"И. В. Сталин вновь повторил нам, что об этой операции никто, кроме нас, не должен знать"

На протяжении всей истории СССР торговля оружием оставалась для руководства страны одной из самых сложных проблем. Потенциальные покупатели советских танков и самолетов, как правило, не располагали деньгами. А поставка техники и боеприпасов одной из воюющих сторон могла вызвать серьезные осложнения в отношениях с другой. В 1940 году, например, Сталин хотел поднять боеспособность воевавших с японцами китайских армий. Но так, чтобы не слишком раздражать Японию и при этом получить прибыль без особых затрат. О том, как это было сделано, без малого четыре десятилетия спустя вспоминал ветеран ГРУ генерал-майор Н. С. Соркин.

"Добивались активизации боевых действий"

В 1940 году продолжалась японо-китайская война. К этому времени японцы оккупировали Маньчжурию, создав там марионеточное государство Маньчжоу-го, северную и значительную часть центрального Китая. Плохо управляемые генералиссимусом Чан Кай-ши и слабо вооруженные китайские войска, сведенные в группы армий (по нашей терминологии фронты), оказывали японцам весьма слабое сопротивление и лишь в редких случаях на отдельных участках переходили в контрнаступление.

Некоторые командующие армиями, даже группами армий больше заботились о сохранении своих войск, особенно вооружения, чем об отпоре японцам, такие генералы рассуждали так: пока у него имеется вооруженная армия, он имеет власть и доходы, а без армии он всего этого лишится. И если потеря личного состава его мало беспокоила, так как набрать пополнение труда не составляло (армия была наемная), то потеря вооружения невосполнима.

Были и такие командующие, которые имели капиталы, и немалые, в японских банках и вообще не хотели воевать с японцами (например, маршал Янь Си-шань).

Были и такие командующие, которые имели капиталы, и немалые, в японских банках и вообще не хотели воевать с японцами

Небольшая группа наших военных советников, возглавляемая генерал-майором К. М. Качановым (в Китае он был известен под фамилией Волгин), естественно, не могла изменить или даже сколько-нибудь серьезно воздействовать на сложившееся положение в китайской армии. Перед советниками были поставлены следующие задачи:

1) оказывать всестороннюю помощь китайскому командованию в управлении войсками и использовании вооружения, не вмешиваясь в оперативное управление войсками и политические вопросы;

2) соответствующими советами и консультациями стараться активизировать боевые действия китайских войск против японцев в соответствии с обстановкой на фронте и соотношением сил с противником;

3) на основе боевых действий и документов тщательно изучать тактику и оперативное искусство японской армии.

Срок службы советника в Китае определялся одним годом.

Структура аппарата наших советников была такая: главный военный советник и при нем несколько советников родов войск; почти во всех группах армий — советник (общевойсковой командир в звании полковник) с 3-4 помощниками по родам войск; несколько советников в армиях. Весь состав советников в Китае в разное время насчитывал 50-60 человек. Советники при командующих группами армий имели свою радио- и шифрсвязь с главным военным советником. Эта связь использовалась также для дублирования главным военным советником директив Чан Кай-ши своим командующим.

Китайцам были известны подлинные воинские звания советников и их вымышленные фамилии.

В особом положении были советские летчики. Две группы — бомбардировщики и истребители как волонтеры принимали непосредственное участие в боевых действиях. Они выполняли боевые задачи как самостоятельно, так, в отдельных случаях, и совместно с китайскими летчиками. В их обязанность входило также обучение китайского летного состава ведению боевых действий на нашей материальной части.

Несмотря на исключительно трудные и сложные условия работы наших советников и малочисленный их состав, следует сказать, что все они, за редким исключением, с поставленными им задачами справлялись. Они, конечно, не могли изменить психологию китайских генералов и установившиеся в китайской армии порядки, но в ряде случаев добивались активизации боевых действий войск и помогали грамотно их использовать в бою. Многие советники по возвращению на Родину были награждены орденами Советского Союза.

