Глава 4
История "Охоты на ведьм" в 20 главах и 20 фильмах
Первые жертвы
Фото: DIOMEDIA / Alamy
Фото: DIOMEDIA / Photos 12 Cinema / Brooksfilms
Фото: DIOMEDIA / Photos 12 Cinema
"Фрэнсис" (Грэм Клиффорд, 1982)
Содержание предыдущей главы: к 1935 году детский писатель Орниц, налетчик, переквалифицировавшийся в сценаристы, Таскер, криминальный репортер Брайт и писательница, чье имя соратники сохранили в тайне, создали в Голливуде первую ячейку компартии
Одной из самых громких голливудских сенсаций 1980-х фильм "Фрэнсис" стал не только из-за жанровых достоинств трагической мелодрамы, но из-за ее "социальной значимости". Фильм раскрыл тайну исчезновения с экрана юной звезды Фрэнсис Фармер (Джессика Лэнг), в 23-летнем возрасте названной "новой Гарбо" за исполнение ролей одновременно матери и дочери ("Приди и владей", 1936).
Фармер была образцовой "своей среди чужих". Красавица-интеллектуалка росла с матерью, психопаткой и обскуранткой, в скучном Сиэтле. Контракт с "Парамаунт" тяготил ее: она мечтала играть Чехова и сбежала на Бродвей, где сначала все сложилось, как она мечтала: ее взяли в моднейший театр "Группа", в нее влюбился ее кумир — драматург Клиффорд Одетс. Но потом он грубо оборвал связь, на гастроли "Группы" Фармер не взяли, а Голливуд наказал ее, заключив в гетто ничтожного кино. Хрупкая психика и стремительный алкоголизм увели Фармер в необратимое пике.
Два года ее трэш-трагедия кормит желтую прессу. Дебоши, драки с полицией и судьями. Ни одна актриса еще не представала в таком похабном виде, как она. "Крысы!" — кричит Фрэнсис фотографам. А они снимают, как ее выволакивают голую из ванной, где она пряталась от копов, взломавших дверь ее домика. Мать сдает ее в психушку. Там пациенток мучают электрошоком и отдают позабавиться морпехам в увольнительной. Из больницы она выйдет непохожая на себя и умрет в 1970-м в 56 лет.
Все это было в фильме, упустившем из виду одно. Несчастья Фармер начались с ее поездки в СССР. Мать потом рассказывала психиатрам, что ее доченьку подменили в Москве.
В 1935-м она выиграла конкурс коммунистической газеты, которую выписывал декан ее театрального факультета. Приз — мечта любой театралки: поездка в Москву, во МХАТ.
Но в Сиэтле правила бал организация "Бдительные": они жгли "красные" книги, запугивали диссидентов, а на вечеринке в честь Фармер подрались с журналистами. На митингах патриоты проклинали ее как ведьму. Мать клялась броситься под колеса автобуса, на котором она уедет в Россию: "Университетские преподаватели предают нашу страну! Кровавый кинжал Советов пронзил самое сердце Америки. Я должна предупредить всех родителей: ваши дочери и сыновья в опасности! Радикальные течения распространились во всех учебных заведениях, следите за своими детьми!"
Фармер через газету заверила общественность, что она не коммунистка, а в СССР едет исключительно ради театра. Но если она и не была коммунисткой, то родная мать и "бдительные" сделали все, чтобы она ей стала. В 1940-м журнал The American Mercury трижды назвал ее самой оголтелой "сталинисткой" Голливуда, защитницей советско-германского пакта.
И не будь у Фармер этой репутации, Голливуд не отдал бы ее на заклание. Проблемы других звезд, позволявших себе и не такие выходки, без огласки разрешали специально обученные люди — "фиксеры". Фармер можно считать первой жертвой "охоты на ведьм".
