 |
Есть две новости — одна плохая, другая хорошая. Плохая: депутаты приняли закон о русском языке. Хорошая: пока только в первом чтении.
Событие, конечно, неэпохальное, но, как теперь говорят по-русски, знаковое. Поговаривали о законе давно, но народ (я имею в виду ту сравнительно небольшую его часть, которой еще есть дело до законов) реагировал как-то вяло. С одной стороны, такой закон как будто бы нужен — правда, непонятно зачем. Как будто бы дела с русским языком обстоят хуже некуда, а вроде бы живем, и ничего. Кроме того, как народу хорошо известно, закон — штука страшная или по крайней мере неприятная, и его надо опасаться. Так что, может, лучше и совсем без закона. Однако депутаты решили иначе.
Чтобы разобраться, чем нам грозит очередной закон, нужно хотя бы понять, о чем в нем идет речь и зачем он вообще принимается. Как ни странно, это оказывается не самой простой задачей.
О чем
Хотя закон и называется вполне серьезно "О русском языке как государственном языке Российской Федерации", депутаты обсуждали его весело и с огоньком. Причина, по-видимому, в том, что в законе запрещается употребление нецензурных слов и выражений, что прямо-таки провоцирует на разного рода остроты и смех, чем депутаты и не преминули воспользоваться. Шутки шутками, ради чего, собственно, принимается этот закон, понять не так-то просто.
С одной стороны, в законе определяются статус русского языка как государственного и сферы его использования в таком статусе. С другой стороны, закон требует русский язык защищать и всемерно поддерживать. Наконец, закон кое-что запрещает, в том числе употреблять нецензурные слова или оскорблять кого-то по-русски (а именно расу, национальность, возрастную категорию, профессию, пол, религию и т. д.), но только в том случае, если вы используете русский язык как государственный. Кроме того, запрещается употреблять заимствованные слова, если существуют исконные русские аналоги. Судя по всему, внимание депутатов было приковано именно к запретам, а другие проблемы никаких возражений не вызвали. А напрасно. Не то, чтобы я не считаю, что русский язык не надо поддерживать, не надо издавать словари и грамматики или преподавать в России и за рубежом. Напротив, я с этим абсолютно согласен, но не понимаю, почему это должно быть законом.
Предлагаемый закон фактически распадается на две части. Первая из них действительно напоминает закон, а вот вторая нисколько — скорее это декларация. Первую можно было бы назвать законом о государственном языке Российской Федерации, а вторую — декларацией о защите и поддержке русского языка. Желание совместить несовместимое привело к странным последствиям. Целесообразность закона о государственном языке не вызывает сомнений, однако вместо закона о государственном языке нашей страны мы получаем закон о русском языке как государственном. Вместо понятной и необходимой фразы о том, что государственным языком РФ является русский язык (и только он), в законе говорится о том, что русский язык имеет статус государственного. Возникает вопрос, а нет ли в РФ других государственных языков. Настоящий закон об этом умалчивает, отсылая к Конституции и другим законам. Вместо того чтобы определить сферы использования государственного языка (что действительно необходимо), снова определяются сферы использования русского как государственного. Таким образом, вопрос о единственности государственного языка РФ остается открытым (по крайней мере, в рамках данного закона), хотя едва ли кто-то станет с этим спорить. Соответственно, в этом законе нет четкого разграничения между сферами использования государственного языка РФ и государственными языками российских республик, а есть лишь отсылка к российскому законодательству.
Все сказанное естественным образом приводит к мысли о том, что закон принимался не ради этой самой первой, безусловно полезной части, а ради чего-то другого.
Зачем
Еще раз повторю, что в "декларативной" части закона с точки зрения содержания нет ничего дурного. Русский язык надо поддерживать, как, впрочем, и любой другой. Например, и большей, и особой поддержки требуют умирающие языки — правда, русский к ним никак не относится. Тем не менее особая поддержка русского языка тоже вряд ли у кого-либо вызовет протест: большим и сильным тоже надо помогать. Нужны и мероприятия по популяризации русского языка за границей (по аналогии с днями франкофонии во всем мире), и забота о языке внутри России. Неясно только, какое это все имеет отношение к закону. Неужели словари русского языка перестанут издавать, если не будет закона? Маловероятно — хотя бы потому, что, пока его не было, все равно издавали. Зачем закон после перечисления различных мер поддержки русского языка обязывает органы власти принимать еще и "иные меры"? И что произойдет, если власть этих "иных мер" не примет? Понесет ли она заслуженное наказание?
Наконец, главный вопрос. Зачем понадобилось депутатам втискивать это все в один закон? С законодательной точки зрения их понять трудно, а вот с психологической или, может быть, с политической все кажется проще. Принять вроде бы нужный, но скучный закон о государственном языке и сферах его применения, конечно, можно, но совершенно неинтересно. Нет в таком законе ни особой значимости, ни актуальности, следовательно, и политического резонанса ожидать трудно. А закон о русском языке имеет важную, хотя и не вполне очевидную претензию на, не побоюсь этого слова, национальную идею.