Мне известен лишь один случай недостойного поведения советника. В 1939 году советником к командующему группой армий Янь Си-шаню был назначен под фамилией Васильев полковник Власов (тот самый предатель). Вскоре нам стало известно, что в одном из разговоров командующий заявил ему, что в помощи не нуждается, так как у него собственная тактика и собственная стратегия. Командующий создал ему особые материальные и бытовые условия и стал возить с собой. Власова эти условия вполне устраивали. В войсках, куда они приезжали, появились лозунги: "Да здравствует маршал Янь Си-шань и русский генерал Васильев". К. Е. Ворошилов, которому об этом было доложено, приказал мне немедленно его отозвать, что и было выполнено.

Следует выделить боевую работу наших летчиков, проявивших в боях с японцами отвагу и умение и приобретших в Китае большой боевой опыт, который был ими использован в боях в Великой Отечественной войне. Наш летный состав вел в Китае не только боевую работу. Перед ним, кроме того, была поставлена задача на основе боевого применения имевшихся у нас тогда на вооружении бомбардировщиков и истребителей вносить предложения по улучшению конструкций материальной части. Многие предложения наших летчиков были использованы при разработке новых образцов самолетов и вооружения. Почти все летчики были награждены орденами, некоторым присвоено звание Героя Советского Союза.

"Через голову Чан Кай-ши"

Китайская армия была вооружена самым разнообразным оружием — своего производства, японским, частично нашим советским, которое в 1938-1940 годах продавалось китайцам. Наши оружие и боеприпасы экспортировались по железной дороге до ст. Сары-Озек (на Турксибе) и оттуда на грузовых автомобилях по оборудованной китайцами с нашей помощью трассе через весь Синьцзян до Ланьчжоу (2.700 километров). Самолеты бомбардировщики отправлялись в разобранном виде по железной дороге до Алма-Аты, там собирались и перегонялись нашим летным составом до Ланьчжоу, где передавались китайцам. Истребители на авиазаводе монтировались на шасси грузовиков, шли по железной дороге до ст. Сары-Озек, оттуда по нашей трассе до г. Хами, там собирались и передавались китайскому летному составу.

Расчеты за продаваемое оружие производились Наркомвнешторгом. Расплачивались китайцы главным образом поставками вольфрама.

Наше руководство дубаню не доверяло и к его "коммунистическому" мировоззрению относилось иронически

Провинция Синьцзян в то время находилась в особом положении. Это было фактически самостоятельное государство, лишь формально входившее в состав Китая. Дубань (генерал-губернатор) провинции выполнял лишь те директивы центрального правительства, которые считал для себя выгодными. Особое положение Синьцзяна отчасти объяснялось еще тем, что там время от времени происходили восстания коренного населения против китайских чиновников и купцов: казахов — на севере и уйгуров — на юге провинции. В подавлении этих восстаний центральное правительство Китая помощи дубаню оказывать не могло, и он вынужден был справляться собственными средствами.

В 1936 году дубань Синьцзяна оказал существенную помощь находившейся в бедственном положении Красной Армии Китая, совершавшей под руководством Мао Цзе-дуна и Чжу Дэ знаменитый переход с юга Китая в северную часть провинции Шэнси, в район Яньаня. Он снабдил ее тогда большим количеством теплой одежды.

Через голову Чан Кай-ши дубань установил отношения с нами, расширил торговые связи, пригласил военных советников, закупил у нас оружие. Дубань оказывал всяческое содействие в содержании автомобильной трассы и перевозке через Синьцзян оружия и боеприпасов для китайской армии, а также в работе нашей авиалинии Алма-Ата--Ланьчжоу, по которой перегонялись наши бомбардировщики и перевозились наши советники и срочные грузы. На востоке Синьцзяна, в городе Хами, по приглашению дубаня дислоцировался наш кавалерийский полк (фактически смешанная механизированная бригада), в задачу которого входила охрана нашей трассы.

Дубань объявил себя противником Гоминдана и Чан Кай-ши и даже коммунистом, но не Китайской компартии, которую он не признавал, а Советского Союза.

Со слов К. Е. Ворошилова мне было известно, что наше руководство дубаню не доверяло и к его "коммунистическому" мировоззрению относилось иронически. Добрые отношения с ним поддерживались в силу того, что без его содействия не было возможности организовать помощь китайской армии в ее борьбе с японцами. Одновременно взаимоотношения с дубанем использовались нами для организации аэрофотосъемки территории Синьцзяна; на востоке провинции по указанию академика Губкина проводилась разведка на нефть; на севере — геологическая разведка. Результаты этих работ китайцам не сообщались.

