Выборы восьмого президента Пятой республики вышибли из французской политики двух бывших президентов и трех бывших премьеров, по ходу похоронив партии, которые правили страной около полувека. Решающее голосование - 7 мая. Перед ним неясно одно: кто же в конце концов установит свой флаг на всех этих руинах?
Первое место в первом туре выборов Эмманюэлю Макрону принесли избиратели 15 крупнейших городов Франции: до того как подсчитали их голоса, он шел вровень с Марин Ле Пен
Фото: REUTERS/Emmanuel Foudrot TPX IMAGES OF THE DAY, Reuters
Знакомая журналистка из парижской газеты Le Monde вывела для этой кампании формулу, которая имеет все шансы запомниться. Когда наблюдаешь за этими танцами на вулкане, сказала она о гонке, иногда кажется, что смотришь фильм Квентина Тарантино.
Впечатление и в самом деле такое, будто сценарий фильма категории "B" отрабатывается, причем сразу на публике. Схема такая: едва тот или иной персонаж начинает потихоньку выдвигаться на первые роли, как в него кто-то всаживает патрон типа "магнум" из большущего револьвера — так, чтобы было как можно больше дыма и грохота. Бац! — и фаворит на земле. Некоторые избиратели горько рыдают, но большинство аплодирует: кто на новенького?
Фавориты поскользнулись на праймериз. Раздражение на пятилетки Саркози и Олланда вело к тому, что страна пачками отправляла в утиль цвет политического класса — бывших президентов, премьеров, министров. Перемен хотели немедленно
Не сговариваясь, французы как будто задались целью превратить десятые выборы главы Пятой республики (Франсуа Миттеран и Жак Ширак получили от нации по два мандата) в игры на выбывание. Многие считают, что и сама Пятая республика при смерти — "сшитая под де Голля" Конституция 1958 года "великовата" для нынешних кандидатов, почти все норовят "перешить" ее под себя. А комментаторы соревнуются в веселых диагнозах: "танцы на вулкане", "большая постирушка", "все вверх тормашками"...
Между бунтом и революцией
Так что это за игра и почему в нее так азартно включилась вся Франция? Что за странный артхаус в момент, когда по примеру Америки, изумившей мир результатами своего последнего волеизъявления, одна страна за другой делает стратегический выбор? Всюду он формулируется по-разному, но, в общем, все больше просматривается: в будущее ведут два пути — либо все более бездушная, но эффективная глобализация, помноженная на формализованную толерантность; либо все более массовое и от безнадежности агрессивное желание вернуться к национальным корням, политикам, производству.
Для Франции, шестой экономики мира (вторая в ЕС), где такого рода развилки в развитии всегда формулировали идеологично и ярко, этот выбор мучителен, тем более что паузы невозможны: еще одного Франсуа Олланда — этого "президента утраченного времени", как его метко припечатали в родной прессе — стране просто не пережить. Глава государства, одним из первых вопросов которого при въезде в Елисейский дворец в 2012 году был вопрос "Как можно незаметно отсюда выйти?" (не знавшие тогда о его новой пассии, актрисе Жюли Гайе, сотрудники год пребывали в шоке),— так вот, пять лет спустя президент, кажется, нашел нужную дверь. Он ушел незаметно, так и не объяснив французам, зачем приходил.
Франсуа Олланд — первый президент, решивший не выставлять свою кандидатуру на переизбрание. При нем реформы то начинались, то прекращались, они были то в пользу бедных, то за их счет, что не мешало ему оставаться неформальным лидером соцпартии, которая по итогам всех этих маневров окончательно потеряла свой левый смысл. Итог: к этой весне в ЕС, от Испании до Германии, кризис потихоньку сменяется экономическим ростом, а уходящий президент, так и не обеспечив подъема, вдохновенно торгуется с Евросоюзом о том, как засчитывать бюджетные показатели.
