«Полиметалл» в этом году намерен произвести 1,4 млн унций золотого эквивалента и реализовать амбициозную программу разведочного бурения. По опыту прошлых лет, итоговое производство обычно превышает планы — истощение старой сырьевой базы компания компенсирует покупкой новых активов или запуском успешных разведочных проектов. О том, как выбрать ношу по себе, сократить себестоимость, позаботиться о сотрудниках и не просить денег у государства, рассказывает генеральный директор «Полиметалла» Виталий Несис.
«Заинтересованные финансовые институты в очередь стоят»
— Виталий Натанович, сейчас говорят о спаде
интереса инвесторов к сырьевым проектам. При какой цене на золото инвестор взбодрится?— Я думаю, интерес и сейчас сохраняется при ценах $1200-1250 за унцию. И западные, и российские инвесторы проявляют очень живой интерес к акциям золотодобывающих компаний. Вопрос скорее, каков уровень себестоимости, какая динамика роста производства. Если эти показатели являются конкурентоспособными, то инвесторы готовы вкладывать в нашу отрасль.
— В прошлом году и начале этого «Полиметалл» сделал ряд покупок, связанных с серебром — Прогноз в Якутии, Приморское в Магаданской области... Как вы оцениваете рынок серебра в ближайшей перспективе, чем он вам интересен?
— «Полиметалл» практически с самого начала добывал серебро, поэтому интерес к таким объектам возник давно. Наши первые инвестиции в месторождение Прогноз в Якутии — это продолжение долгосрочной стратегии компании. Лично я считаю, что у серебра рыночная конъюнктура в среднесрочной перспективе лучше, чем у золота. Тенденции по золоту сложно предсказывать, потому что много непонятных политических и макроэкономических факторов. По серебру, я считаю, картина более ясная. Идет сокращение объемов добычи по всему миру, поэтому мой прогноз — на горизонте планирования два года мы однозначно увидим серебро на уровне выше $20 за унцию, а может, дотянемся и до $25.
— В предыдущие годы платина превосходила золото процентов на 30 в цене, сейчас она дешевле. С чем это связано?
— С кризисом перепроизводства в платине.
С тем, что интенсивность использования платиноидов в автомобильных катализаторах за 20 лет упала в четыре-пять раз. Несмотря на то что машин стало в два раза больше, в машинах используют существенно меньше платины. Спрос стагнировал. А когда был пик, в 2004 — 2006 годах, — очень много мощностей ввели в Южной Африке. Эти мощности сейчас загибаются потихонечку, поэтому лет через пять платина будет стоить дороже золота. Мы подождем.
— Нет ли у вас планов обратиться к публичным долговым рынкам? И как вы оцениваете текущий уровень ставок по кредитам?
— Пока планов выхода на публичные рынки долговых инструментов нет. По-прежнему более выгодными являются банковские кредиты. Ставки — в целом их уровень сохраняется на достаточно стабильной отметке. У нас сейчас эффективная ставка около 4% годовых в долларах.
Мы однозначно считаем, что у нас есть инвестиционный потенциал на дополнительные проекты, но еще раз хочу подчеркнуть, что для новых проектов нам нужны какие-то крупные месторождения, достаточно смелые идеи. Мы размениваться на мелочевку не собираемся. Нужны месторождения с запасами больше ста тонн золотого эквивалента. С точки зрения географии — понятно, что наш фокус — бывший Советский Союз, вряд ли он в обозримом будущем изменится.
— По срокам ввода Кызыла нет изменений? «Полиметалл» достиг новых условий от Сбербанка по привлечению $350 млн на реализацию проекта?
— По срокам ввода в эксплуатацию изменений нет — это сентябрь следующего года. А по Сбербанку… Мы еще не решили до конца, что это будет именно Сбербанк. Заинтересованные финансовые институты в очередь стоят, поэтому продолжаем смотреть варианты. У нас в мае появляется возможность рефинансировать существующий кредит Сбербанка, а там посмотрим, кто предложит лучшие условия.
— Почему «Полиметалл» решил не участвовать в торгах за Сухой Лог?
— Цитируя фильм «Брат»: «бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе». Великоват этот объект для нас.
«Уже нет советской практики, когда объект разведывается годы. Обычно — сезон»
— Где вы еще видите пространство для экспансии? Например, «Полиметалл» не работает на Камчатке, с чем это связано?