Забегая несколько вперед, следует сказать, что отношение нашего руководства к синьцзянскому дубаню полностью оправдалось. В первые же дни Великий Отечественной войны он переметнулся к Чан Кай-ши, порвал связи с нами и даже расстрелял собственного брата, окончившего в 1940 году в Москве Академию имени Фрунзе, заподозрив его, без всякого основания, в том, что он подготовлен нами для свержения его и занятия его поста.

Подбором и отправкой военных советников для китайской армии и волонтеров-летчиков и руководством их работой, экспортированием оружия и боеприпасов в Китай (также как и для Синьцзяна и Монголии) ведал отдел специальных заданий Генерального Штаба РККА (с 1940 года — Разведывательного Управления РККА), который в бытность Наркомом Обороны К. Е. Ворошилова подчинялся непосредственно ему.

"Нуждается во всех видах оружия"

В октябре 1940 года начальник Разведывательного Управления РККА генерал-лейтенант Ф. И. Голиков приказал мне, начальнику отдела спецзаданий РУ РККА, подготовить для Наркома, начальника Генштаба и для него материалы по Китаю в связи с предстоящим через три дня обсуждением вопроса о Китае у И. В. Сталина. На вопрос о характере требуемых материалов я вразумительного ответа не получил. Ф. И. Голиков сказал лишь, что на совещании могут возникнуть разные вопросы и надо все предусмотреть. Были подготовлены три комплекта материалов, включавшие карту обстановки на фронтах, справки о составе советников и летчиков, о проданном оружии, состоянии автомобильной трассы и другие.

Неожиданно вечером в день совещания позвонил Ф. И. Голиков и сказал, что мне тоже приказано быть на совещании и сейчас вместе поедем.

После похода по освобождению Западной Украины и Западной Белоруссии у нас имеется значительное количество трофейного польского оружия

В кабинете И. В. Сталина, куда нас пропустили, были: В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, А. И. Микоян, Берия, Нарком Обороны С. К. Тимошенко, Начальник Генерального штаба К. А. Мерецков (Берия сидел в стороне, читал какие-то бумаги и участия в совещании не принимал). Заканчивался какой-то разговор, в котором принимали участие И. В. Сталин и В. М. Молотов.

Затем И. В. Сталин сказал: "Приступим к делу" — и обратился с вопросом к С. К. Тимошенко: "Какое оружие и сколько Чан Кай-ши у нас просит?" Тот стал перелистывать справки в довольно объемистой папке, которой я его снабдил, но ответа на этот вопрос не находил и стал говорить нечто неопределенное о вооружении китайской армии. Тогда с таким же вопросом И. В. Сталин обратился к К. А. Мерецкову, который вместо прямого ответа на вопрос стал перечислять виды оружия, в которых нуждается китайская армия, но И. В. Сталин прервал его, повторив вопрос: "Что конкретно Чан Кай-ши у нас просит?", на что К. А. Мерецков ответить не мог. Так же закончился разговор И. В. Сталина с Ф. И. Голиковым. Я стоял рядом с ним, но ничем помочь ему не мог.

Тогда из-за стола вышел К. Е. Ворошилов, лучше других знавший китайские дела и работу отдела спецзаданий, и обратился к И. В. Сталину: "На этот вопрос нам обстоятельно ответит бригадный комиссар т. Соркин". И. В. Сталин, ходивший все время по комнате, резко повернулся, подошел ко мне и задал тот же вопрос.

Я доложил, что Чан Кай-ши с просьбой о продаже ему оружия за последние полтора года к нам не обращался, а по старым заказам поставки оружия заканчиваются. Единственное исключение, это телеграмма Вам от него с Первомайским поздравлением. В ней Чан Кай-ши пишет, что японцы усилили бомбардировку Чунцина и поэтому он просит прислать истребители И-17, причем ни о количестве, ни о сроках поставки в телеграмме речь не шла. (Телеграммы с поздравлениями к 1 мая и 7 ноября Чан Кай-ши посылал И. В. Сталину и К. Е. Ворошилову ежегодно. Телеграммы шли по радио и шифру главного военного советника через меня). И. В. Сталин с удивлением спросил: "Какие это И-17?" Я объяснил, в чем дело. Когда в боях на Халхин-Голе впервые появились наши истребители "ЧАЙКА", японцы окрестили их "И-17", так как до них в боях участвовали истребители И-16, а до этого, они знали, у нас были И-15. С тех пор японцы и китайцы называют наши "Чайки" — И-17. (И. В. Сталин был очень доволен, что японцам не известно подлинное название нашего нового тогда типа истребителя). Официального же обращения к нам о продаже оружия, в том числе и истребителей, повторил я, у нас нет.