Пожалуй, главный итог его руководства — самовоспроизводство. Политика, более похожего на Франсуа Олланда, чем его бывший советник и министр экономики Эмманюэль Макрон, ныне фаворит второго тура выборов, было бы трудно найти. С той поправкой, что ученик превзошел учителя: он, похоже, тоже без свойств, но умеет подавать это не как аппаратный талант, а как знамение времени. Не случайно за ним не партия родом из Рабочего (Второго) интернационала позапрошлого века, а как сейчас модно — Движение. Многие, впрочем, считают, что точнее "Вперед!" Макрона определяет другая формула — "электоральный стартап".
Как бы то ни было, принципиальный вопрос это не отменяет: как же так вышло, что на кону — судьбоносный выбор лидера и стратегии на ближайшую пятилетку, а избиратель отплясывает "цыганочку с выносом", отвергая одного за другим претендентов на спасение нации?
Однозначный ответ в предвыборном угаре вывести трудно, но у аналитиков, способных подняться над сюиминутным раскладом, все чаще проскальзывает тревожная интонация — господа, а вам не кажется, что в воздухе носится что-то вроде созыва Генеральных Штатов, как накануне той революции, что снесла у нас с вами монархию два с лишним века назад?
Только не надо про популизм, про Frexit (выход Франции из ЕС на манер Великобритании) или "прецедент Трампа" — все это не более чем симптомы протеста. Люк Рубан, директор Национального центра стратегических исследований Франции и автор исследования "Демократия между своими", уверен: корни недовольства в другом. Они — в реакции масс на приватизацию элитами демократии, постов, развития, общественного мнения. Не случайно опросы показывают, что с 1995 года голосование за "Национальный фронт" смещается в малые города, сельские коммуны и пригороды — ту Францию, которая чувствует себя отрезанной от принятия решений, перспектив, услуг, занятости, удобной инфраструктуры.
В том же контексте следует прочитывать и результаты первого тура нынешних выборов главы государства во Франции: "кандидаты системы" (республиканец Франсуа Фийон, центрист Эмманюэль Макрон и социалист Бенуа Амон) собрали столько же голосов, сколько и полдюжины "антисистемных кандидатов". Формула протеста по типологии разная (от ура-патриотического у Марин Ле Пен до чегеваристского у Жан-Люка Меланшона), но суть одна: представительная демократия не работает, потому что представительство заблокировано профессионалами от политики, бизнеса и медиакратии. Нужна прививка — то ли авторитаризма (как при де Голле, когда государство нивелировало неравенства), то ли гражданского общества в виде прямой демократии, то ли чего-то еще, что еще не придумали. А пока, будьте любезны, скан Франции на сегодня: по итогам первого тура это четыре полюса, представленные четырьмя кандидатами, взявшими примерно по 20 процентов каждый.
Все так, но... Мы же не первый век живем в этом мире, проницательно напоминает публицист Жан-Франсуа Кан: не забывайте, что и ту нашу революцию, в 1789-м, начали элиты, привилегированные — стоило королю и народу после созыва Генеральных Штатов (собрания всех сословий) попытаться заставить их платить налоги наравне с остальным населением. Кстати, и тогда в ход пошла идея прогресса — философия Просвещения, только, уточняет Кан, в отличие от идеи глобализации, она еще не породила униженных и оскорбленных в таком количестве. Потому, собственно, и объединяла.
В самом деле, а не в этом ли злоба дня? Если с тем, какую Бастилию на сей раз свергать, можно определиться по ходу дела, то вопрос о том, чем объединить страну, расколотую на четыре почти равные части, безусловно, центральный. По крайней мере, в неделю перед финальным голосованием.
Банановая кожура праймериз
Все фавориты этих выборов, продолжая сравнение Рафаэль Баке из Le Monde, поскользнулись на праймериз. Казалось бы, с какой стати? Да и что может быть демократичнее, чем эта проба голоса избирателя на американский манер? Все построились, выдали на-гора программы, показали себя в телешоу — и народ пусть решает: останется только один, лучший из лучших. Ничто вроде бы лучше не соответствовало духу этой кампании: страна жаждала обновления, негодуя при одной мысли о том, что ее снова заставят выбирать между бывшим президентом (Саркози) и действующим (Олландом), а потому на этом пробном голосовании больших партий выдала мандаты тем, кто был на них решительно не похож.