Позднее поездки в СССР станут отягчающим обстоятельством для подозреваемых в "антиамериканизме". Хотя кое-кому их не припомнят вообще, как Алексу Норту, первому композитору, удостоенному "Оскара" "за вклад" и одному из первых членов Союза советских композиторов. Норт боготворил Прокофьева, мечтал учиться в России и почему-то решил, что проще всего это сделать, нанявшись в СССР специалистом народного хозяйства. Только разгильдяйством начальства Центрального телеграфа можно объяснить то, что Норту, "немного знавшему азбуку Морзе", удалось проработать там в 1934-м две недели. От высылки его спас новый друг Григорий Шнеерсон, музыковед, работник Коминтерна и аккомпаниатор Эрнста Буша. Счастливый Норт два с половиной года отучился в консерватории по классу композиции, а на каникулах работал музыкальным директором сразу двух театров — латышского и немецкого.
Его везение объяснимо: таких, как он, был слишком много. В эти годы десятки тысяч янки искали работу на стройках пятилетки. Десятки тысяч побывали в СССР как туристы: 100-дневная виза, включавшая в себя дорогу, проживание и питание, стоила 500 долларов. Приработок любой образованный янки находил без труда: корреспонденции из СССР газеты, даже заштатные, отрывали с руками. Идеологическая обработка американцев была под запретом. Сначала — чтобы ускорить установление дипломатических отношений. Потом — чтобы не повредить им.
Повседневная нищета не смущала янки. Зато три вещи сражали интеллектуалов наповал: отсутствие расовой дискриминации, сексуальная революция и революция культурная. К Мейерхольду и Эйзенштейну иностранцы стояли в очереди. А будущего знаменитого аниматора Дэвида Хилбермана, например, в СССР привела мечта встретиться с Горьким.
Будущий каннский лауреат Джозеф Лоузи, когда пришла пора возвращаться в Штаты, добился приема у Куусинена, секретаря Коминтерна, и выразил готовность валить лес в Карелии, только бы остаться в СССР. Если верить мемуарам Лоузи, Куусинен охладил его пыл: вы, юноша, больше пользы принесете, занимаясь своим делом — театром. Есть резоны полагать, что разговор этим не ограничился и великий режиссер побывал курьером Коминтерна, если не советской разведки. Лоузи уговорил приехать в Москву и свою подругу — молодого, но знаменитого модельера Элизабет Хоуз, устроившую в Москве в 1935-м первое после революции модное дефиле и поведавшую затем The New York Times: "Женщины Советов хотят стильно одеваться. Я сказала, что им не следует пытаться копировать чужеземную моду. Они крупные женщины, крепко сложенные, и у них должен быть собственный стиль"
Из чистого любопытства подались в СССР отпрыски влиятельнейших продюсеров, "наследные принцы" Морис Рапьф и Бад Шульберг, вернувшиеся оттуда правоверными коммунистами. Детство в окружении рукотворных иллюзий не проходит бесследно.
Стон стоял над Голливудом: магнаты бросились "лечить" детей, объединенные солидарностью отцов. Страшнее коммунизма был отказ наследников от "королевства". Пугливый Гарри Уорнер причитал, что молокососы погубят всю киноиндустрию. Майер сорвался: "Вот из-за таких, как вы, и существует антисемитизм". Злой Джек Уорнер рычал: "Вы, богом проклятые сопляки, кретины, идиоты, из-за вас у всех у нас будет куча неприятностей". Бесполезно. Тогда добрый волшебник Ирвинг Тальберг пригласил отступников на ланч и сумел если не вернуть их на путь истинный, то успокоить родителей.
Все было очень просто и ошеломляюще неожиданно: Тальберг рассказал, что состоял в Молодежной социалистической лиге и произносил на всех углах пылкие речи. А потом вытащил из рукава джокера: познакомил мальчишек с преуспевающим продюсером Альбертом Левином, оказавшимся марксистом.
"Он все цитировал и цитировал, а я ничего этого не знал. Мы поняли, что ни черта о марксизме не знаем", — вспоминал впоследствии Шульберг. Юноши поняли, что надо "учиться, учиться и учиться", и вернулись в колледж. Потом, в Голливуде, став сценаристами, они изумятся: вокруг — сплошные "красные". И вскоре станут умелыми агитаторами, вовлекшими в ряды компартии множество светских и, казалось, аполитичных коллег. Но к тому времени ко всем достоинствам СССР прибавится главное: Голливуд увидит в нем единственную защиту от победы фашизма во всем мире.