Затем я доложил, что о нуждах китайской армии мы знаем из докладов главного военного советника Качанова и возвращающихся на Родину советников. Все они докладывают о том, что армия очень плохо вооружена и нуждается во всех видах оружия: авиации, танках, артиллерии, стрелковом оружии и боеприпасах к ним. Зная, что просьба о продаже оружия должна быть выражена официально по линии китайского правительства, главный военный советник конкретных цифр не называет.

Доложив обо всем этом, я просил разрешения внести предложение. И. В. Сталин опять подошел и остановился возле меня. Я доложил, что после похода по освобождению Западной Украины и Западной Белоруссии у нас имеется значительное количество трофейного польского оружия. Это полевая и зенитная артиллерия, станковые и ручные пулеметы, винтовки. Все это главным образом французского и бельгийского производства. Я назвал примерное количество всех видов трофейного оружия и боеприпасов к ним, известное мне от работников Главного Артиллерийского Управления, которые спрашивали меня о возможности продать это оружие, так как мы его использовать не можем и оно занимает и без того перегруженные склады в Киевском и Западном военных округах.

И. В. Сталин меня внимательно выслушал и ни слова не говоря ушел в дальний угол кабинета, где стоял его рабочий стол, и позвонил кому-то по телефону. О чем шел разговор, я не слышал, но позже понял, что он проверял данные о трофейном оружии, которые я доложил. Вернувшись к столу, И. В. Сталин сказал, обращаясь к присутствующим, что это предложение надо принять, и так как никто не возражал, стал диктовать В. М. Молотову телеграмму послу в Китае Панину, чтобы он сообщил Чан Кай-ши о нашей готовности продать оружие и боеприпасы французского и бельгийского производства и перечислил названные мною типы оружия и количества. Пока В. М. Молотов писал, И. В. Сталин ходил по кабинету, время от времени подходил к нему и повторял отдельные фразы телеграммы.

Затем И. В. Сталин поставил вопрос о целесообразности продажи китайцам авиационной техники и сказал, что следует дать им небольшое количество бомбардировщиков "СБ" и истребителей "Чайка" (он несколько раз в шутку повторил "И-17"). Количество самолетов не помню. Если память не изменяет, по тридцать тех и других. Никто не возражал, и он опять стал диктовать Молотову телеграмму Панину о возможности продать самолеты.

После этого И. В. Сталин обратился к К. А. Мерецкову и сказал, что с истребителей, которые пойдут в Китай, обязательно снять направляющие полозья для реактивных снарядов. И повторил еще раз, что китайцы не должны знать о вооружении "Чаек" реактивными снарядами (РС).

"Перевозить бычьим транспортом"

Окрыленный принятием моего предложения о продаже китайцам трофейного польского оружия, я решил поставить еще один вопрос, который давно у меня созрел.

— У меня еще одно предложение,— обратился я к И.В. Сталину, который расхаживал по кабинету.

— Слушаю,— сказал он, явно заинтересованный.

Я подробно доложил о работе трассы Сары-Озек--Ланьчжоу, о трудностях доставки китайцам оружия по этой плохо оборудованной трассе протяженностью 2.700 километров, когда на перевозку одной тонны груза мы расходуем 1,2 тонны горючего. К. Е. Ворошилов, который все это хорошо знал, тоже подошел ко мне и включился в разговор.