Итог оказался убийственным: раздражение на пятилетки лихорадочной активности Саркози (2007-2012) и мучительного бездействия Олланда (2012-2017) привело к тому, что страна пачками отправляла в утиль цвет своего политического класса — бывших президентов, премьеров, министров. Перемен захотели немедленно, сразу, не дожидаясь больших выборов. Правые избиратели в итоге объединились вокруг самого жесткого реформатора из возможных — экс-премьера Франсуа Фийона (он, по сути, замахнулся на систему администрирования экономики), что обрезало возможность бороться за голоса центристов в ходе национального голосования. Избиратели социалистов — вокруг Бенуа Амона, ушедшего из правительства в знак протеста против либеральных реформ (важно отметить — Макрона) и сторонника налога на продукцию роботов. Даже экологи и те прокатили своего лидера Сесиль Дюффло, после чего и вовсе растворились в кампании.
При этом проигравших не инкорпорировали, как раньше на партийных съездах, после которых правые (голлисты, ныне республиканцы) и левые (социалисты) дисциплинированно выстраивались за кандидатом: их теперь выносили, а раздраженный аппарат мстил. Едва социалисты избрали своим кандидатом Амона, как сановники Олланда один за другим стали давать понять, что он им не по сердцу. Тогда в рост и пошел Макрон, который от праймериз воздержался.
Вместо того чтобы оттолкнуться от праймериз как от трамплина, победители один за другим скользили на них, как на банановой кожуре. Победу во внутрипартийной борьбе обесценивал раскол в родной партии, а борьба за симпатии всех избирателей превращалась в своего рода постоянный кастинг, и он, как в шоу, мало-помалу делал победителей уязвимее проигравших. Когда по Фийону, чей рейтинг в декабре-январе взлетал как ракета, бахнул скандал с сомнительными заработками его супруги (в ту пору, когда сам он был депутатом парламента), стало ясно: от кандидата отворачиваются свои и номинация в праймериз может быть девальвирована, причем без всякого голосования. Во Франции депутатам не запрещено нанимать в качестве сотрудников родственников (по статистике Le Monde, до 20 процентов сейчас так и делают), но это же шоу! Как можно верить в программу спасителя нации, который собирается увольнять сотни тысяч лишних госслужащих, но давал в бытность депутатом подработать жене за счет Республики? Не помогли ни аргументы в пользу программы его реформ, ни возмущения в связи с "вмешательством судей в политику", ни воспоминания о том, как предыдущие президенты оплачивали куда большие траты жен и детей за казенный счет. Сеть заполонили шуточки вроде того, что "Фийон — второй работодатель страны после SNCF (Национальных железных дорог Франции.— "О")", и политик погиб. Стало ясно: он дойдет до конца дистанции, но не выиграет. И скорее всего уйдет.
"Я не помню такой исступленной кампании",— признался по ходу праймериз видавший виды социалист Жан-Люк Меланшон. Впрочем, он-то как раз по ходу кампании ее нерв уловил и на вражеские шоу ответил собственным — грозные обличения элит, империализма и медиакратии на оперативно созданном канале в YouTube, где в своем френче он все больше напоминал Дантона и Робеспьера, разогнали его популярность за считанные недели. В правой прессе его так и прозвали: "Максимилиан (имя Робеспьера.— "О") Ильич Меланшон". Как ни поразительно, но это может оказаться прозрением. На обломках соцпартии, которой брошенный соратниками Амон принес всего 6 процентов, Меланшон провел блестящую кампанию: у него в итоге 19,6. Это явно шанс приступить к созданию новой партии и собрать в нее поклонников всех революционных наследий, знаменующих несогласие с ценностями глобализации, в которых практически бесследно растворяется французская элита последних лет. Другое дело, что это и верный знак кризиса Пятой республики: генерал де Голль придумывал ей Конституцию, при которой такие крайности были бы исключены.
