Премия литература
Фото: Ирина Бужор, Коммерсантъ / купить фото
Назван короткий список претендентов на российскую литературную премию "Национальный бестселлер". Комментирует Игорь Савельев.
К 16-му году жизни "Нацбест" обрел респектабельность. Тому подтверждение — радикальное увеличение премии до миллиона рублей. Еще недавно проект терял спонсоров, спешно искал новых, жил весело и шумно (это-то сохранилось), тщательно оберегая свой полустуденческий задор. На протяжении всей своей истории петербургский "Нацбест" будто бы конкурировал с московскими премиями — то возвращением под софиты полузабытого Проханова, то мистификацией под изящным именем Фигль-Мигль. Премия всегда пыталась дистанцироваться от "Русского Букера" даже на уровне правил. Коллегия номинаторов набиралась из круга не самых очевидных фигур. В "Нацбесте" заявляли, что отдают предпочтение книгам, которые не попали в поле зрения других крупных премий. Так, конечно, получалось не всегда: шорт-листы все равно пересекались — и иногда не в пользу питерских нонконформистов, а один и тот же роман мог получить и "Нацбест", и, например, "Большую книгу", как случилось в прошлом году.
В этом смысле нынешний шорт-лист — удача для "Нацбеста": в него не попали очевидные звезды, которые, скорее всего, будут отмечены другими премиями. Впрочем, среди номинантов нынешнего года нет и яркого дебютанта (а это еще одно любимое премией амплуа). Практически все они опытные авторы, выпустившие по несколько книг. Большинство из этих книг не становились событиями, и все же в списке нет ни одной фамилии, которая была бы незнакома.
"Ярким дебютантом" с натяжкой можно назвать Александра Бренера ("Жития убиенных художников"). С натяжкой — потому что человек, который добавил к "Супрематизму" Малевича значок $ и отсидел за это в Голландии, в представлении не нуждается. Это было очень давно — задолго до того, как провокационный акционизм стал популярен в России. Тем не менее стрелы "Жития..." адресованы не только забронзовевшим сверстникам автора, но и — косвенно — звездным Павленскому и Толоконниковой.
Что еще удалось в нынешнем шорт-листе "Нацбеста", так это политический триптих: Украина, Донецк, репрессии. Вопрос, были ли репрессии злом, косвенно присутствует в "Этой стране" Фигля-Мигля. В романе Путин оживляет жертв 1937 года с помощью идей философа-космиста Николая Федорова — и как-то так оказывается, что эти смутьяны только и могут, что раскачивать лодку. Ну а чтобы никаких сомнений не оставалось, на обложке изображена митингующая толпа с плакатом "За честные выборы". "В Донецк, в Донецк" рвется герой "Патриота" Андрея Рубанова — потрепанный, но не побежденный делец родом из лихих 1990-х. Документальная "Тень Мазепы" Сергея Белякова, кажется, давно уже должна была оказаться в центре разборок всех со всеми, а ее автор — не вылезать из ток-шоу: как-никак, злободневная тема — а была ли она вообще, украинская идентичность? Беляков известен как литературный критик и биограф Льва Гумилева, но вообще-то диссертацию он защищал по этническим конфликтам в бывшей Югославии. Кажется, как раз именно основательность сделала его неудобным для обеих сторон конфликта.
Оставшиеся три книги шорт-листа тоже похожи — иногда до смешения: это сочетание романов и баек, Гоголя и Шукшина, митьков и передвижников. В "Родине" Елены Долгопят чудаковатые "маленькие люди" живут в обстановке городских легенд и прочих странностей вроде одушевленных автомобилей, "Головастики и святые" Андрея Филимонова, наоборот, укрылись в сибирской глуши, изъясняются матерной вязью и поклоняются лесным божествам. В конце концов и для героини "F20" (название этого романа — медицинский код шизофрении) Анны Козловой каскад собственных личностей дополняется многими чудаковатыми персонажами.