— Не видели там хороших месторождений. Географическая экспансия или, наоборот, географический фокус не является самоцелью. Это естественное следствие наличия или отсутствия в соответствующих регионах объектов, которые нас интересуют. Почему мы в Якутию зашли? Не потому, что абстрактно хотели присутствовать в этом регионе, а потому, что была ситуация с Нежданинским, была ситуация с Прогнозом. И мы в обе эти ситуации вписались, как я считаю, очень успешно. Где еще появятся объекты — сложно предположить. Сейчас мы очень активно смотрим на Приморье, потому что есть перспективы использования мелких месторождений в Приморском крае как дополнительной сырьевой базы для Хаканджи.
— Интересный объект «выстрелил» в Хабаровском крае — участок Левобережный в 35 километрах от Светлого. Насколько это серьезная находка, сколько она даст сырья для загрузки фабрики на Светлом?
— Это вряд ли проект под Светлое. По своему масштабу это месторождение, которое имеет все шансы стать самостоятельным предприятием. Но для того чтобы полностью оценить его потенциал, нужно еще года три, наверное. Мы бурим и в этом году.
— Какие еще перспективные проекты реализуются в крае?
— Я бы отметил прежде всего связанные с восполнением минерально-сырьевой базы в Аяно-Майском и Охотском районах. Это Хоторчан, Гырбыкан в окрестностях Хаканджи, а также Киранкан и Кундуми в окрестностях портопункта Киран. Также мы приняли в этом году решение во-зобновить активную геологоразведку на месторождении Кутын в Тугуро-Чумиканском районе. Понятно, что все эти объекты осложнены с точки зрения логистики, рельефа, климата, но нам не привыкать — Хабаровский край для нас успешная территория в плане прироста запасов. Поэтому надеемся на хорошие результаты и в 2017 году.
— За счет чего будет пополняться минерально-сырьевая база АО «Серебро Магадана»?
— Это самая актуальная задача как для менеджмента всей компании в целом, так и для менеджмента Магаданского филиала и команды «Серебра Магадана». Мы связываем основные надежды с доразведкой глубоких горизонтов Дуката. В этом году начали амбициозную программу бурения на глубинах 400-700 метров от поверхности. Фактически идем за контуры старых запасов, там, где они не были охвачены исторической разведкой. Также продолжаем доразведку на месторождениях-сателлитах. Считаю, что Дукат не полностью раскрыл нам свой потенциал, поэтому я делаю ставку на глубокие горизонты и на фланги.
— Ранее сообщалось, что запасов на Дукате хватит до 2025 года. На сегодняшний день есть новая оценка рудных запасов?
— Ситуация на Дукате обычно такая, что мы каждый год восполняем приблизительно столько же, сколько отрабатываем. Эта тенденция длится последние четыре-пять лет.
Раньше мы 10 лет впереди себя видели. И понятно, что дальше не видим, но это не потому, что ничего нет, а просто не добрались посмотреть. В отношении Дуката мы сохраняем большой оптимизм.
— Принято ли инвестиционное решение по Перевальному в Омсукчанском городском округе?
— Недавно руководство «Серебра Магадана» вместе с губернатором Магаданской области провело торжественную церемонию начала проходки на месторождении. Проект достаточно сложный, поэтому мы ведем, можно сказать, разведку боем. То есть разведку подземными горными работами. Я думаю, ко второй половине следующего года выйдем и на очистные работы. Поэтому можно сказать, что реализация проекта уже начата.
— На какой разведочный проект вы делаете ставку в 2017 году, где уже готовы начать промышленное освоение?
— Елочка, Ирбычан, Невенрекан. На самом деле объектов очень много. Мы вернулись на Сопку Кварцевую по результатам доразведки, начали горные работы на Перевальном, на Тереме начинается проходка, на Начальном-2 будет карьер. Что касается каких-то перспективных объектов, которые потенциально могут нас порадовать, то я бы поставил свою фишку на Нижний Биркачан. Это продолжение известного месторождения. Первые результаты обнадеживающие. Справедливости ради отмечу, что они практически всегда такие.
Если говорить в целом по компании, то корпоративные награды завоевали Приморское и Левобережный. Приморское — как объект, являющийся дополнительной сырьевой базой для Лунного или Хаканджи, не исключен вариант прямых поставок рудного концентрата на экспорт в Бельгию. Объект небольшой, но очень хороший.
