28 марта президент России Владимир Путин принял в Кремле президента Ирана Хасана Роухани и провел с ним почти весь день, итогом которого стало заявление президента России о том, что товарооборот между Россией и Ираном вырос на 70%. Специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ предполагает, что это могло произойти, возможно, за время обеда президентов в Кремле.
После переговоров Хасан Роухани и Владимир Путин казались еще более задумчивыми, чем до них
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
Президент Ирана Хасан Роухани в Москве второй день. До того как приехать в Кремль, он прочел лекцию студентам МГУ и получил мантию почетного доктора юридических наук. Лекция напоминала мюнхенскую речь господина Путина: в ней много было о пагубности однополярного мира и мирового господства Запада. Часа через полтора после лекции господин Роухани был в Кремле.
В Зеленой гостиной пристройки к Большому Кремлевскому дворцу (БКД) президент Ирана встретился с Владимиром Путиным. Господин Роухани в Иране считается мягким человеком (по крайней мере среди крепнущей по мере того, как он мягчеет, оппозиции). Но я-то видел, как он пожимает руку российскому президенту: костяшки пальцев белели у обоих. Это, видимо, и было началом не очень простых и, как выяснилось, очень длинных переговоров.
Переговоры эти проходили на фоне, мягко говоря, нелегких воспоминаний у россиян о недавнем, годичной давности визите в Иран. Ладно уж, в Тегеране в президентском дворце передрались журналисты: это считай что ритуал. Но после заявлений для прессы президенты России и Ирана, а за ними члены делегаций пошли к выходу из зала, к кортежу Владимира Путина на улице. И охрана господина Роухани вдруг без объявления войны отсекла всех, кто сопровождал российского президента. И я понял, что сопровождавшие, видимо, всю жизнь готовились к этому (они привыкли, что от кортежа отставать нельзя, ждать не будут; это на уровне инстинкта). И я видел, как прорывался сквозь строй стражей исламской революции министр иностранных дел России Сергей Лавров. Стража стояла стеной. А он ведь раскидал их. И я видел, как сотрудник протокола прокладывал дорогу собой первому вице-премьеру Игорю Шувалову и как тот мгновенно включился сам… И остальные… И этот отряд прорвал окружение и вышел к своим, а вернее, к Своему…
Не знаю, конечно, но не поэтому ли в этот раз в Зеленой гостиной среди членов делегации я заметил министра обороны России Сергея Шойгу…
В этот раз все было, впрочем, мирно (в том числе, возможно, поэтому). Да, больше необходимого суетились иранские журналисты. Но меньше, чем суетятся обычно. Да, один из них, когда уже начал говорить господин Путин, тоже решил поговорить — по телефону. А когда его попытались вывести за дверь Малахитовой гостиной, оказал посильное сопротивление… Оно было, впрочем, кратким в своей бессмысленности…
Да, иранские журналисты, вместо того чтобы снимать президентов, лихорадочно делали селфи на фоне господина Роухани… Можно было предположить, что это связано с тем, что тот редко покидает пределы страны. Но ведь он покидает их часто. Он не сидит дома. Европа, можно сказать, в его распоряжении, особенно после того, как было объявлено, что Иран согласился на уступки в развитии своей ядерной программы. Да что там, она была просто свернута. Было подписано, как известно, всеобъемлющее соглашение, по которому уран в Иране будет обогащаться только для исследовательских целей. Два предприятия — одно по производству тяжелой воды, второе, способное производить плутоний,— будут закрыты. Иран согласился с тотальным контролем на всех объектах своей ядерной программы. До конца года страна должна сдать России большую часть урана, который у нее накопился до этого соглашения.
И господин Роухани объездил в связи с этим чуть не всю Европу. Год назад в последний момент сорвался только его визит в Австрию. Иракский журналист Абдель-Мунем Салям рассказал мне, что собирался в Австрию с детьми на их каникулы, надеясь совместить их с освещением этого визита, и аккредитовался, как вдруг в последний момент ему позвонили и извинились: визит отменяется, так как австрийские спецслужбы разоблачили заговор с целью покушения на иранского президента. Так не задались и каникулы у детей.
В начале встречи в Зеленой гостиной не было сказано ничего, конечно, особенного: не для этого тут встречались два этих человека в присутствии журналистов. Я думал, господин Роухани, может, обратит внимание коллеги на то, что прямо перед отлетом в Москву в Тегеране вдруг повалил снег (а до этого было 18–20 градусов, естественно, тепла). Примерно в это же время снег повалил и в Москве. И что бы это значило?
