Статистику принято считать разновидностью лжи. Но статистика, встроенная в "вертикаль власти", неизбежно становится инструментом, с помощью которого государство обманывает не столько население, сколько себя.
Фото: Дмитрий Духанин, Коммерсантъ
Статистическое ожидание
"Окно-то окно. Только в него видать не то, что видать, а то, что покажут" — претензии россиян к статистике во многом сродни претензиям апокрифической старушки к советскому телевидению. Отличие от телевидения, однако, в том, что правдивость многих статистических показателей каждый может оценить по себе.
И оценивает. О динамике доходов судит по зарплатной ведомости, об инфляции — по ценникам в магазинах. И, можно полагать, официальной статистике в итоге не верит. К примеру, по опросам "инФОМа" (март 2017), прямая оценка ожидаемой инфляции на ближайшие 12 месяцев равна 11,2%, а по данным Росстата, она уже сейчас значительно ниже — 4,3%.
Методологически потребители, конечно, неправы. Но и у экспертов, сведущих в методике, к данным статистики есть свои претензии. Иногда совершенно противоположные. Инфляция, к примеру, представляется скорее завышенной. Изменение в 2013 году методики подсчета индекса потребительских цен (ИПЦ) привело к тому, что он стал сильно отставать от реальности.
ИПЦ стал строиться на основании бюджетов домохозяйств двухлетней давности (до этого был год, смещенный на квартал). И в 2013 году это нововведение добавило к инфляции, по грубой оценке, 0,2 п. п., указывал Владимир Бессонов, заведующий лабораторией исследования проблем инфляции и экономического роста ВШЭ (см. "Вопросы статистики", N10, 2016 год).
О том, как повлияли на это кризис введение Россией "контрсанкций" и резкое изменение структуры потребительских расходов, можно только догадываться.
Похоже, можно говорить, что "Росстат "ужесточил" денежно-кредитную политику ЦБ" — он строит ИПЦ по корзине товаров, которой на практике давно нет.
И, наконец, что вызвало недовольство Минэкономики, переход Росстата на новые классификаторы видов экономической деятельности (ОКВЭД 2) и продукции (ОКПД 2) оказался не самым гладким: предприятия путаются в показаниях, публикация данных задерживается, ретроспективно показатели в соответствии с новыми классификаторами пересчитаны только за 2015-2016 годы.
Ситуация в общем традиционная: Росстат в последние десятилетия терял преемственность в рядах данных с завидной регулярностью (см. "Вопросы экономики", N1, 2015 год), но Минэкономики удачно использовало ее, чтобы лоббировать очередной (уже третий в новейшей истории РФ) перевод ведомства из прямого ведения правительства в свое.
Это был, возможно, единственный способ заставить ВВП расти больше чем на 1-2% в год. Все остальное на ближайшие пару лет "уже задано", но все еще "можно поменять цифру роста, которая будет зависеть от того, кому будет подчиняться Росстат", как грустно пошутил о перспективах ускорения российской экономики и судьбе Росстата глава Сбербанка Герман Греф.
А глава ФНПР Михаил Шмаков и вовсе заявлял, что под руководством Минэкономики Росстат начнет "лакировать действительность", ссылаясь на "различные подходы, методики, международный опыт".
Нежданная реальность
Но если Росстат на самом деле решит что-то лакировать, Минэкономики ему для этого не понадобится — с пересмотром оценок в сторону повышения ведомство до сих пор само отлично справлялось.
Этой зимой, к примеру, оно резко улучшило оценки динамики ВВП в 2015 году: с минус 3,7% до минус 2,8%, причем особенно сильным был пересмотр в оборонке (с минус 0,9% год к году до 3%) и в образовании (с минус 4,1% год к году до 0,2%).
На результате сказалось не только уточнение данных по госрасходам, но и предварительные итоги сплошного наблюдения за деятельностью малого и среднего бизнеса за 2015 год, говорил в интервью "Ведомостям" глава Росстата Александр Суринов.
По его словам, доля в ВВП малого и среднего предпринимательства, включая индивидуальных предпринимателей, оказалась выше, чем по итогам предыдущего наблюдения: в 2011 году — 19,4%, в 2015-м — 19,9%.
Показания Суринова вполне согласуются с выводами доклада ЦСР о российском рынке труда, о котором ранее писали "Деньги" (см. публикацию "Благая тень"): неформальный сектор смягчает прохождение экономических кризисов.
Ольга Моляренко, преподаватель кафедры местного самоуправления НИУ ВШЭ, напоминает:
"Если вы помните, в самом начале кризиса были катастрофические прогнозы: вот, сейчас экономика рухнет. Но она не рухнула, а начала потихоньку снижаться. Власть сама не ожидала, что у нас есть какая-то подушка. Этой подушкой оказался, естественно, неформальный сектор.