Ну а общий вывод из французской премьеры праймериз невеселый: не высовывайся, иначе снесет! Не суть важно, что и кто именно — месть партийного аппарата, игры медиа, козни конкурентов, интернет-молва, прессинг Брюсселя или Вашингтона (грозные русские хакеры по мере побед Макрона выбыли из набора, но к моменту его финальной дуэли с Марин Ле Пен вновь объявились). Проиграли те, кто шел на выборы с открытым забралом, с вынесенными на обсуждение программами — оказалось, не тот формат. Зато проскочили те, кто быстрее других адаптировался к играм по новым правилам или сознательно шел на политический эпатаж. А победит тот, кто соберет больше осколков, на которые после первого тура голосования раздробилась Франция.
По первым полосам парижских газет нетрудно понять, кто из двух претендентов на пост главы государства пользуется наибольшей симпатией
Фото: AP
Ужин в «Ротонде» и бал в спортзале
Фийон все-таки не удержался. На своих последних теледебатах он тоже ответил по новым правилам, обронив в адрес удачливого конкурента вместо привычных голлистских тирад реплику, тут же ставшую интернет-мемом: "Эмманюэль Олланд". Теперь мем расклеен по всему Парижу. С ним Эмманюэль Макрон, голосовать за которого во имя "единого республиканского фронта" призвал и отверженный лидер республиканцев, идет на схватку с "фронтом Национальным".
Чем бы ни закончился этот бой, последним и решительным он не станет. Впереди — еще и третий тур, выборы в Национальную ассамблею 11 и 18 июня, который будет крайне важен для финалистов президентской гонки (мандат президента во Франции постепенно ослабляется в пользу парламентского) и весьма непрост для обоих. Не секрет: у "Нацфронта" всегда были проблемы с тем, чтобы проводить депутатов в парламент (против них объединяются все политики на местах). А для "Вперед!" Макрона это и вовсе премьера. Учитывая, что на этом этапе сторонников Ле Пен и Макрона будут поджидать укорененные на местах партийные структуры, которые они только что выбили из президентской гонки, легкой прогулки точно не ожидается. В связи с чем весьма актуален вопрос о том, насколько, в принципе, управляемой выйдет Франция из всей этой избирательной эпопеи.
Макрон на протяжении двух последних лет изо всех сил старался не выглядеть фаворитом — таков был стиль. Зато теперь, перед вторым туром, придется раскрыться: как-никак он и есть тот "республиканский фронт", который противостоит "крайне правой угрозе".
Иными словами, ему предстоит сделать то, что учил не делать учитель Олланд, в свое время шагнувший в президенты с поста первого секретаря соцпартии, как сам Макрон шагнул в большую политику с поста замсекретаря его президентского аппарата. Как это получится у стартапера, в штабе которого при видимости внешней открытости (на беджах сотрудников, скажем, пишут лишь имена, без фамилий) царит атмосфера суперсекретности? Стало известно, к примеру (утечки все же пошли), что все телефонные разговоры в штабе разрешено вести исключительно по WhatsApp (чтобы исключить прослушку). А ни один принципиальный вопрос без лидера не решается. К таковым, безусловно, относится и вопрос о том, как отбирать тех, кому предстоит в июне бороться за парламентские мандаты для нового движения.
Это, кстати, может стать целой историей: первоначальные кандидатуры числом 14 тысяч отобрали по интернету (достаточно было прислать заявку). Чтобы представительство в парламенте было весомым, отобрать предстоит несколько сот, однако пока утверждены лишь 14, что явно чревато лихорадочной гонкой на финише. Тем не менее вопрос с переводом активистов "Вперед!" из виртуального качества в реальное все откладывается, видимо, чтобы не раскачивать лодку до второго тура: кто его знает, какой будет реакция интернет-выдвиженцев, которых поманили постами в Движение, а потом отвергли в пользу других?