Левобережный — как перспектива сырьевой базы нового, самостоятельного предприятия. В этом году и на Приморском, и на Левобережном будет проведено много работ, я сохраняю оптимизм по поводу дальнейшего улучшения масштаба и качества этих объектов.
— Геологи «Полиметалла» говорят, что за последние годы в их команду пришло серьезное молодое пополнение. Значит ли это, что компания усиливает кадровый вектор в этой сфере?
— Разведке придаем большое значение. Много молодежи на геологоразведочных работах, делегируем ответственность на места, персонально. Если раньше было все достаточно централизованно, то сейчас у нас создан институт главных геологов проектов. Это молодые инициативные специалисты, у которых полный набор полномочий и ресурсов для реализации проектов, а потом, по результатам, — либо грудь в крестах, либо голова в кустах.
У нас по компании вручаются семь знаков отличия на День геолога. Отмечаются проекты в разных номинациях. Самый интеллектуально успешный, просто удачливый, когда сыграла удача «на дурака», самый бессмысленный, самый дорогой и наоборот — самый экономически эффективный. То есть делаем все, чтобы создать дух соперничества и оперативной обратной связи, чтобы искоренить советскую культуру геологоразведки, когда геологи работали в значительной степени для себя, ну и, может, на баланс.
— А исходная точка — это все-таки геолог с молотком? Он все еще с молотком, все еще в палатке и спальном мешке?
— Так занимались разведкой 50 лет назад, это уже давно ушло в прошлое. Сейчас геологоразведка — это тяжелая техника, бульдозеры, буровые станки, аэрогеофизика, а люди обычно живут в сравнительно комфортабельных вагончиках. И самое главное — нет советской практики, когда один объект разведывается долгие годы. Обычно — один или два сезона.
Взять Приморское. Люди заехали в 2015 году в мае, в октябре выехали. И соответственно, в 2016 году опять заехали — выехали. При этом в общей сложности на участке работает 60-70 человек, но от нас, недропользователя, человек шесть-семь. Все остальные — подрядчики. От нас только мозги, интеллектуальный вклад, а руки чужие.
«Мы через все недавние „американские горки“ в отрасли прошли без экстренных мер»
— В 2017 году планируется запуск фабрики на руднике имени Матросова. Есть ли риск утечки персонала и что будете делать, чтобы этого избежать?
— Конечно, риски всегда есть при запуске новых крупных проектов. Но мы считаем, что сформировали у нашего коллектива репутацию стабильного и надежного работодателя. Мы, в отличие от конкурентов, через все недавние «американские горки» в отрасли прошли без экстренных мер: никого не увольняли и не сокращали, заново не нанимали. У нас достойный стабильный уровень заработной платы труда, понятная система мотивации. Ежегодное повышение заработной платы.
Я надеюсь, что костяк наших коллективов сохранится. Потому что люди ценят не только возможность краткосрочного значительного заработка, но и стабильность, предсказуемость в своей профессиональной деятельности.
— В кризисные годы многие компании активно сокращали издержки, оптимизировали энергопотребление, закупки, логистику. Но, по-вашему, нет ли своеобразного психологического «блока», который мешает русскому человеку ответственно относиться к таким вещам?
— Я, честно, не понимаю, откуда вопрос возник. Мне кажется, что он достаточно странный. В российской культуре бизнеса как раз быстрое и эффективное реагирование на отрицательные и резкие изменения — это источник конкурентного преимущества. Мне кажется, что реакция на резкое падение цен на золото в российской золотодобыче продемонстрировало способность нашего отечественного менеджмента находить смелые и неординарные решения, творческие, необычные. Именно из-за этого Россия избежала падения производства золота, с которым столкнулись многие другие крупные страны-производители. Так что я с подобной точкой зрения категорически не согласен.
— Хорошо, но это касается менеджмента. Однако если рабочий по-прежнему забывает вовремя отключить рубильник…
— Можно я вам анекдот расскажу? По поводу рубильника и где себестоимость сокращается. Спрашивают у миллиардера — как вы миллиард заработали?