Очевидно, для того чтобы никто не гадал, что бы это значило, господин Роухани про это ничего и не сказал (а то есть категория журналистов, которые будут готовы предположить, что это, конечно, к похолоданию в отношениях между Ираном и Россией: дай только шанс провести какую-нибудь пошловатую аналогию).
Владимир Путин и Хасан Роухани почти три часа беседовали в узком составе, отчего участники расширенного состава совершенно не расстраивались: это значило, что переговоры в расширенном составе будут тем короче, чем длиннее переговоры в узком.
Среди переговорщиков в расширенном составе (а на самом деле участников обеда) были замечены Игорь Шувалов, министр строительства Михаил Мень, помощник президента РФ Андрей Фурсенко (документов он никаких подписывать не должен был, в отличие от остальных, но еще несколько лет назад, когда российские чиновники как-то не решались ездить в страну под санкциями мирового сообщества, летал туда спокойно и с тех, видимо, пор так полюбился иранцам, что они и теперь, когда к ним ездят все кому не лень, не представляли себе этот день без него), министр спорта Павел Колобков, вице-премьер Дмитрий Рогозин…
Про Дмитрия Рогозина охотно рассказывали мне иранские журналисты. Он запомнился им, например, на последнем авиасалоне МАКС, когда в течение целого дня не отходил от вице-президента Ирана по науке и технологиям Сорены Саттари, демонстрируя ему так называемые новинки отечественного самолетостроения. Россия в свое время очень хотела продать иранцам Superjet 100, и те даже хотели купить, но санкции не позволяли это сделать. А когда санкции были сняты, оказалось, что одним из условий их снятия был записан пункт о приоритетах поставок в Иран Boeing и Airbus…
Впрочем, позже, в заявлении для прессы, Владимир Путин сказал, что надеется: Superjet 100 все равно будут раскупаться — не как горячие пирожки, конечно, но хотя бы как холодные.
Обед в расширенном составе и, правда, получился недлинным. Как удалось выяснить, не смогли толком поесть два принимавшие в нем участие человека: министр энергетики России Александр Новак и его иранский коллега. Сначала выступал один, потом другой. А потом и обед закончился: больше никто и слова сказать не успел. Только еще Владимир Путин подарил Хасану Роухани персидскую суру. Она была, по разговорам, довольно-таки давно украдена у персов англичанами, а потом русские выкупили этот обширный труд у англичан и теперь вернули законным в некотором смысле владельцам. Господин Роухани был растроган если не до слез, то просто растроган.
После обеда президенты присутствовали при подписании нескольких соглашений. (Прорывных среди них нет, но рабочие представляют интерес. Например, одно из них — о безвизовых групповых туристических поездках. Конечно, к безвизовым поездкам одиночек ни в Москве, ни тем более в Иране пока не готовы, в том числе, видимо, и их участники. Соглашения о сотрудничестве в газовой и атомной сфере называются пока, увы, «меморандумами о взаимопонимании».) А потом сделали свои заявления. Самым ярким из них, по моему мнению, стало сообщение Владимира Путина о том, что товарооборот между Россией и Ираном за последнее время вырос на 70%. Таких цифр со знаком плюс российский президент не произносил по крайней мере пару последних лет: ему приходится говорить со своими собеседниками в разных странах прежде всего о снижении товарооборота. И тут уместна и цифра 70, а может, и 100.
И вот Владимир Путин сказал про плюс 70.
Выяснилось, что удивило это не только меня. Иранские журналисты, сидевшие в Малахитовой гостиной, казались даже потрясенными. Они переспрашивали друг у друга, верить ли им их собственным ушам, потом стали спрашивать в том числе и у меня: решили, что ошибся переводчик. Поняв, что не ошибся, один из них констатировал:
— Ну нет. Это слишком много. Нам называли другие цифры.
Но какие, уточнить между тем не смог.
Впрочем, для меня тут никакого секрета не было. Этот рост мог произойти даже за время обеда в БКД: Владимир Путин мог учесть, например, даже еще только наметившиеся договоренности. Почему бы и нет: разве его слово не значит все?
В заявлении господина Роухани я попытался зацепиться хотя бы за фразу «во имя Аллаха милостивого и милосердного хочу поблагодарить за гостеприимство его превосходительство президента России господина Путина, ибо…».
Но мне это не удалось.