Если же мы посмотрим на системные ошибки, увидим, что существующие предпосылки для искажения данных Росстатом ведут преимущественно к занижению показателей. К примеру, если смотреть статистику по населению, в сельской местности обычно 15-процентный недоучет. И когда я сравнивала по некоторым территориям данные по основным фондам предприятий, у налоговой показатели были в два-три раза выше, чем у Росстата".
Среди причин, по ее словам, тотальное сокращение в начале 2000-х сотрудников низовых подразделений Росстата — тех, кто непосредственно собирает данные и вносит в систему:
"На районы с 90 тыс. населения оставлено по два-три человека, которым нужно следить за огромным потоком исследований. И при экономических переписях (малого бизнеса и других) им сложно следить за теневым бизнесом или бегать за предпринимателями, которых не оказалось по юридическому адресу".
Вторая большая проблема, продолжает Моляренко, межведомственные барьеры: "Горизонтальные каналы не работают. И, например, Росстат и ФНС, кроме списков предприятий для переписи, обмениваться данными не могут. Не могут сравнить, что было подано в Росстат, а что в налоговую: это запрещено, так как нарушает конфиденциальность".
При этом данные ФНС в принципе предпочтительней — и потому, что в налоговую предприятия исторически отчитываются "более тщательно", и потому, что ФНС может работать со всей "официальной частью" их множества:
"При условии передачи ФНС в Росстат деперсонализированных данных можно отменить огромное количество статистических форм. Росстату не обязательно получать первичные данные. Если будет налажена передача сводных данных — этого достаточно".
Намерения Минэкономики в принципе созвучны этим рекомендациям: глава МЭР Максим Орешкин основными задачами назвал повышение "качества статистических данных и их открытости, уровня доверия общества к статистике и снижение нагрузки на предприятия в части статистической отчетности с помощью новых информационных технологий, внедрения методов анализа больших данных, взаимоувязки системы статистического учета с другими крупными агрегаторами данных, такими как Банк России и ФНС России".
"Тут может быть ловушка,— предупреждает Моляренко.— Если сейчас за счет получения данных от ФНС и от Центробанка будет рост показателей, все будут обвинять Росстат в "рисовании", хотя фактически так получается по нашим выкладкам, ситуация в стране в общем-то лучше, чем она Росстатом всю жизнь позиционируется.
С другой стороны, мы понимаем, что стремление к искажению данных тоже есть. Я не могу предсказать, каким будет это соотношение роста, связанного с повышением качества данных, и роста, связанного с заинтересованностью в приписках".
Сферический конь в вакууме
Приписки в сложившейся системе просто неизбежны: статистические показатели служат для оценки их эффективности "по вертикали". И ни одно ведомство, ни один регион, ни один муниципалитет не хотели бы, чтобы "наверху" их оценили как неэффективных и обидели финансированием (а губернатора, положим, и вовсе сняли).
"Стимулы "радовать статистикой глаз начальства" лейтмотивом проходят через всю систему управления",— подчеркивает Моляренко.
Взять, к примеру, статистику по объемам жилищного строительства. Удельный вес введенной общей площади жилых домов по отношению к общей площади жилищного фонда — один из показателей оценки эффективности региональных властей, согласно майским указам, указывает участник проекта фонда "Хамовники" "Стройка в России" Александр Павлов.
"К концу отчетного периода,— говорит он,— регион напоминает муниципалитетам о необходимости обеспечения показателей. Муниципалитеты пытаются "решить проблему". В итоге в некоторых регионах до 80% жилья сдается в ноябре-декабре, и мы выяснили, запросив данные по формам отчетности Росстата, что в значительной части регионов, где нет спада по вводу жилья, это связано с резким ростом объемов ввода ИЖС. При этом в данных Росреестра никакого бума в регистрации прав на строения нет".
Фокус, считает Павлов, в том, что данные статистической отчетности по вводу ИЖС подаются муниципалитетами и никак не проверяются, причем основанием для подачи данных могут быть три вида документов.
А если речь идет о многоквартирном доме высотой не более трех этажей, строительством которого занимался индивидуальный предприниматель, он может подать в Росстат отчет по форме для многоквартирного дома.
В полевых интервью в одном из районных центров выяснилось, к примеру, что
дома, построенные по ФЦП "Жилище" для переселения из аварийного фонда, были учтены как минимум дважды: муниципалитет отчитался за них как за индивидуальное жилищное строительство, ИП — как за многоквартирные дома.
Но, рассказывает Павлов, когда он запросил в отделении Росстата данные по этому населенному пункту, оказалось, что это жилье было учтено четыре раза — как ИЖС эти дома учли трижды.
Если б статистика использовалась по прямому назначению — обеспечивать федерацию, регионы и муниципалитеты сведениями для принятия ими решений, подобных проблем просто не было бы.
Но когда их задача — отчитаться "наверх по вертикали", официальная картина со временем все меньше соотносится с жизнью.
По сути, "объектом государственного управления является именно статистическая реальность; не имея иных работающих инструментов, оно ориентируется на цифры и по ним же оценивает произведенный эффект",— констатирует Моляренко.