«Я был маленьким нищим мальчиком и случайно нашел на улице большое яблоко. Помыл его и продал за 10 центов. На 10 центов купил пять яблок. Помыл, продал за 50 центов. Купил груши, сливы, положил в коробку, продал набор за четыре бакса. Потом открыл небольшой ларечек, заработал 500 баксов... А потом умерла моя бабушка и оставила мне наследство 20 миллионов долларов»
Теперь провожу параллель с сокращением себестоимости: конечно, эти маленькие точечные мероприятия на уровне рядового персонала — они имеют право на жизнь и соответственно вносят свой вклад в копилку предприятия. И, самое главное, создают правильную атмосферу. Но реальные средства экономятся не выключенными лампочками, а инженерной вводной: сокращением потерь при добыче, сокращением разубоживания, повышением коэффициента извлечения, новыми рынками сбыта продукции — там бешеные деньги!
Стандартно продавали концентрат в Казахстан, потом подумали, нашли новый рынок в Европе, в Бельгии, — и это сразу создает экономический эффект, который сотни тысяч лампочек не перекроют. Я считаю, именно в этом направлении надо работать, чтобы повысить экономическую эффективность производства. Но лампочки тоже нужно выключать, потому что, цитируя профессора Преображенского, если все будут ходить мимо унитаза, то в стране будет разруха. Мимо унитаза не надо, но денег от этого много не появится.
— Коллеги по отрасли говорят, что лично у вас есть такое стойкое предубеждение против россыпных проектов — дескать, «воруют». Так ли это?
— Это больше связано не с воровством, а с тем, что это мелкие объекты, которые не подходят крупной компании. Надо понимать, что мы не только продвинуты в технологии, менеджменте и прочем, мы еще и достаточно громоздкая бюрократическая организация. Формальная, с большим количеством документооборота, публичная. Мы просто не подходим по своему размеру для россыпной добычи. Это вот Греф научил слона танцевать. Мы, может, не слон, но тоже достаточно крупное животное, при этом желание учиться танцевать отсутствует. Зачем? Есть достаточно большое количество других проектов, которые не требуют занятия тем, к чему существующая корпоративная культура не приспособлена.
— Губернатор Магаданской области предложил разрешить разработку техногенных месторождений по заявочному принципу. «Полиметаллу» интересна эта тема?
— Обычно техногенные месторождения — достаточно небольшие объекты с низким содержанием, которые, я считаю, больше подходят для бизнес-моделей сравнительно небольших компаний. Поэтому нам техногенные россыпи и потенциальные хвостохранилища неинтересны.
— А на аутсорсинг?
— Тут важен объем бизнеса, а не то, как вы его потом осваиваете. Любая бизнес-единица — это дополнительные организационные затраты. Чем меньше актив, тем должен быть проще, меньше и компактнее бизнес, который его осваивает. Для нас интерес представляют месторождения или группы месторождений, хабы, с совокупными запасами от 100 тонн золота. Заниматься объектами в 2-3 тонны смысла нет.
«Нехорошо сырьевой отрасли просить денег у государства. Просить надо, но не деньги»
— На форуме «Майнекс» вы отмечали, что в плане разведанности территории мы в десять раз проигрываем Новой Гвинее. С чем это связываете и как это можно изменить?
— В презентации, которая у меня была на «Майнексе», достаточно четко обозначены ключевые проблемы. Есть объективные: климат, отсутствие инфраструктуры, рельеф. А есть исправляемые факторы, среди которых раньше лидировала система лицензирования, сейчас ее более-менее поправили. Поэтому мы отстаем от наших коллег в экваториальной Африке не в 10 раз, а всего в три, что уже неплохо.
Для сравнения, в Австралии или в Канаде, чтобы получить поисковую лицензию, человеку нужно посидеть где-то полчаса за компьютером и потом подождать, когда ему заказным письмом по почте через 10 дней придет документ, подтверждающий ваше право на недропользование. И вот вам пожалуйста — две тысячи юниорских компаний!
У нас сейчас предоставляются лицензии по заявительному принципу, в разных регионах по-разному. Магаданское подразделение Роснедра работает хорошо, срок получения лицензии составляет около 6 месяцев. Однако мы надеемся, что упрощенный порядок будет расширен, чтобы можно было получать лицензии и на площади, где выявлены ресурсы категорий Р2 и Р1. Пока многие участки, перспективные для поиска полезных ископаемых, недоступны по упрощенке.
