Конфликт между Индией и Пакистаном, похоже, достиг кульминации. До войны не дошло, но лидеры обеих стран уже произнесли это слово — "война", давая понять, что морально к ней готовы. "Пробил час решающей битвы. Мы должны победить в нашей войне",— обратился индийский премьер Ваджпаи к армии. "Если нам навяжут войну, мы готовы принести любые жертвы, защищая свою родину",— ответил пакистанский президент Мушарраф.
Индия и Пакистан воевали трижды. Мировые лидеры изо всех сил пытаются удержать две ядерные державы от столкновения. Джордж Буш и его окружение постоянно звонят в Дели и Исламабад, международные посредники не вылезают из обеих столиц. А российский президент Владимир Путин пригласил премьера Ваджпаи и президента Мушаррафа в начале июня в Алма-Ату — поговорить с глазу на глаз и погасить конфликт.
Инициатива Москвы могла бы стать для сторон спасением. Но — вряд ли. Они готовы говорить с Путиным, но лично Ваджпаи и Мушарраф встречаться не желают. Сказать друг другу нечего. Никто не хочет уступать.
 |
| Один из основателей новой Индии Махатма Ганди (слева) считал, что индусы и мусульмане могут счастливо жить в одной стране. Основатель Пакистана Мухаммед Али Джинна (справа) придерживался противоположных взглядов: две общины должны жить отдельно. Вскоре после того, как Индия и Пакистан обрели независимость, в обеих странах началась межобщинная резня. Около миллиона человек погибли, 17 миллионов стали беженцами (в центре) |
Пакистан рассматривает задачу объединения с индийской частью Кашмира как "завершение незаконченного процесса отделения от Индии". "В Кашмире идет освободительная борьба, в последствиях которой нельзя винить Пакистан",— заявил на прошлой неделе Первез Мушарраф, чем вызвал ярость индийских властей. Дели обвиняет Исламабад в тайной поддержке оружием и деньгами "кашмирских борцов за свободу" и в предоставлении им своей территории для подрывной деятельности против Индии. Пакистан же настаивает на том, что речь идет лишь о моральной и дипломатической поддержке.
Совет безопасности ООН еще в 1948 году принял резолюцию, призывающую провести в Кашмире плебисцит по вопросу о том, быть этой территории в составе Индии или Пакистана. Плебисцита так и не было, да и вряд ли когда-нибудь он вообще состоится. Против него решительно возражает Дели, похоже смирившийся с утратой пакистанской части Кашмира, но не допускающий даже теоретической возможности потери той его части, которая входит в индийский штат Джамму и Кашмир.
Обладание бедным высокогорным Кашмиром мало что дает Индии: его военное и экономическое значение для нее невелико. Просто как территория индийский Кашмир не представляет особой ценности и для Пакистана.
Почему же тогда обе стороны с таким маниакальным упорством занимаются перетягиванием каната в этом высокогорье, на "крыше мира", рискуя сорваться в пропасть? Если бы речь шла только о территории, все, возможно, было бы иначе. Но дело не в территории, а в идеологии. Именно идеология делает ставки в этом противостоянии максимально высокими и не позволяет сторонам поступиться принципами. Когда Индия хочет любой ценой удержать Кашмир, а Пакистан поддерживает его борьбу за отделение, то это конфликт двух концепций, на основе которых построены два государства, когда-то бывшие одним целым. Индийской концепции "одной нации" противостоит пакистанская концепция "двух наций".
Отцы новой Индии — Джавахарлал Неру и Махатма Ганди были индусами, но хотели, чтобы в стране достойно существовали не только индусы, составляющие большинство населения, но и представители других народов, религий и культур. В этом смысл теории "одной нации" или "единой счастливой семьи народов", которой, по замыслу Неру и Ганди, должна была стать Индия.
Основатель Пакистана Мухаммед Али Джинна все представлял иначе. Он считал, что между индусами и мусульманами существует непреодолимое различие, не позволяющее им жить вместе. Джинна был убежден, что, оставаясь в Индии, мусульмане обрекают себя на страдания, а получить равные права они могут только в собственном исламском государстве. Так родилась теория "двух наций" — индусской и мусульманской.
Вскоре после того, как в августе 1947 года Индия и Пакистан стали независимыми, в обеих странах вспыхнула межобщинная резня. Мусульмане в Пакистане бросились убивать индусов. Индийские индусы ответили погромами мусульман. Из Дели в Пакистан уходили переполненные поезда беженцев, которые брали штурмом — люди висели на подножках и ехали на крышах, спасаясь от расправы. В тех столкновения погибли миллион человек, еще 17 млн стали беженцами.
Концепция Джинны означает, что 120 млн индийских мусульман сегодня живут "не в той стране". Эта же теория объясняет давние претензии Пакистана на Джамму и Кашмир — единственный штат в Индии, где большинство составляют мусульмане.
Если сегодня Кашмир отколется, то тем самым будет похоронена идея "единой семьи" народов, на которой держится идеология светской демократической Индии. Это может стать первым шагом к распаду всей страны — вызвать в индийской федерации, состоящей из 25 штатов, парад сепаратизмов. Наследники Джинны тайно надеются, что однажды индийские мусульмане сыграют роль пятой колонны — вступят в конфликт с индусами и взорвут Индию изнутри. Это вовсе не абстрактная теория: столкновения между индусами и мусульманами происходят в Индии регулярно, последние массовые волнения прокатились этой весной в Гуджарате и ряде других штатов. Таким образом, не имея пока возможности победить Индию в ядерной войне, Пакистан хочет использовать "религиозную бомбу". Это и есть его главное тайное оружие против индийского врага, а не накопленные боеголовки и ракеты. Кашмиру, призванному поджечь бикфордов шнур, в этих расчетах отводится ключевая роль.
