Россия находится на 1-м месте в Европе и на 8-м — в мире по численности заключенных (на 100 тысяч жителей), а тюрьма до сих пор заметно влияет на наше общество, гласит новый доклад ЦСР. "Огонек" оценил масштаб явления
От тюрьмы в России, как известно, не зарекаются, но статистика, приводимая экспертами, все равно пугает: у нас отсидел каждый десятый мужчина
Фото: Тутов Юрий/ PhotoXpress
Новый доклад Центра стратегических разработок (ЦСР) Алексея Кудрина, представленный на днях в Совете Федерации и посвященный уголовной политике в России, сразу обратил на себя внимание. Известно, что в нашей стране не зарекаются от тюрьмы, но когда тот же тезис подкреплен свежей статистикой, становится не по себе. Однако коллектив авторов, среди которых сотрудники НИУ ВШЭ и МГУ, не просто обозначил проблему, в докладе определена и стратегия уголовной политики аж до 2025 года. И все же, есть ли повод для беспокойства?
— С уголовной политикой у нас все довольно плохо,— говорит один из авторов доклада, заведующий кафедрой уголовного права и криминалистики факультета права НИУ ВШЭ Геннадий Есаков.— Это и хаотичное уголовное законодательство, и противоречащие друг другу установки, когда с одной трибуны призывают ужесточать, а с другой — ослаблять. У нас высокий процент рецидива, неадекватное правоприменение — со всем этим надо что-то делать.
Доклад констатирует: в нашей стране в местах лишения свободы находится около 600 тысяч человек, еще примерно 200 тысяч их охраняют — получается без малого город-миллионник. По факту в России отсидел каждый десятый мужчина, отмечают авторы, более того, 55 процентов российских осужденных находятся сегодня в так называемой области криминологического "невозврата" (то есть скорее всего к нормальной жизни они не вернутся), а еще 23 — в зоне риска. Одна из причин — большие тюремные сроки, превышающие пять лет. Для сравнения, в Великобритании свободы лишают в среднем на 16,2 месяца! А по состоянию на сентябрь прошлого года сроки продолжительностью четыре и более года там получили лишь 36 процентов осужденных. Похожая ситуация в Германии: там сроки лишения свободы до 2 лет составляют примерно 80-90 процентов от всего, что назначают преступникам. И это не просто "смягченные нравы", но прагматизм: чем выше срок заключения, тем более вероятен рецидив, а человеку труднее вернуться к нормальной жизни.
Дело не только в сломанных судьбах, но и в атмосфере, складывающейся в обществе. Авторы доклада приводят слова известного российского экономиста Александра Аузана о том, что в России тюрьма — наряду со школой и армией — стала одним из институтов, влияющих на социокультурные установки россиян.
— Что играет в любом такси? Шансон. Или блатная феня — мы сами не замечаем, что на ней говорим,— отвечает Геннадий Есаков.— И этому не стоит удивляться. Общество рассматривает лишение свободы чуть ли не как единственный вид уголовного наказания, а это, в свою очередь, не может не сказаться на всех сферах нашей жизни.
Кроме того, уголовно-исполнительная система недешево нам обходится: в прошлом году она стоила государству 264,6 млрд рублей в виде ассигнований на ФСИН. В расчете на одного осужденного получается примерно 346,8 тысячи. При этом, если взглянуть на проблему шире, тюремная субкультура не совместима с инновациями, без которых, в свою очередь, трудно представить современную экономику: то есть чем больше сидим, тем хуже конкурируем...
Одну из причин сложившейся ситуации авторы доклада видят в самом уголовном законодательстве, которое сегодня переживает кризис. Чем еще можно объяснить следующие парадоксы: например, в действующем УК есть преступления, по которым судья может дать как 2 месяца лишения свободы, так и 15 лет! Или вспомним штрафы: за преступление, согласно УК, сейчас могут назначить от 3 тысяч рублей, а за административное правонарушение — несколько сотен тысяч. Оказывается, всего с 1996 года в УК было внесено полторы тысячи поправок, вот и результат...
— Наше исследование показало, что законотворчество в сфере уголовного и уголовно-процессуального права носит хаотичный характер,— заявил на слушаниях в СФ сам Алексей Кудрин.
При этом общий вектор уголовного закона репрессивен: к лишению свободы условно или реально сегодня приговариваются 60 процентов осужденных! Авторы не обходят вниманием и популярную тему "закошмаренного бизнеса".
— У нас за законами иногда следует правоприменение, которое прямо противоречит их духу и букве. С одной стороны, хорошие формулировки в отдельных статьях УК, а с другой — на практике следователи выдумывают такие конструкции, от которых волосы встают дыбом,— говорит Есаков.— Чаще всего подобное случается, например, со статьей "Мошенничество". Все это результат непонимания, куда двигаться уголовному праву.
А действительно, куда? Доклад не случайно имеет подзаголовок "дорожная карта": в нем предлагаются этапы "ползучего" реформирования существующей политики, начиная с гуманизации законодательства и заканчивая новой пенализацией (за непонятным термином скрывается, в частности, дополнение наказания иными мерами воздействия). Звучат и конкретные идеи: допустим, вернуть понятие уголовного проступка — промежуточного между уголовным преступлением и административным правонарушением. Или запретить лишение свободы при совершении первого преступления небольшой и средней тяжести, а также преступлений в сфере экономики... Отметим, впрочем, что речь в этом случае идет о 10 процентах осужденных: основная часть российских сидельцев проходят по тяжким статьям — убийствам (28), наркотикам (26), разбоям (8), грабежам (6 процентов)...