Вторая проблема — архаичная система государственного регулирования недропользования. Мы продолжаем работать с ГКЗ в части ее модернизации, но процесс идет медленно, потому что даже не все недропользователи согласны с применением новых технологий. Не все доверяют компьютерам, «потому что они могут неправильно считать». Думают, что вручную получается точнее. Так что есть две проблемы: лицензирование, где есть определенный прогресс, и система постановки запасов на баланс, где пока прогресса нет. Конечно, изменения происходят, однако их темп зачастую нас не устраивает. Но мы подождем.
—На Восьмом съезде геологов глава Минприроды Сергей Донской пообещал льготы компаниям, использующим российские технологии… Вас не настораживают попытки сделать импортозамещение за счет недропользователей?
— Не думаю, что это возможно. Хотя в разведке, впервые за долгие годы, мы видим, что наши подрядчики на алмазном бурении используют оте-чественные станки с отечественным снарядом. Я считаю, что это очень позитивно.
— В ленте регулярно мелькают новости о том, как очередной российский институт разработал инновационную технологию обогащения… Эти технологии до недропользователей доходят?
— Надо понимать, что с точки зрения обогащения самые молодые технологии в золотодобыче — это бактериальное выщелачивание и автоклавирование. Ничего нового нет ни на Западе, ни у нас. А вот импортозамещение идет, в плане оборудования. Мы на наш новый проект Кызыл в Казахстане впервые взяли «БелАЗы», российские электрические экскаваторы, и видим — а они проработали уже больше года — это было абсолютно правильное решение, несмотря на то что рубль сейчас покрепче, чем в момент приобретения. В принципе, то же самое происходит и в переработке. И флотомашины отечественные, и мельницы — они, в принципе, конкурентоспособны. Понятно, что до каких-то более серьезных вещей, вроде клапанов высокого давления, пока дело не дошло, но со временем…
— Год назад вы рекомендовали нашим производителям «не пытаться сразу делать „Атлас Копко“». Они уже научились делать качественное «не „Атлас Копко“»?
— Пока нет.
— Вы говорили, что государство не затратило ни рубля на инфраструктуру для «Полиметалла». Но вот «Полюс», к примеру, готов работать на принципах ГЧП — получит субсидию, будет строить ЛЭП. Вам такие схемы интересны?
— Нет.
— В чем причина?
— В этом есть определенная стратегия. Я считаю, что нехорошо сырьевой отрасли просить денег у государства. Просить у государства надо, но не деньги. Надо просить послаблений в лицензировании, в защите запасов... А просить на инфраструктуру, которая потом еще и не используется достаточно долго, на самом деле нехорошо.
— В этом году на территории Дальнего Востока планируется снизить энерготарифы для промышленного потребителя. Как это отразится на работе компании?
— Это важное и положительное изменение. Особенно в Магаданской области и на Чукотке, где тарифы понижаются наиболее существенно, где до понижения они были максимально высокими. Мы считаем, что этот шаг является стратегическим в плане роста инвестиций в золотодобычу. И, безусловно, рассмотрим новые проекты, возможно, связанные с привлечением сетевой энергии на объекты, которые ранее питались от дизельных электростанций.
— Есть ли планы использовать в 2017 году возможности свободного порта и ТОСЭР в Хабаровском крае?
— По порту пока планов нет конкретных, а по ТОСЭР — мы очень внимательно рассматриваем возможность удвоения мощности Амурского ГМК в рамках льготного режима. Сейчас на нем идет так называемая «фаза три», в ходе которой к лету следующего года производственная мощность должна быть увеличена приблизительно в полтора раза. В принципе, мы уже перерегистрировали АГМК так, чтобы он территориально попадал в границы ТОСЭР. И, думаю, в ближайшие 12 месяцев определимся, как можно этот льготный режим использовать для удвоения мощностей действующего предприятия.
— Какие из мер господдержки для отрасли на Дальнем Востоке наиболее эффективны?
— Я считаю, что режим региональных инвестиционных проектов работает и реально помогает. Что касается свободного порта и территорий опережающего развития — для недропользователей эти механизмы пока менее актуальны.
— На данный момент только Светлое в Хабаровском крае имеет статус РИПа. Власти других регионов что-нибудь делают, чтобы вам помочь?
— Это же мы должны делать новые проекты, чтобы пользоваться льготами. Пока в планах — готовим документы по Перевальному в Магаданской области. Когда пойдут новые проекты — Ирбычан, Елочка — мы надеемся, что и они такой статус получат.