда Домбровский достал означенный лист с подписями и черновой указ об отставке, он мне не говорил. Приготовив этот документ, мы с Домбровским отправились к Ишутину и просили его сходить в канцелярию губернатора, где бы он, назвавшись именем, означенным в этом документе, испросил заграничный паспорт. Ишутин исполнить это отказался, как заметно было, из трусости".

Домбровский пошел в канцелярию генерал-губернатора сам. Там он неожиданно встретил знакомого офицера, но тот, надо полагать, из чувства армейского товарищества или из нелюбви к жандармам промолчал. И у Домбровского появился настоящий заграничный паспорт на имя отставного полковника Рихтера. С ним он в конце декабря 1864 года уехал в Петербург, но оставался в России до тех пор, пока ему не удалось организовать почти столь же загадочный, как и его собственный, побег жены из ссылки в Нижегородской области. В июне 1865 года супруги Рихтер совершенно спокойно и беспрепятственно покинули Россию. Потом была революционная работа в Европе, участие Домбровского в Парижской коммуне, присвоение настоящего звания генерала и смерть от ранения в бою.

Но как же он все-таки смог бежать из тюрьмы на Волхонке? И почему был одет как деревенская баба? Шостакович на допросах в 1866 году ответил на эти вопросы:

"Решаюсь сказать все то, что я знаю, и на все вопросы, которые мне будут предложены, буду отвечать чистосердечно и откровенно. Я начну с того, каким образом Домбровский, по его словам, бежал с Колымажного двора. 1 декабря 1864 года он, надевши женскую юбку под полушубок и взявши с собой платок, отправился в числе арестантов в комнату, где собрались продавцы и продавщицы разных вещей. Присевши в угол, он надел платок на голову и вышел в числе продавщиц в 12 часов дня. У кого были им взяты юбка и платок, я не знаю".

Шостакович снова солгал. Как лгал, рассказывая о непричастности ни к чему Калистовых. Именно он, один из руководителей центральной организации "Земли и воли", организовывал побег, а женскую одежду, скорее всего, передала Домбровскому его родственница, жившая в Москве и приходившая на свидание к бывшему штабс-капитану. Однако главным фактором успеха стало то, что никто не пересчитал торговок на входе в тюрьму и на выходе из нее. Не удосужился или не захотел? И коррупция в очередной раз оказалась сильнее госбезопасности.