Вообще-то совершенно естественно национальную идею искать именно в русском языке, хорошо ли, плохо ли, но объединяющем всю страну и даже весь русскоязычный мир. Вот только опять закон тут ни при чем. Представьте себе закон об Александре Сергеевиче Пушкине, в котором сказано, что Пушкин — наше все и его произведения надо регулярно издавать. Вроде и верно, и справедливо, а при этом чистой воды сюрреализм. Так и с русским языком.
В поисках национальной идеи и Дума, и администрация президента мечутся между футболом (или хоккеем) и языком. Так уж лучше пусть будет язык — все-таки понадежнее. Русский язык не подведет. Хотя... И тут в дело вступает запретительная, или охранительная, часть закона.
Против кого
В законе предусмотрена определенная ответственность за ограничение использования государственного языка. Этот закон защищает русский язык от недобросовестных или злонамеренных чиновников. С этим никто и не спорит. А вот запрет использовать нецензурные слова в государственной сфере вызывает определенные вопросы. Матом, конечно, ругаться нехорошо. Но неужели чиновники этим так злоупотребляют, что потребовался специальный закон? Тем более что мат и так расценивается как оскорбление общественной нравственности и наказывается соответствующим образом. Да и на телевидении уже давно вместо нецензурной брани слышится писк. С кем же тогда борется этот закон? Ведь отучить русский народ материться, по-видимому, невозможно. Мат существовал в разные эпохи, и можно (и нужно) лишь ограничить сферу его употребления. Впрочем, от повторения запрета нецензурной лексики в официальной сфере никому плохо не будет. Так же, как и от запрета оскорблять национальности, возрастные категории, профессии, религии и проч. при использовании русского как государственного. Не вполне понятно, что это значит. Почему, скажем, в промышленности, включенной в сферу действия закона, оскорблять нельзя, а в театре можно? Неясно также, можно ли теперь в газетах и прочих СМИ публиковать анекдоты о чукчах и других народах, о женщинах и мужчинах, о блондинках и врачах. Ну да первые суды покажут!
Сложнее обстоит дело с запретом использования иностранных слов. Заимствование иностранных слов — один из способов развития языка. В разные эпохи таких заимствований то больше, то меньше, но они есть всегда, когда общаются разные народы и цивилизации. В русском языке заимствований столько, что без них, пожалуй, ни одну фразу не удастся произнести полностью. Наличие же аналога в русском языке — критерий на первый взгляд разумный, но действует, к сожалению, далеко не всегда. Например, не использовать теперь слова "бухгалтер" или "бюстгальтер", потому что есть русские аналоги "счетовод" и "лифчик". Впрочем, что же это я говорю! Ведь "лифчик" — тоже заимствование. Как быть в этом случае, закон не сообщает. Остается только надеяться, что ни "лифчик", ни "бюстгальтер" не будут использоваться в разговоре на русском языке как государственном. Есть еще проблема "консалтинга" и "консультаций" и множество других, так что чиновникам все равно придется туго.
Законодатели решили залезть в сферу, которая им явно не по зубам. Да, многие заимствования безумно раздражают, многие появляются в газетах по причине лености или безграмотности журналистов. Да, нужны корректоры и редакторы. Но язык регулирует себя сам гораздо лучше, чем власть и ее законы. Надо просто понимать, что сейчас мы живем в период огромных изменений. И язык должен отражать их. Не язык наш криминализован, как любят писать в газетах, а общество, и, чтобы адекватно говорить об этом обществе, язык рождает соответствующие слова. Чтобы отразить изменения в экономике или информатике и дать людям возможность говорить об этом, язык рождает или заимствует новые слова. Остановить этот процесс невозможно, можно только изолировать все общество. Но вряд ли это удастся сделать с помощью закона о русском языке.
Что же касается раздражения из-за заимствований, то особо волнующихся можно успокоить. Наступит период стабилизации языка, и часть заимствований, как тот самый "лифчик", "сахар", "поэт", "абажур", останется в языке и уже никого не будет раздражать. Просто про них никто, кроме лингвистов, не помнит, заимствования они или нет. А другая часть благополучно из языка исчезнет. Среди них, скорее всего, окажется и пресловутый "консенсус", и никто уже не оштрафует Михаила Сергеевича Горбачева за его употребление при наличии русского аналога.
Разумны не действия по защите языка, а действия по защите культуры. Например, известное постановление о вывесках на русском и иностранном языках сыграло определенную охранную роль.
Защищать язык надо, пожалуй, в том случае, когда ему грозит умирание. Сегодня русскому языку это не грозит. Его благополучие, как это ни парадоксально, держится на абсолютно противоположных подпорках. Стабильность и консервативность русскому языку во многом обеспечат, с одной стороны, великая русская культура — и литература в первую очередь,— а с другой стороны, не слишком образованные люди — в первую очередь те, которые в университетах не обучались и иностранных языков не разумеют. И пока таких большинство, можно не беспокоиться.
Защищать же язык от людей, на нем говорящих, дело крайне неблагодарное, и было бы хорошо, чтобы депутаты это поняли хотя бы ко второму чтению.
Что будет
А иначе будет как всегда, по великому крылатому выражению Черномырдина: либо закон просто не будет работать, либо заработает так, что никому мало не покажется (к сожалению или к счастью, понять из текста закона, какова ответственность за его нарушение, не удается). И главное, что нет ни малейшего сомнения, что депутаты хотели как лучше.