В связи с этим я предложил изменить порядок доставки китайцам оружия и сдавать его не в Ланьчжоу, а в городе Хами, где дислоцируется наш полк. Расстояние, таким образом, сократится наполовину. А доставку оружия и других грузов до железной дороги в Ланьчжоу китайцы должны организовать сами. Для этого они могут мобилизовать автотранспорт, а несрочные грузы перевозить на верблюдах и бычьим транспортом, которых в этом районе имеется в неограниченном количестве. При этом я сослался на собственный опыт, когда в 1925 году сдавал в Улан-Баторе наше оружие для Фэн Юй-сяна. Тогда все оружие, в том числе и 76 мм пушки в разобранном виде, китайцы перевозили от Улан-Батора до Калгана на расстоянии 1100 километров на приспособленных, окованных легковых автомобилях "Додж". Доставку самолетов следует оставить, как и до сих пор,— бомбардировщики сдавать в Ланьчжоу, истребители монтировать и сдавать в Хами.

И. В. Сталин слушал меня очень внимательно, стоя возле меня, и сказал, что это предложение надо принять. К. Е. Ворошилов тоже высказался о целесообразности нового порядка сдачи китайцам оружия и прибавил что-то насчет того, что нечего нам за китайцев работать. И. В. Сталин стал диктовать В. М. Молотову еще одну телеграмму Панину о новом порядке сдачи оружия.

На перевозку одной тонны груза мы расходуем 1,2 тонны горючего

После принятия этих решений А. И. Микоян поставил вопрос о расчетах за поставки. Он доложил, что в последнее время китайцы задерживают поставки вольфрама в расчет за предыдущие поставки оружия, ссылаясь на трудности с его добычей и перевозкой. Погашение стоимости новой партии оружия вольфрамом, по-видимому, будет затруднено. Нельзя ли договориться с ними о погашении части стоимости оружия шерстью и кожевенным сырьем. И. В. Сталин с этим предложением согласился и указал, чтобы китайцы завозили шерсть и кожевенное сырье в новый пункт сдачи оружия — Хами, а А. И. Микоян проследил, чтобы ни одна военная машина не уходила из Хами порожняком, а загружалась этим грузом.

Затем К. Е. Ворошилов поставил следующий вопрос. Из того оружия, что мы ему даем, Чан Кай-ши ничего не дает 8 Народной Армии Чжу Дэ (ею руководили противники генералиссимуса — китайские коммунисты.— "История"), и, обращаясь ко мне, спросил, как можно организовать снабжение Народной армии помимо Чан Кай-ши. Я доложил, что использовать для снабжения Чжу Дэ синьцзянскую трассу не представляется возможным, так как это сразу станет известно Чан Кай-ши. Надо изучить вопрос о возможности снабжения ее через Монголию. Для этого придется создать базу где-то на юге Монголии и перебрасывать оттуда оружие и боеприпасы на самолетах "ТБ-3". В районе Яньани построена взлетно-посадочная полоса, на которую наш "ТБ-З" садился. Ее надо будет только расширить. Однако и в этом случае вряд ли удастся скрыть такую операцию от разведки Чан Кай-ши, ведь от южной границы Монголии до Яньани более 600 километров. Наилучший вариант был бы, если бы 8 Народная армия сумела передислоцировать часть своих сил к границе МНР. Тогда поставку ей оружия на верблюдах и быках можно организовать беспрепятственно. Выслушав доклад, И. В. Сталин поручил этот вопрос тщательно проработать с тем, чтобы к нему вернуться. (В силу ряда обстоятельств вопрос о снабжении армии Чжу Дэ не был решен).

В заключение И. В. Сталин сказал, чтобы все распоряжения по операции с оружием для Китая отдавались только устно. По линии гражданской — лично Микояном, по линии военной — Мерецковым.

— Никаких бумаг по этой операции не писать,— повторил он дважды.— Контроль за выполнением принятых решений возлагается на Микояна и Мерецкова.

Обращаясь к Ф. И. Голикову и ко мне, И. В. Сталин добавил: кроме вас двоих, никто об этой операции не должен знать. Я вынужден был доложить, что мне необходимо привлечь для этой работы часть аппарата своего отдела. И. В. Сталин разрешил, но список командиров, привлекаемых для этой работы, должен утвердить т. Мерецков. Когда мы с Ф. И. Голиковым попрощались и уходили, И. В. Сталин вновь повторил нам, что об этой операции никто, кроме нас, не должен знать.

Публикация Евгения Жирнова