Политика слабого рубля в России невозможна без отказа Банка России к 2018 году от инфляционного таргетирования и не имеет смысла, поскольку уже через год негативные эффекты от ее реализации превысят возможный рост ВВП — это главный вывод прогноза РАНХиГС, Института Гайдара и ВАВТ на 2017-2019 годы. Прогноз учитывает "бюджетное правило" как действующее и предполагает, что при текущих ценах на нефть и инфляции около 4% рубль будет в среднем стоить 59,2 руб./$ в 2017 году и 57,7 руб./$ в 2018 году. Впрочем, во многом "риторика слабого рубля" — элемент политического, а не экономического курса.
Очередной, апрельский выпуск мониторинга Российской академии народного хозяйства (РАНХиГС), Института имени Егора Гайдара и Всероссийской академии внешней торговли Минэкономики (ВАВТ) содержит обновленный вариант прогноза, ранее опубликованного авторами (Владимир Аверкиев, Сергей Дробышевский и Михаил Хромов из Института Гайдара и Марина Турунцева из РАНХиГС) макропрогноза на 2017-2018 годы. Существовавший прогноз обновлен исходя из новых данных Росстата, пересмотренных в начале года. Напомним, статведомство считает, что объем спада ВВП и промышленного производства был ниже, чем оценивалось оперативными оценками. Главный тезис авторов — официальный макропрогноз Минэкономики и Минфина, основанный на предположении о постепенном ослаблении и номинального и реального курсов рубля в 2017-2020 годах, сам по себе нереалистичен.
Аналитики, исходя из собственной модели, рассчитали два сценария развития событий на два года короче, чем у Минэкономики, временном горизонте — 2017-2018 годов. Оба сценария исходят из среднегодовых цен на нефть в 2017 году в $50 за баррель с ростом до $60 за баррель в 2018 году. В первом сценарии курс рубля является производной других факторов, во втором — задан, исходя из цифр в прогнозе Минэкономики по курсу рубля, предполагающего (с некоторыми коррективами), что в 2017 году среднегодовой курс будет составлять около 64,8 руб./$, а в 2018 году 70 руб./$ ("сценарий со слабым рублем"). Авторы показывают, что при этих цифрах выгоды экономики от политики свободного плавания больше, чем от искусственного занижения рубля.
В частности, согласно расчетам авторов, в "варианте со слабым рублем" прогноза снижение реального курса рубля в 2017 году составит 2,5%, что не помешает ему укрепиться в реальном выражении на 3,5% в 2017 году. В этом случае ВВП РФ вырастет в 2017 году на 1,4%, затем рост составит 1,5%. В варианте без реализации политики слабого рубля ВВП вырастет на 1,2% в 2017 году и на 1,8% в 2018 году. Впрочем, дело не столько в динамике ВВП. Авторы прогноза предполагают, что достижение столь заниженного, как в прогнозе Минэкономики, курса рубля, невозможно без отказа от инфляционного таргетирования ЦБ — укрепление реального курса в "варианте со слабым рублем" происходит из-за роста инфляции, которая должна составить, по расчетам РАНХиГС-ИГ-ВАВТ, 6,1% в 2017 году и 5,7% в 2018 году.
Напомним, "политика слабого рубля" — изобретение не столько Минэкономики, сколько Минфина, который впервые заявил о предстоящих параметрах ослабления национальной валюты в феврале 2017 года при объявлении операций на валютном рынке в рамках "временного бюджетного правила". Минэкономики де-факто следовало идеям Минфина о постепенном снижении курса рубля в силу стерилизации во временном фонде-буфере казначейства, а затем и в Резервном фонде (постоянное бюджетное правило) доходов от нефтегазового экспорта, создающихся превышением цены на нефть выше $40 за баррель. В силу этого в документах Минэкономики прогнозной ценой нефти указана на горизонте 2018-2020 годов именно эта цифра. ЦБ не оспаривает ее, несмотря на текущие более высокие цены нефти,— аргументируя это возможным прекращением сделки ОПЕК со странами-нефтеэкспортерами, в том числе с РФ, с 1 июля.
Впрочем, главная цель такого прогнозирования — дать аргументы к введению "бюджетного правила" на постоянной основе, несмотря на то что вчера, например, помощник президента Андрей Белоусов констатировал: оно действует, и споров по поводу его постоянного действия во власти нет. Есть и альтернативная возможность — ЦБ может не отказываться от "таргета" в 4%, а повысить ставку, но расчеты авторов показывают: ключевая ставка в этом случае должна вырасти до 12% годовых.
Чтобы курс соответствовал официальным прогнозам, констатируют аналитики РАНХиГС и Института Гайдара, ЦБ все же придется таргетировать курс, а не инфляцию — очевидно, даже с учетом "бюджетного правила". Если же все оставить в том же состоянии, что и сейчас,— рубль в 2017 году стабилизируется на нынешних уровнях, составляя среднегодовой курс 59,2 руб./$, и номинально окрепнет до 57,7 руб./$ в 2018 году. В этом случае модель Института Гайдара прогнозирует инфляцию в 4,1% годовых в 2017 году и 3,7% в 2018 году.
Модели Института Гайдара, ЦБ и Минэкономики ранее давали достаточно близкие друг к другу оценки основных макропараметров. Кроме того, даже в Минфине и Минэкономики, похоже, уверены в том, что "политику слабого рубля" скорее следует называть "риторикой слабого рубля" — в быстро снижающийся номинальный курс мало кто верит всерьез. Между тем такая риторика, у которой есть проблемные стороны (в частности, предсказывая дешевый рубль, Минфин и Минэкономики подталкивают и население, и граждан к покупкам валюты и долларизации депозитов), скорее выглядит как политическая. Структурные изменения в экономике с плавающим курсом так или иначе приводят к постепенной смене экспортной модели и к появлению новых игроков, которые пользуются новыми условиями торговли. Лоббистами же слабого курса стандартно выступают — и в России, и в США, и во всем мире — владельцы действующих экспортных предприятий, для которых временное занижение курса ниже условно равновесного является и форой по времени для реструктуризации портфеля активов, и определенной защитой их стоимости. И "риторика слабого курса", и политика стимулирования экспорта, пока, как показывает анализ экспорта в ЕС в мониторинге РАНХиГС, ИГ и ВАВТ, не слишком эффективна, и довольно бесполезный агропротекционизм (см. стр. 9) хорошо коррелируют с предвыборным годом. Это можно воспринимать как ободрение властью той части промышленности, которую все устраивает сейчас — ей не нужны никакие перемены.