Занятный поворот — это новые технологии, им в докладе уделено много внимания.
— Новые технологии могут помочь как в борьбе с преступностью, так и в реформе системы наказания. Вспомните опыт Лондона: как только по всему городу установили камеры наблюдения, уровень уличной преступности резко упал,— говорит Геннадий Есаков.— То же самое с браслетной техникой: она уже успешно применяется в качестве альтернативы заключению под стражу, как в случае с бывшим министром экономического развития Алексеем Улюкаевым. Сегодня это редкие примеры, а в будущем, в идеале, они должны стать массовыми. Технологии будут удешевляться, так что финансовых препятствий здесь нет.
Предложения, конечно, интересные, но что будет с докладом дальше? Пока авторы предлагают дождаться осени — после обсуждения на различных экспертных площадках "дорожную карту" снова рассмотрят в Совете Федерации. Ну а дальше — выборы, и пригодятся ли наработки ЦСР новому правительству — вопрос пока подвешен.
Экспертиза
Общество не определилось
Трудно судить о том, чего практически нет: концептуально выраженной уголовной политики я в нашей стране не знаю. Более того, к уголовному преследованию и наказанию мы по-прежнему подходим исходя из критериев и методов советского времени. А ведь нужно уже давно дать новые ответы на эти вечные вопросы: например, какой характер носит труд в местах лишения свободы? И вообще, что мы подразумеваем под исправлением преступника? Или представьте: у нас четверть осужденных сидят за преступления, связанные с оборотом наркотиков. Это значит, общество просто не определилось, что является преступлением в этой сфере, когда должно быть наказание, а когда лечение.
Тюрьма в широком смысле этого слова заметно влияет на наше общество
По сути, система воспроизводит сама себя: большая часть осужденных — это представители социально неблагополучных слоев населения, и они возвращаются в тюрьму снова и снова. По статистике разного рода, уровень рецидива составляет от 50 до чуть ли не 80 процентов. С учетом того, что у нас очень большие, по сравнению с другими странами, сроки наказания, это приводит к нескончаемому круговороту одних и тех же людей в местах лишения свободы. А потом мы удивляемся, почему у нас переполнены изоляторы и не сокращается число колоний... Это не только потому, что преступность высокая и правоприменение плохое, причина в том, как выстроена вся система уголовного правосудия. Конечно, ситуацию с правоохранительной системой я бы не рисовал в одних лишь черных красках. Доля оправдательных приговоров формально не более 1-2 процентов, но, по некоторым данным, около 20 процентов дел не доходит до суда, что не так уж мало. Однако многие судьи до сих пор считают себя не арбитрами между обвинением и защитой, а еще одним из институтов борьбы государства с преступностью, отсюда и перекосы. В целом тюрьма в самом широком смысле этого слова заметно влияет на наше общество. Речь не только о заключенных, об их родственниках, их друзьях и знакомых; надо не забывать и о многочисленных сотрудниках силовых органов — это масштабная прослойка со своим менталитетом, специфическими социокультурными установками. Заметно выросла (по сравнению с традиционной "криминальной") роль и субкультуры тюремщиков, в массе своей они консервативны, плохо воспринимают инновации и все новое.
И последнее. Что касается бизнесменов, об уголовном преследовании которых сегодня так много говорят. На мой взгляд, выделять их в какой-то отдельный субъект уголовного права — неправильно и несправедливо. А то, что мы вынужденно это делаем,— показатель прежде всего неразвитости правовой системы. По факту уголовное право и правоприменитель не адаптированы к новой социально-экономической ситуации. Нам все говорят, что, мол, надо подождать, переходный период. Но может, пора уже начинать новый этап, в том числе в уголовной политике?
Цифры
Акцент на посадки
Виды наказания (из числа осужденных лиц по всем преступлениям, в процентах от общего числа, в скобках — количество осужденных, 2015 год)
Суд да дело
Итоговое решение по уголовным делам в первой инстанции (по лицам, в процентах от общего числа, 2015 год)
Брифинг
Екатерина Шульман, политолог, доцент Института общественных наук РАНХиГС
Некоторые улучшения нашего уголовного, уголовно-процессуального законодательства случились за короткое медведевское четырехлетие. Другое дело, что связка "суды-обвинение" по-прежнему является неразрывной, потому что судьи сами во многом это бывшие прокуроры или бывшие следователи, а не адвокаты или правоведы, и вообще не люди, которые озабочены законом, а люди, которые озабочены ведомственной инструкцией и отчетностью (поэтому они слушают обвинение). Тем не менее в этом направлении надо как-то работать дальше.
Леонид Головко, заведующий кафедрой уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора МГУ
Фото: YouTube.com
Хрестоматийный пример: изменилась социально-экономическая ситуация, и то, что было очень серьезным преступлением в советское время, например спекуляция, перестало быть таковым. Бывает, что просто в связи с инфляцией меняются пороги цифр и надо вносить коррективы. Потому что то, что наносило серьезный ущерб, стало уже смехотворной суммой. Любые законодательные реформы должны сопровождаться социологическим мониторингом, учитывать практику применения, возможную динамику преступности после декриминализации.
К сожалению, ситуация пока только ухудшается. В 2016-м только за первую половину на 25 процентов увеличилось количество дел, возбужденных по 159-й статье УК (мошенничество), по ней возбуждается 80 процентов дел против предпринимателей. Немножко уменьшается количество арестов, количество домашних арестов, но цифры все еще серьезные. Мы, кстати, создаем Ассоциацию жертв экономических репрессий.