 |
| Премьер-министр Индии Атал Бихари Ваджпаи (слева) убежден, что за терроризмом в индийском штате Джамму и Кашмир стоит Пакистан. Президент Пакистана Первез Мушарраф (справа) доказывает, что в Кашмире идет "освободительная война", в которой нельзя винить Пакистан. Между тем зачистки в Кашмире перемежаются терактами, число жертв растет (в центре) |
Однако в течение полувека индийские власти не смогли воспользоваться уникальной возможностью завоевать симпатии кашмирцев и навсегда лишить Пакистан надежды на отделение этой территории. "Лучший друг Индии" Абдулла дважды оказывался за решеткой, проведя в тюрьме в общей сложности 18 лет. Индийские власти, во всем видевшие "руку Пакистана", подозревали его в симпатиях к Исламабаду. Когда место Абдуллы занял его сын Фарук, отношения с центром у него тоже не сложились. В 1984 году он оказался в опале и был снят со своего поста тогдашним премьером Индирой Ганди.
Через три года Дели вернул Фарука на пост главного министра штата, но этот шаг еще больше оттолкнул кашмирцев от центральных властей. Дело в том, что в 1987 году на местных выборах победил Объединенный мусульманский фронт, в котором задавали тон антииндийские силы. Центральными властям ничего на оставалось, как фальсифицировать итоги выборов и вновь поставить во главе штата Фарука, бывшего для них меньшим злом. Имея репутацию ставленника Дели, Фарук Абдулла, правящий и поныне, не пользуется в Кашмире никакой популярностью — его власть держится на индийских штыках.
Между тем исламские группировки, которые сочли, что в 1987 году у них украли победу, взялись за оружие. Именно их лидеры и стали основателями движения "За свободу Кашмира", о моральной и дипломатической поддержке которого говорят пакистанские власти. Жертвами вооруженного противостояния в Кашмире за последние полтора десятилетия стали десятки тысяч человек (называемые цифры варьируются — от 35 тыс. до 70 тыс.). Ряды радикальных мусульманских группировок постоянно пополняются молодежью, недовольной жалким состоянием сегодняшнего Кашмира: это один из самых неразвитых штатов с низким, даже по индийским меркам, уровнем жизни и очень высоким уровнем безработицы. Кроме того, штат напоминает гетто, а не "крупнейшую демократию мира", как себя называет Индия. Кашмирцы живут как в осажденной крепости: повсюду блокпосты, патрули, бронетехника и заграждения из колючей проволоки. Порядок в десятимиллионном штате, пограничном с Пакистаном, постоянно поддерживает 400-тысячный контингент индийских войск, то есть на каждые 25 местных жителей приходится по одному солдату. Проводя зачистки, федералы с местным населением особо не церемонятся. Аресты, побои и другие нарушения прав человека списываются на борьбу с терроризмом.
Примечательно, что в отличие от ведущих демократий Запада Индия с самого начала активно поддержала антитеррористическую операцию в Чечне и никогда не выказывала по ее поводу никаких сомнений. Ситуация, в которой оказалась Москва, с самого начала представлялась индийцам вполне узнаваемой. Кашмирской.
Пытаясь наладить политический процесс в штате, в сентябре этого года Дели намерен провести в Джамму и Кашмире выборы. Премьер Ваджпаи обещает, что они станут свободными и демократичными. Однако реализовать эту идею крайне непросто. Индийские власти попали в ловушку. Предпринимаемая сегодня попытка наладить диалог с умеренными исламистами и отсечь радикалов грозит обесценить значение предстоящего волеизъявления: без участия сепаратистов кашмирцы опять сочтут выборы обманом и новое правительство, как и прежде, будут называть марионеточным.
Между тем исламские радикалы свое участие в выборах обставляют жесткими условиями. Не веря избирательной комиссии, назначенной индийскими властями, они требуют пригласить на выборы международных наблюдателей — условие, на выполнение которого, как полагают эксперты, Дели никогда не пойдет. Понимая это, сепаратисты свой выбор уже сделали: бойкотировать выборы, продолжая борьбу за свободу. Такой сценарий очень устраивает пакистанского президента Мушаррафа, как-то заявившего, что "Кашмир течет в наших жилах". Срыв выборов в Кашмире, угроза которого весьма велика, играет на руку Исламабаду. Для Пакистана он может стать еще одной иллюстрацией "непреодолимых противоречий" между индусами и мусульманами, о которых говорил Мухаммед Али Джинна. И доказать, что проблема Кашмира нерешаема до тех пор, пока он остается индийским.
В течение более чем полувековой борьбы двух государственных идеологий, индийской и пакистанской, Кашмир, оказавшийся на передовой этой борьбы, стал ее заложником. И сами кашмирцы это осознают. В отношении Пакистана у большинства из них тоже нет иллюзий: они понимают, что на самом деле стоит за желанием Исламабада "освободить кашмирских братьев из-под индийского гнета".
В итоге кашмирцы не верят ни тем ни другим — не хотят быть не только частью Индии, но и частью Пакистана. Опросы общественного мнения свидетельствуют, что в случае проведения плебисцита кашмирцы проголосовали бы за "азади" — независимость. Однако независимость Кашмира, в результате которой он может оказаться ничейным, не устраивает ни Индию, ни Пакистан. Она явно не вписывается ни в ту, ни в другую концепцию, противоречием которых, собственно, и обусловлена столь ожесточенная борьба за эту территорию. В результате кашмирской проблеме, судя по всему, суждено вечно быть "старейшей в повестке дня ООН". А Индии и Пакистану — оставаться на пороге новой кашмирской войны.
СЕРГЕЙ СТРОКАНЬ
 |
|
|
|