Это, впрочем, далеко не единственная проблема "Вперед!", которому постоянно предсказывают крах из-за отсутствия внятной концепции. Противники называют его "мыльным пузырем". Однако стараниями своего создателя "пузырь" этот не только не лопнул, но, наоборот, раздувается. Как уверяет, к примеру, профессор Жан-Мишель Сервет из женевского Высшего института международного развития, удержание на плаву в данном случае и есть концепция. Согласно теориям известного социолога Зигмунта Баумана, она идеально соответствует новому состоянию общества — "текучей современности", в которой все постоянно меняется, и нет смысла пытаться уловить смысл — он в том, чтобы адаптироваться к переменам, отбирая лучшие и наиболее перспективные из них по мере поступления. Как те же кадры — по Сети, чего там смущаться. Среди идеологов "раздувающегося" движения немало банкиров и продвинутых экономистов, многие из которых пришли из команды Доминика Стросс-Кана, безвременно выбитого из политики странной историей с темнокожей горничной накануне предыдущих выборов французского президента в 2012 году. Да и "любимцем медиа" Макрона называют не просто так.
По Парижу ползут разговоры о том, как идеологи этого размытого, но удобного для оперативного управления политпроекта отмечали с Макроном успех первого тура в знаменитом кафе "Ротонда" на Монпарнасе. Место знаковое — его с начала XX века облюбовали авангардисты, от Аполлинера до Маяковского, а также революционеры (Троцкий будто бы закатывал там такие собрания, что выводили с полицией). В пику этому богемному шику "Нацфронт" Марин Ле Пен отмечал ее второе место 23 апреля в спортзале им. Франсуа Миттерана в городке Энен-Бомон (на северо-востоке Франции, в департаменте Па-де-Кале, запруженном иммигрантами, которых не пускают в Англию). В НФ тоже знают толк в шоу, а потому всю избирательную ночь гнали в эфир картинку народной Франции, которая счастлива получить своего кандидата, что и празднует с танцами и с шампанским. Можете не сомневаться: это послание получили — чем дальше от Парижа, от богемы, от элит и банкиров, тем более узнаваемой была радость.
В принципе, по раскладам, шансы Ле Пен невелики: 62 процента уже готовы голосовать за Макрона, строгий отец-основатель НФ Жан-Мари Ле Пен раскритиковал дочь за "недостаточно агрессивную" кампанию, а в "Национальном фронте", по слухам, активизируются сторонники более жесткой политики, которые в случае неудачи Марин постараются сменить руководство и линию.
Но есть и другие цифры. Ле Пен-дочь собрала в первом туре нынешних выборов 7,7 млн голосов — это на 3 млн больше, чем Ле Пен-отец в первом туре президентских выборов в апреле 2002-го против Жака Ширака. А главное — при известии о том, что глава "Нацфронта" тогда прошел во второй тур, на улицы вышло 400 тысяч протестующих. Сейчас, 15 лет спустя, сотни три бузили в Париже, и все. Это значит, что те, кто недоволен пузырем, который не лопается, или тем, что он так раздут, на второй тур могут и не пойти. Раздражение в адрес "Эмманюэля Олланда", который технично обыграл конкурентов, но не убедил подавляющее большинство избирателей, слишком просматривается. Если оно выльется в резкое падение явки 7 мая (все, мол, и так решили без нас), это может радикально поменять все расклады: в том, что отмобилизованный электорат "Нацфронта" выборы не пропустит, можно не сомневаться.
Многое зависит и от того, как выступит и сам Эмманюэль Макрон в так нелюбимой им первой роли: тут ведь ни за WhatsApp, ни за стартап, ни за чужие ошибки на праймериз не спрячешься. Теледебаты между двумя лидерами в прямом эфире назначены на 3 мая в прайм-тайм (правда, в одно время с полуфиналом Лиги чемпионов "Монако" — "Ювентус"). В ожидании очной ставки окружение лидера "Национального фронта" пристально вглядывается в туман, которым окутан любимец парижских медиа: с кем придется иметь дело? С лидером из интернета? С инвестиционным банкиром? С человеком истеблишмента? Просто с моложавым красавцем, который создан, чтобы нравиться всем? Как бы то ни было, ближайший советник Ле Пен — Флориан Филиппо определил ситуацию так: "Марин в позиции "челленджера". Но играть эту партию можно".
Макрон изо всех сил старался не выглядеть фаворитом. Зато теперь, перед вторым туром, придется раскрыться: как-никак он возглавляет "республиканский фронт", который противостоит "крайне правой угрозе"